Читать интересную книгу Хвала и слава Том 1 - Ярослав Ивашкевич

— А вы не ходите туда, пан Янек, — крикнула Дорця, — останьтесь с нами. Пан Людвик водки принес.

— Я водку не пью, — угрюмо ответил Янек, но присел к кухонному столу.

— Так я вам и поверил, — рассмеялся улан, — у вас там, на Воле, водка прямо по водосточным трубам течет.

Янек пожал плечами.

— Что-то я не видел там ни водки, ни водосточных труб, — сказал он.

Текла поставила перед юношей тарелочку со свежим хворостом.

— Что у вас здесь нынче, бал, что ли? — спросил Янек, даже не поблагодарив за угощение.

— У нас всегда бал, когда пан Людвик приходит, — вмешалась Дорця.

Людвик тем временем разливал водку в только что вымытые хрустальные рюмки. Кухарка выпила, утерла ладонью губы и закусила кусочком хлеба. К хворосту она и не притронулась, питая глубокое отвращение к блюдам, которые готовила своими руками.

— Дома никого нет? — спросил Янек.

— Молодая в театр пошла, — откликнулась Дорця, — а старуха отправилась на ужин к сестрам-каноничкам.

— Вот как мыши веселятся, когда кошки не боятся, — заметил Людвик.

Янек все же выпил рюмку, съел несколько кусочков хвороста, а потом встал.

— Пойду к отцу, — сказал он.

Он спускался по лестнице неторопливо, зная, что дома никого нет. В который уж раз остановился у гобелена: изображение Лота с дочерьми, как всегда, покорило его; сегодня он мог повнимательней присмотреться к дочерям. Одна из них была вышита серым, другая — розовым. Наконец он постучал в дверь отцовской каморки.

Старик выпрямившись сидел на маленьком стуле и, высоко подняв довольно толстую книгу, читал при слабом свете лампочки, висевшей под потолком. Другого освещения здесь не было. Он посмотрел на сына поверх очков в стальной оправе и снова погрузился в чтение. В руках у него был «Граф Монте-Кристо» Дюма.

Янек подошел к отцу и поцеловал его в щеку. Потом опустился на койку, заскрипевшую под его тяжестью.

Станислав неохотно отложил книгу.

— Ну, как там у вас? — спросил он. — Как мать?

— Да ничего, здорова, только устает сильно.

— Дети вернулись из школы?

— Вернулись.

— Обедал?

— Обедал.

Минутку помолчали.

— Я хотел вам кое-что сказать, — нерешительно начал Янек.

— Ну, что?

— Да вот хотят, чтобы я поехал в Силезию.

— В Силезию? В Сосновец, что ли?

— Еще дальше.

— Хотят? Кто хочет?

— Ну, из партии. Туда посылают стоящих ребят!

— А зачем?

— Будто вы не знаете. Плебисцит там должен быть.{71}

Плебисцит, плебисцит. Знаю, старая княгиня рассказывала. Такой же, наверно, будет, как на Мазурах{72}. Думаешь, нет? Два раза уже начинали…{73} Ну и что получилось?.. Ни черта…

— Вот как раз и хотят, чтобы на третий раз лучше вышло. Там, говорят, немцы наших бьют… такие штучки откалывают…

— Сказали тебе, когда ехать?

— Нет еще.

Старик положил очки на стол и всем корпусом повернулся к сыну. В глазах у него забегали злые огоньки.

— Зачем ты ко мне приходишь с этими разговорами? Можно подумать, что ты отца слушаешься. Совсем от рук отбился за те годы, что меня не было, а теперь делаешь вид, что тебе нужен мой совет. Я тебе не советчик. Все сам себе выбрал: и ремесло, и партию, и все такое… Жениться будешь — и то меня не спросишь. Известное дело. Мать тебя так воспитала.

Янек нахмурился.

— Мать трудилась как вол, чтобы нас прокормить. А ты у графов на легких хлебах отсиживался. Думаешь, не знаю? Ты из меня хотел бы такого же холуя сделать, но у меня своя голова на плечах. Не бывать тому, чтобы я за графами ночные горшки выносил.

Старик с трудом сдерживал злость.

— Горшков я не выношу, а профессия у тебя была бы первоклассная, если бы меня послушал. Ведь ты любого графа за пояс заткнешь. Парень с виду хоть куда…

— Вот именно, — пробурчал Янек, — в самый раз для княгини.

Станислав побагровел и стиснул кулаки.

— Замолчи! — прошипел он.

Янек умолк и уставился в стену, комкая шапку в руках. Старик взял замшевый лоскуток, лежавший на столе, и старательно протер очки. Прошла еще минута.

— Ну так как же, отец? — примирительно спросил Янек. — Ехать?

— Откуда мне знать? Думаешь, я что-нибудь смыслю в этих делах?

— Столько разъезжал по свету и ничего не смыслишь, — пренебрежительно заметил Янек.

— А ты как думал? Пыль — она везде одинакова; и в Палермо, и в Риме, и в Михайлове, да вот хоть бы и здесь, на Брацкой. А я по всему свету только и видел, что пыль и дворцы, двери графам открывал да вино наливал. Всюду одинаково. А ты говоришь, легкий хлеб…

— Ну и не так чтобы очень тяжелый, — с издевкой сказал Янек.

— Легкий хлеб, да поперек горла встал, — сказал Станислав и, надев очки, посмотрел на свет, чисты ли стекла.

Снова наступила пауза.

— Ладно, я пошел, — проговорил наконец Янек, — а в Силезию я все-таки запишусь.

— Делай, как знаешь, — махнул рукой отец.

В это мгновение послышался звонок.

— Наверно, старуха пришла, — сказал Станислав. — Молодым из театра рановато.

Он с хрустом выпрямил спину, расправил фалды синего фрака и направился к парадному входу. Дверь каморки осталась открытой. Янек заколебался, оставаться ему или улизнуть, пока отец открывает парадную дверь. Когда он все же решил уйти, было поздно; в вестибюле Станислав снимал пальто с княгини Анны. Княгиня заметила Янека.

— О, это твой сын, Станислав, — сказала она. — Ну-ка, покажись, мой мальчик.

Янек подошел к старухе и поцеловал ей руку. Княгиня погладила его по голове.

— Красивый малый, — сказала она Станиславу. — А чем он занимается?

— На заводе работает, у Лильпопа, — неохотно ответил лакей.

— Да, жаль, конечно, мальчик уж очень хорош собой, — улыбнулась княгиня и ступила на лестницу.

Покрасневший до ушей Янек стоял, опустив глаза. Когда княгиня шагнула на лестницу, он посмотрел ей вслед. Она напомнила ему жену Лота, обращаемую в соляной столп.

Станислав подошел к лестнице.

— Прошу прощения, княгиня, они хотят послать его в Силезию. Может быть такое?

Княгиня задержалась на минутку, оперлась на свою трость и посмотрела на Янека, словно удивившись.

— В Силезию? — повторила она. — Гм, это интересно.

— Против немцев, — пояснил Станислав.

— Думаю, что это хорошо, — сказала княгиня, немного смутившись. — Пусть едет. Немец силен, шельма (княгиня позволяла себе такие выражения, говоря с теми, кого она называла «the mob»[40]. Чем больше у него урвут, тем лучше.

Янек набрался храбрости.

— Для кого лучше? — спросил он.

Княгиня с улыбкой посмотрела на юношу, явно любуясь его внешностью.

— Лучше для нас, поляков, — медленно проговорила она и добавила: — Только смотри, чтобы тебя не убили. И тебя жаль, и отец будет горевать.

И, повернувшись к Станиславу, княгиня спросила:

— A propos, Станислав, ты столько лет служишь у нас, а я даже не знаю твоей фамилии.

Станислав отвесил поклон.

— Вевюрский, с вашего позволения.

— Ах да… так вот, пан Вевюрский, — она сделала неопределенный жест рукой, — и вас жаль, и отец бы очень горевал.

Княгиня быстро поднялась на второй этаж и скрылась за портьерой.

Янек со злостью хлопнул шапкой о перила и, не попрощавшись с отцом, взбежал наверх. Проходя через кухню, где царило веселье, он крикнул всем «до свиданья» и, спустившись по черной лестнице, вышел на улицу, где уже совсем стемнело.

XII

Два эскадрона 246-го уланского полка (нумерация полков была тогда совершенно фантастическая) лихим броском заняли под вечер Луцк, и только на следующее утро в разрушенный городок прибыл штаб дивизии. Кое-где еще курились догоравшие дома, а на рыночной площади вовсю полыхал большой еврейский дом, видимо недавно подожженный. Штаб остановился в самой крупной гостинице на главной и, собственно говоря, единственной улице города. Поручик Ройский, квартировавший в доме при кафедральном соборе, получил через нарочного приказание немедленно прибыть в штаб. Не имея никакого представления о том, зачем он мог понадобиться, Ройский отправился туда неторопливым шагом, волоча за собой шашку и позванивая шпорами. По дороге он встретил Горбаля, с которым на протяжении последних недель виделся довольно часто, так как Горбаль был прикомандирован к этому же полку. Валерек улыбнулся ему и по-приятельски помахал рукой, на что Горбаль ответил натянутой улыбкой и тотчас же отвернулся с весьма недоброжелательным выражением лица. Ройский еще ничего не понимал.

Когда он пришел в гостиницу, его немедленно пропустили в ресторан, где находился кабинет подполковника Мирского. В комнате, кроме подполковника, никого не было. За окном сновали связисты, тянувшие телефонные провода. Несколько аппаратов уже стояло на большом обеденном столе, который сейчас служил подполковнику столом письменным. Валерек доложил о своем прибытии. Подполковник Мирский, светлолицый высокий блондин, поднял близорукие глаза, внимательно и испытующе посмотрел на Ройского поверх бумаг, разложенных на столе, и снова углубился в чтение. Валерек молча стоял у стола. Наконец подполковник отложил документы, разгладил их ладонью и опять посмотрел на вытянувшегося перед ним молодого человека. Валерек был очень красив: стройный, смуглый, густая грива черных волос над загорелым лбом, армянский нос и мягкие, чувственные губы. Подполковник не без интереса разглядывал молодого офицера.