Читать интересную книгу Земля Родная - Дмитрий Лихачев

В фольклоре в конце XIV – XV вв. начинается объединение отдельных русских былин, существовавших и ранее, вокруг киевского князя Владимира Красное Солнышко, ставшего как бы символом Руси. В архитектуре и живописи также совершается обращение к традициям эпохи национальной независимости. В цикле произведений, посвященных Куликовской битве, тайже ощущается это обращение к эпохе национальной независимости. Создается "Задонщина", которую следует рассматривать не только как простое подражание "Слову о полку Игореве", но как бы своеобразный ответ на это произведение. "Задонщина" исполнена идеей реванша за поражение Игоря Святославича на Каяле; поэтому многие из образов "Слова" имеют в "Задон-щине" обратный смысл: то, что относилось в "Слове" к поражению русских, теперь отнесено к поражению татар, то, что относилось к победе половцев, теперь в "Задонщине" отнесено к победе русских. Солнечное затмение, провожавшее выступление в поход русских войск в 1185 г., теперь в 1380 г. сменилось ярким сиянием солнца, которое сопровождает выступление в поход русских войск, и,т. д. "Задонщина" в свою очередь повлияла своею образностью на "Сказание о Мамаевом побоище" и осветила его своим поэтическим сиянием. Но отдельные фрагменты поэтической системы "Слова о полку Игореве" оказываются и в том произведении, которое с очевидностью предшествовало и "Задонщине" и "Сказанию о Мамаевом побоище" – на краткой летописной повести о Донской битве.

Куликовская победа в вехах русской истории

Значение Куликовской битвы никогда не терялось в последующие века. Каждая новая победа над монголо-татарами вызывала новый подъем интереса к этому первому акту свержения чужеземного ига, Этот новый интерес поднимается к концу XV в. в связи со знаменитым "Стоянием на Угре" 1480 г., когда монголо-татарское войско золотоордынского хана Ахмата не решилось напасть на войска Ивана III и вековечная дань России Золотой Орде перестала выплачиваться. Иван III бросил на землю и топтал ногой ханскую "басму" – знак, который хан вручал своим послам в удостоверение их полномочий.

Новый подъем интереса к Куликовской битве и к русской истории в целом вызвало в середине XVI в. присоединение к Русскому государству Казанского и Астраханского царств.

Освобождение от чужеземного ига русского народа создало предпосылки для дружелюбного отношения между народами, входившими в состав Русского государства. Татарская знать, приезжавшая на службу к русским князьям, сохраняла свои титулы и получала те же привилегии, что и русская. Многие русские знатные роды во все последующие века вплоть до XX в. гордились своим татарским происхождением. Татарские купцы свободно торговали по всей территории Русской земли. Татарские воины служили в русских войсках. После присоединения Казанского ханства русский книжник составляет "Казанскую историю" – историю Казани и ее присоединения, в которой отдает дань уважения мужеству оборонявших Казань татар и с лирическим чувством пишет о горе казанской царицы Сююмбеки. Ни в это, ни в предшествующее время ненависть к чужеземному игу как таковому никогда не переходила в русской литературе в чувство расового или национального превосходства над любым из народов, входивших в государственное объединение Золотой Орды. Во всей древней русской литературе нельзя найти ни одного случая, при котором можно было заподозрить русского писателя в чувстве своего интеллектуального превосходства.

Куликовская победа явилась важнейшим поворотным пунктом не только в истории средневековой России, но и в ее культуре.

Возвращаясь к Блоку

Возвращаясь к циклу стихотворений А. Блока "На поле Куликовом", мы найдем у Блока и еще одно объяснение того, почему "похвала" Куликовской победе была в его сознании вековечно соединена с "жалостью". В статье "Народ и интеллигенция" Блок писал о русском и татарском станах на Куликовом поле: "Есть между двумя станами… некая черта, на которой сходятся и сговариваются те и другие. Такой соединительной черты не было между русскими и татарами, между двумя станами, явно враждебными; но как тонка эта нынешняя черта – между станами, враждебными тайно!.. Не так ли тонка эта черта, как туманная речка Непрядва? Ночью перед битвой вилась она, прозрачная, между двух станов; а в ночь после битвы, и еще семь ночей подряд, она текла, красная от русской и татарской крови".

"Жалость", столь типичная для всех русских отражений в литературе Куликовской битвы, была жалостью о напрасно для всех народов существовавшем иге, жалостью по всем погибшим в этой битве, смешавшим свою кровь в реке Непрядве.

Куликовская битва не положила еще конца золотоордынскому игу, она только предвещала этот конец, и даже для Блока она еще оставалась предвестием конца ига, ига царизма, порожденного чужеземным рабством с его развращающей силой. Однако уже в XIV в. было ясно, что самое страшное иго – иго чужеземное пришло к концу, что время Золотой Орды истекло, что конец Золотой Орды освободит Русь и все подвластные народы. Золотая Орда держала под игом "ущербной луны" не только Русь, но и все вовлеченные в ее тираническое могущество степные народы.

Как это ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но Куликовская битва предвещала освобождение всех народов – и тех, что подвергались тирании наскоро сколоченного военного государства – Золотой Орды, и тех, что были ввергнуты в нескончаемые захватнические войны.

Каким образом хищнический характер Золотоордынского государства отрицательно сказывался на ее собственном развитии – может дать представление следующий пример. Перед своим походом на Москву Мамай разослал по своим улусам строгое повеление прекратить все сельскохозяйственные работы за их ненадобностью: "ни един из вас не пашите хлеба, да будете готовы на русские хлебы". Доходы, не основанные на труде, мешали хозяйственному и социальному развитию племен, входивших в основной костяк Золотоордынского государства. Золотоордынские племена не принесли с собой ничего самостоятельно ценного, кроме той культуры, которую они сами восприняли от Ислама.

И вот, подобно тому как орды Батыя пришли "из нечести" – неизвестно откуда, так и сам хан Мамай погиб, согласно сказаниям о Мамаевщине, "без вести". Орда оставила по себе злую память и жалость не только по погибшим в борьбе за независимость, но и по иссушающим душу всех народов Восточно-Европейской равнины долгим и томительным годам.

"Взошла и расточилась мгла".

Слово о Киеве

Когда князь Олег, прозванный Вещим, сел в Киеве на княжение, он сказал, как пишет летописец: "Се буди мати градом русьским". Этим он утвердил значение Киева как столицы всей Русской земли – от Ладоги и Новгорода на севере и Полоцка на северо-востоке до Тмутаракани на Черном море, от Карпат на западе до Волги на востоке.

"Мать городов" – это именно "столица", метрополия. Но "мать городов русьских" имеет и другое значение, специфически древнерусское [Под словом "древнерусский" здесь и в дальнейшем мы имеем в виду принадлежность Руси общей восточнославянской народности в хронологических пределах примерно до середины XIII века. Слово "Русь" было самоназванием восточнославянской народности на территории, ею занимаемой]. Киев породил многие города, основанные киевскими князьями и частично названные в честь этих князей – Владимир на Клязьме, названный по имени Владимира Святославича, и Владимир Волынский – в его же честь, Ярославль на Волге – в честь Ярослава Мудрого. А затем – Изяславль, Всеволож, Глебль, Кснятин, Василев, два Юрьева (один на Чудском озере, другой во Владимирской земле)…

Одной из княжеских забот было основание городов как укрепленных пунктов и административных центров. Укрепленную полосу городов строил против степи на юге от Киева уже Владимир I Святославич. И сам он, и его преемники строили также города на северо-востоке и на юго-западе Русской земли. Насколько быстро и интенсивно шло строительство городов, можно судить по следующим цифрам, приведенным в свое время академиком М. Н. Тихомировым: для IX – X веков летописи упоминают 24 русских города, в XI веке упомянуто уже 88 городов, в XII веке летописи называют еще 119 новых городов, а в XIII веке – до Батыева нашествия, т. е. за одну только треть века, – еще 32 новых города.

Несмотря на постоянно возникавшие с XI века попытки к политическому обособлению отдельных княжеств, несмотря ни на что, Русская земля на всем своем огромном пространстве никогда полностью не утрачивала своего единства вплоть до Батыева нашествия и установления Ордынского ига.

Единство Русьской земли крепилось разными путями. Русь-ская земля находилась в политической власти единого княжеского рода. И хотя князья враждовали, но не сидели только в одном княжеском столе – переходили из княжества в княжество, стремясь занять более высокое место, чтобы в конце концов попытаться достигнуть золотого киевского стола. Следовательно, Русьская земля была для них единой. Единой она была и для русьской церкви с Киевом во главе. Киево-Печерская обитель была такой же "матерью" русьских монастырей, как и сам Киев – русьских городов.