ноги на ногу, покачает головой и скажет: «Нет, Ди, я остаюсь, потому что я уже слишком много раз уходил», но он этого не сделал. Арчи действительно ушел. Оставил меня со всеми бушующими эмоциями и кричащими мыслями о том, почему я, из всех людей, должна была оказаться другой. И это стало причиной того, что мое сердце больше не могло выбирать Арчибальда Бернетта. Он ушел, вместо того чтобы остаться.
Я в отчаянии бросилась на кровать, но вместо подушки наткнулась на что-то твердое. Открыла глаза и узнала книгу, которую ранее сняла с полки. Она все еще была открыта. Я как раз собиралась сердито отбросить ее в сторону, когда мой взгляд зацепился за одну строчку.
Эти ночи также называли горящими башнями Эдинбурга.
Нахмурившись, я осмотрела книгу со всех сторон, размышляя, почему эти слова показались мне такими знакомыми.
Горящие башни.
Эдинбург.
А потом пелена спала с моих глаз.
Стихотворение.
Эмилль
Прошли целые сутки с тех пор, как мы с Элин вошли в Неописуемую Область Мертвых лесов и слепая женщина пропала. Канул в Лету целый день, а Тираэль все еще не пришел за мной. Что-то было не так, и я предположил, что это, весьма вероятно, происходило из-за возвращения Хелены. Мы с Ти по очереди дежурили возле молодой женщины, охраняя ее. Иногда помогали Дидре, Иззи, Силеас или Камрин, редко Баба Грир, но в основном это была работа нас двоих. Это означало, что на охрану он должен был выступить давно – Тираэль не мог не заметить ее отсутствия. А это, в свою очередь, означало: его там не было. Несколько часов назад я ожидал, что Ти войдет в дверь моего коттеджа и собственноручно отрубит мне голову, но и этого не произошло.
– Можно мне шоколадное молоко, папа?
Я поднял глаза. Элин, закутанная в одеяло, сидела на другом конце дивана и листала книжку с картинками, где был изображен поросенок в шерстяной шапочке. С этими широко раскрытыми глазами и детским личиком она казалась такой невинной. Такой совершенно послушной.
Эта девочка – первое рождение черного проклятия. Проклятие, которое также паразитирует на твоем друге, забирая его жизненные силы.
Что, черт возьми, связывало ее с Тираэлем?
– Папа?
Я моргнул.
– Мне очень жаль, но у нас его больше нет.
Элин насупилась.
– Нет шоколадного молока?
– Нет. Но есть попкорн, если хочешь. – Мой взгляд метнулся к бедно обставленной небольшой кухне. В миске с фруктами я обнаружил что-то желтое и сморщенное. – И, хм, банановое молоко?
– Ладно. Прошлой ночью мне приснилась зебра, – сказала она, когда я устроил у нее на коленках миску с попкорном и поставил на кофейный столик только что сделанное банановое молоко. – Но она была маленькой и пушистой, с острыми зубами.
– Ах, да? – Мои внутренности заледенели. – И она… она говорила?
Элин бросила в рот горсть попкорна и покачала головой.
– Не. Пела.
– Пела?
– Да. «Ho-van, ho-van gorry o-go, она так и не нашла своего ребенка».
Я застыл на месте. Мурашки поползли по рукам. Лицо женщины всплыло у меня перед глазами, будто это она сидела на моем диване.
– Но… но не более того?
Элин слизала соль со своих пальцев.
– Нет.
– Какой странный сон.
Рассматривая ее, я принял решение: мне нужно поговорить с Тираэлем. Я должен спросить его про проклятие, даже если это означает, что мне придется во всем сознаться.
– Слушай, я отлучусь ненадолго, хорошо?
– Куда?
– К Бернеттам.
– Могу я пойти с тобой?
– Нет.
Разочарованная, она опустила плечи, и я быстро добавил:
– Я скоро. Никого не впускай. Если кто-то постучит, выгляни в окно, и только если это кто-то, кого мы знаем и любим, ты можешь открыть.
Элин кивнула.
Я поцеловал ее в макушку.
– Хорошая девочка.
Когда я уходил, пламя в камине полыхало. Тени на стенах передавали немое предупреждение.
* * *
Звук моих шагов терялся в переулках Тихого Ручья. Со стен полуразрушенного дома мне улыбалась первый министр. Каждый раз, когда я смотрел в ее серые глаза на плакатах, у меня сжималось сердце. На плакате крупными буквами было написано: «ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ».
Я засунул руки в карманы пальто и поднял взгляд к небу. Оставалось еще немного времени до наступления сумерек и начала охоты. Тем не менее улицы словно вымерли. Когда я миновал последний дом на улице и направился по тропинке в Хайлендс, за мусорным баком юрко скрылась крыса. Я воспользовался ветром, и тот перенес меня на несколько футов вперед, пока не доставил до кованых ворот поместья. В сером небе возвышались башни, а плакучая ива во внутреннем дворе печально свесила вниз свои ветви. Вдалеке каркнул ворон. Я прошел через двор, атмосфера которого была настолько мрачной, что я всегда задавался вопросом, собираются ли здесь мертвые души Бернеттов.
Сердце гулко забилось в груди, когда я ударил по деревянной дверной ручке в форме круглого колючего стебля. Глухой звук затерялся в жуткой тишине. Дверь открылась, и я задержал дыхание. Я, конечно, не ожидал, что передо мной окажется Тираэль… но Камрин я ожидал увидеть еще меньше.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и сердце снова подпрыгнуло. Угрызения совести разъедали мои внутренности.
– Эмилль. – Девушка вцепилась пальцами в дверную ручку, будто та была ее якорем, а на ее губах появилась робкая улыбка. – Привет.
– Привет. – Я прочистил горло. – Тираэль здесь?
На ее лице промелькнуло удивление.
– Я только что видела его. Он на собрании.
– Благодарю. – Я протянул руку и немного оттолкнул Камрин в сторону, чтобы пройти мимо нее. Она неловко споткнулась. Девушка смотрела на меня, сбитая с толку. Было видно, что ей больно. Очень больно. Я уже почти добрался до внушительной лестницы, когда до меня донесся ее робкий голос.
– Эм, что…
– Мне очень жаль, Кам. – Дерево перил ощущалось на моей ладони прохладой. – Я был гребаным засранцем, и мне никогда не следовало целовать тебя. Мне очень жаль.
Ее взгляд сверлил мою спину.
– Ты ничего не почувствовал? – прошептала она.
Только теперь я повернулся и встретился с ней взглядом. Камрин выглядела обиженной. Огорченной. Разочарованной. Это был настоящий ад, но ничего другого я и не заслужил.
– Почувствовал, – тихо сказал я. – Даже очень много чего. Но иногда правильные вещи случаются в неподходящее время.
Ее подбородок дрожал. Это было больнее любой атаки темного.
– Это из-за Иззи.
Я открыл рот, но ничего не сказал.
– Или как?
– Да.
От боли она закрыла глаза. Мой