что, оказывается, всё это время у него была вторая семья. И сын. Мальчик, который на него похож. Он его растил, воспитывал и, должно быть, любил. Так же сильно, как и меня.
В детстве я хотела иметь брата или сестру, но… не таким образом, боже. Этого капризного мальчугана я никогда не назову своим братом. Никогда.
Родители не были образцовой парой, но мне всегда казалось, что ссоры и скандалы, которые происходили между ними, случались только потому, что они слишком темпераментны. Так было с самого моего рождения. Я к этому привыкла и удивлялась, когда видела, что у других не так. Тем не менее мне всегда казалось, что мама и папа друг друга любили. После ссор всегда было бурное примирение, цветы и поцелуи. Отец восхищался маминой красотой и фигурой, говорил ей комплименты, а она оттаивала и крепко его обнимала. Это было так привычно. Больше двадцати лет вместе. Пусть и не образцовая, но моя семья.
— Скажи только одно: мама знает?
— Нет, — тут же отвечает отец.
Все остальные вопросы становятся вдруг неважными. Внутри меня плещется такая обида, что накрывает с головой. Я забываю всё хорошее: совместные праздники, путешествия, слова и поступки. Папа всегда говорил, что я его любимая дочка, принцесса. А что теперь?..
— Мне не о чем с тобой разговаривать.
— Малыш, погоди. Просто выслушай меня, ладно?
— Ты предатель!
Папа пытается притянуть меня к себе. Он хочет обнять и погладить, но я толкаю его в грудь и, сорвавшись с места, бегу в сторону выхода. Там уже ждёт такси. Как хорошо, что я его заблаговременно вызвала.
Забираюсь на заднее сиденье и прошу водителя ехать немедленно. За окном пролетают знакомые улочки, дома, деревья, а ещё цирк, кинотеатр и дворец культуры. В моём детстве мы часто бывали там с родителями. Они много работали, но все выходные посвящали мне одной.
Я прошу таксиста остановиться в начале улицы. Расплачиваюсь по счётчику, выбираюсь из нагретого салона на промозглую весеннюю улицу. Закутавшись в тёплый вязаный шарф, решаю прогуляться пешком, потому что к маме я подняться пока не готова. Мне нужно остыть. Боюсь, когда она увидит моё состояние и спросит, что случилось, я не смогу сказать ей правду. И соврать не смогу. Это он должен рассказать ей обо всём. Он, а не я.
На вид мальчику Косте года три-четыре. Получается, что всё это время отец нас обманывал и его командировки были лишь поводом побыть со своей второй семьёй. Они, должно быть, тоже нуждались в его внимании и заботе.
У подъезда останавливается папин автомобиль. Он выбирается на улицу и идёт в мою сторону. Выглядит взволнованным и нервным. Боится, что я всё расскажу маме? В голове крутятся одни и те же вопросы. Почему? За что? Как он мог?
— Никуш! Ну, ты куда умчала?
— Мы с мамой собирались заказать суши. Не волнуйся, я ничего ей рассказывать не стану. Это сделаешь ты!
Он тяжело вздыхает и достаёт из кармана пачку сигарет. Сколько себя помню, папа всегда курил, но в последнее время пытался бросить по маминой просьбе.
— Это случайно получилось, Никуш, — отец делает глубокую затяжку и тут же выпускает горький дым в сторону. — У нас с Алёной ничего нет.
— Алёна, значит, — хмыкаю я. — Достойная замена маме? Мне показалось, что совершенно ей не ровня.
— Прекрати! Жизнь, порой, сложнее, чем ты думаешь. Я помогаю сыну, иногда приезжаю в гости… На этом всё! — повышает голос отец. — Я люблю тебя и маму. Больше жизни люблю. Вы моя семья.
— Это ты ей расскажи, а не мне! Убеди, чтобы поверила. Или проще скрывать, да? Проще говорить, что уехал в командировку, а на самом деле менять обстановку и расслабляться с другой семьёй, и потом возвращаться с презентами и врать. Столько лет врать, папа!
Он качает головой, когда замечает белый «Ниссан». Автомобиль с трудом втискивается на парковке, потому что мама пока слабо водит. Папа купил ей машину на тридцать пять лет. Она ездит по городу с опаской и медленно.
Мама машет нам рукой, а у меня сердце сжимается от того, что она всё ещё живёт в неведении, а я уже знаю. Родители не принимали мои отношения с Воронцовым и делали всё возможное, чтобы мы расстались, но я всё равно считала их самыми родными на свете.
Мама достаёт из багажника суши и быстрым шагом идёт в нашу сторону. Куртка расстёгнута, короткие волосы ерошит сильный ветер. Она улыбается. Она всё ещё счастлива. Я не хочу, чтобы ей было больно, чтобы она грустила и плакала, но жить во лжи гораздо хуже.
— Лёш, ты же должен был улететь? — удивляется мама. — Ник, а ты почему плачешь? Вы поругались? Что происходит?
— Это пусть он тебе расскажет! — вспыхиваю я.
Отец выбрасывает окурок в урну и, взяв маму под локоть, ведёт её в сторону подъезда. Она упирается, поворачивает голову в мою сторону. Хочет пригласить и меня, но я остаюсь стоять на улице. Несмотря на то, что я хотела забрать из квартиры свою одежду, понимаю, что сейчас не время. Им нужно поговорить без меня.
* * *
— Ника-а, котёнок, не плачь, прошу, — ласково гладит по спине Яна. — Мужики, они странные создания. Мои родители хотели развестись, когда мне было пятнадцать лет, помнишь? Отец даже кое-какое время жил отдельно, на съёмной квартире.
— Ян, у твоих родителей был просто кризис. У моего отца внебрачный ребёнок!
— Уверена, что они помирятся. Да, им нужно будет время.
Я ещё сильнее плачу. Ребёнка, увы, так просто не вычеркнешь и не забудешь.
— Давай отвлечёмся, а? — предлагает Яна. — В клуб поедем, выпьем?
— Ты шутишь? Скажи, ты сейчас шутишь?! У меня, чёрт возьми, жизнь рушится! Всё, во что я свято верила, ломается и крошится, а я стою, наблюдаю за всем этим со стороны и понимаю, что собрать заново ни за что не получится. Осколки слишком мелкие…
Янка наливает мне вино и просит выпить залпом. Прошло почти четыре часа с тех пор, как родители поднялись в нашу квартиру, чтобы поговорить. Я звонила маме, но она скидывала звонки. Мне было страшно, что она что-нибудь сделает с собой. В последнее время мама и без того была раздражительной.
Алкоголь туманит мой мозг, согревает тело и кардинально меняет настроение, но злость на отца никуда не девается. Она душит. Горькие тихие слёзы сменяются истерическим