— я, от лица Севфа, и этот человек, пришедший от Медока, царя горных областей, — уйти из этой страны. А в случае если вы не исполните этого требования, мы не будем вам потворствовать, но раз вы разоряете нашу страну, то мы защитим себя от вас как от врагов».
(4) Выслушав это, Ксенофонт сказал: «Нелегко ответить тебе на такие слова; однако я буду говорить ради этого юноши (Одриса), чтобы он понял, какая разница между вами и нами. (5) Прежде чем был заключен между нами союз, мы ходили по этой стране в любом направлении, грабя что попадалось под руку и сжигая все по своему усмотрению. Да и ты, явившись к нам тогда в качестве посла, стал жить у нас, не боясь никаких врагов. (6) А вы, вообще говоря, избегали тогда этой страны, и если когда и появлялись в ней, то оставались там, словно в стране более могущественных царей, со взнузданными круглые сутки конями. (7) А теперь, когда вы стали нашими друзьями и благодаря нам, с помощью богов, завладели этой областью, теперь вы изгоняете нас из страны, которую получили от нас, силой нашего оружия. Как ты и сам знаешь, враги ведь не сумели прогнать нас отсюда. (8) И притом ты даже не считаешь себя обязанным отправить нас в путь как людей, достойных получить дары и благодарность за оказанные вам благодеяния, но из всех сил стремишься к тому, чтобы нам на нашем обратном пути даже негде было встать лагерем. (9) И, рассуждая таким образом, ты не стыдишься ни богов, ни этого человека, который теперь видит тебя богатым и знает, что до дружбы с нами ты, по собственным же словам, жил грабежом. (10) Впрочем, зачем ты говоришь об этом мне? Ведь не я теперь начальствую, а лакедемоняне, которым вы, — удивительные вы люди, — даже не посоветовавшись со мной, передали войско с целью отвода его обратно, по-видимому с таким расчетом, чтобы я, заслуживший гнев лакедемонян при передаче войска вам, не заслужил теперь их благодарности при передаче его им».
(11) Когда Одрис услышал это, он сказал: «Что касается до меня, Медосад, то после этих слов я готов от стыда провалиться сквозь землю. Если бы я раньше был об этом осведомлен, то не поехал бы с тобой. А теперь я удаляюсь, так как и сам царь Медок не похвалил бы меня, если бы я стал выгонять благодетелей». (12) Сказав это, он сел на коня и уехал вместе с другими всадниками, за исключением четырех или пяти. А Медосад, который горевал о разорении страны, просил Ксенофонта позвать обоих лакедемонян. (13) Ксенофонт, захватив с собой друзей, пошел к Хармину и Полинику и сказал, что Медосад приглашает их для предъявления им того же требования, которое было предъявлено ему, то есть покинуть страну. (14) «Я полагаю, — сказал он, — что вы добьетесь для солдат полагающегося им жалованья, если заявите, что войско требует от вас добром или силой взыскать жалованье с Севфа и после этого охотно последует за вами, а также что и вы со своей стороны считаете это справедливым и потому обещали им вывести их из страны только после того, как солдаты получат принадлежащее им по праву».
(15) Тогда лаконцы заявили о своем согласии высказать все эти, равно как и другие, по их мнению весьма убедительные, доводы и тотчас же отправились в путь вместе со всеми причастными к этому делу лицами. Придя к Медосаду, Хармин заявил: «Медосад, если ты хочешь нам что-нибудь сказать — говори; в противном случае говорить будем мы». (16) Тогда Медосад сказал, на этот раз очень скромно: «Я ведь только говорю — и Севф говорит то же самое, — что наши друзья по справедливости не должны были бы испытывать от вас никакого зла. Ведь то зло, которое вы причиняете им, вы наносите нам, так как они ведь принадлежат нам». — (17) «Мы, — сказали лаконцы, — уйдем отсюда тогда, когда люди, доставившие вам все это, получат плату. А если они ее не получат, то мы и теперь (после твоих угроз) придем им на помощь и покараем тех, которые обидели их вопреки своим клятвам. А если таковыми окажетесь вы, то мы с вас начнем свою месть». (18) Ксенофонт сказал: «Медосад, не предоставите ли вы тем (людям), в чьей стране мы находимся и которых вы считаете своими друзьями, решить, кому следует покинуть страну, вам или нам?» — (19) Он на это не согласился, но настаивал на том, чтобы оба лаконца направились к Севфу за жалованьем, говоря, что, по его мнению, Севф уступит. В случае их отказа он предлагал послать вместе с ним Ксенофонта, причем обещал свое содействие, но просил не жечь деревень.
(20) Послали Ксенофонта вместе с наиболее подходящими для этого лицами. Придя к Севфу, Ксенофонт сказал: «Севф, я пришел к тебе не с требованиями, но для того, чтобы доказать, — если это будет в моих силах, — как несправедливо ты возненавидел меня за настойчивое испрашивание для солдат обещанного тобой по доброй воле. (21) Ведь я полагал, что для тебя не менее выгодно отдать обещанное, чем для них получить его. (22) И прежде всего — кто как не эллины, с помощью богов сделав тебя царем большой и многолюдной страны, вознесли тебя на высоту, доступную для всех взоров, и ты не можешь теперь скрыть ни хороших, ни дурных своих поступков.
(23) Для такого человека, я думаю, очень важно избежать упрека в том, что он отослал от себя своих благодетелей, не отблагодарив их. Важно также услышать похвалу из уст 6000 человек, а еще важнее никогда не изменять своему слову. (24) Ведь слова людей, не достойных доверия, остаются суетными, бессильными и презираемыми, а слова людей, известных своей любовью к правде, когда эти люди просят о чем-нибудь, могут доставить им то, что другим дает сила. А если они хотят обуздать кого-нибудь, то, по моему мнению, одни их угрозы столь же действенны, как налагаемые другими лицами наказания; и одними обещаниями подобные люди достигают того, что получают другие с помощью денег.
(25) Вспомни, выдал ли ты нам задаток, заключив с нами союз? Я утверждаю: ты ничего не выдал, но поскольку мы верили твоим обещаниям, ты убедил такое множество людей отправиться в поход вместе с тобой и покорить тебе царство, которое стоит не 30 талантов, следуемых теперь с тебя, по мнению солдат, а неизмеримо больше. (26) И неужели