Читать интересную книгу Андрей Ярославич - Ирина Горская

Андрей понял, что действовал неверно. Зачем было предлагать Александру то, что дано было для пути одному лишь Андрею… Александру не дали — Андрей свое дает ему — ведь это оскорбительно для Александра…

И снова Андрей напряженно размышлял…

Да, решение Огул-Гаймиш он воспринимает как справедливое и никак не ущемляющее права Александровы. Но отчего он так воспринимает это решение? Андрей почувствовал, что видит себя словно бы со стороны и с насмешкой… О, конечно же оттого, что это решение, — в его, Андрееву, пользу!.. А не обманывает ли он себя?.. Он не просил ярлыка на великое княжение, не домогался, не добивался, козней не строил… Власть сама к нему пришла… А если это и есть рука судьбы? Ведь он предназначен именно к этому… Что он должен был сделать? Что он должен сделать сейчас? Отдать, уступить великое княжение Александру? Справедливость? Это? Почему? И не довольно ли ему тревожиться об Александре? Это уж на заискивание походит… Нет, верно будет лишь одно — попытаться действовать, воспользоваться сложившимися обстоятельствами…

А дорога между тем все шла вперед. И на этот раз им уже не пришлось переправляться в горах по веревкам. Проводники из Каракорума указывали им проходы и тропы. Добрались наконец и до того яма, где оставлены были кони с дружинниками и Андреев дареный сокол. И снова Андрей позабыл обо всем неприятном, обнимал за шею коня своего, любимого Злата, радостно видел его здоровым и бодрым. Вскочил в седло и — то шагом, то рысью. Все, чему когда-то от Льва, пестуна, выучился, захотелось опробовать. Поворачивался на скаку всем телом, наклонялся кругообразно, руки раскидывал. Рысью пустил коня, соскочил, бегом кинулся с левого бока, голову вскинул, плечи развернул, на прямых руках вытянулся — и вот в седле снова…

Ямские служители поглядывали одобрительно, пощелкивали языками. Александр досадовал молча. О!

Теперь он хорошо увидел Андрея. Все увидел, о чем предупреждал Рашид ад-Дин, ханский летописец. Эта ребяческая удаль, эти красивые глаза — нет, не след этим пренебрегать! Это ведь не простое теперь — об этом говорить будут… Великий князь Владимирский — красивый, юный совсем, благородный, смелый… Это будет привлекать сердца… Но покамест ничего нельзя было поделать. Уже ясно было: надо будет снова ехать в Орду, в Сарай, к Сартаку… Но не сейчас… Александр знал: не сейчас… Пождать…

На этой новой дороге, указываемой им, стали попадаться селения. Бедные совсем, в таком жалком состоянии. Жители разбегались, едва завидев всадников. Проводники из Каракорума хватали кого-нибудь с криком:

— Раис! Раис!..

Это означало — «старший». Требовали старейшин селения. Забирали корм для лошадей и припасы для людей. Никто в этих селениях не смел противиться…

И внезапно встретился им настоящий караван, такой, о каком говорил их первый проводник. Много мулов и верблюдов. Охранные воины на конях. Караван шел в Сарай. Здесь проводники распростились с братьями и повернули назад. Братья и их спутники примкнули к этому каравану, предстояло вместе проехать немалый отрезок дальнего пути. Андрей разглядывал высоких верблюдов. Горбы их были обернуты плотными покрывалами, сверху накреплены особые деревянные палки, и огромные вьюки — прежде Андрей таких не видывал — крепко привязаны были к седлам длинными веревками.

Погонщики были совершенно отчаянные, буйные парни. Но Андрей им глянулся. Они его увидели открытым и добрым, и на коне лихо скакал. Александр для себя заметил, что исчезла в его Андрее детская робость, будто совсем открылся Андрей, обрел эту внутреннюю, еще не осознанную, должно быть, уверенность в своем обаянии… Но Александру уже было все ясно, и потому душа была спокойна…

Так ехали… Александр держался рядом с предводителем каравана. Андрея окружали погонщики, он им показывал разные приемы скачки, те, что от пестуна своего перенял… Дружинники Андрея и Александра тоже свое поняли и теперь держались не вместе, поодаль одна малая дружина от другой…

Внезапно великий крик разнесся. Топот разгласился. Погонщики плотнее окружили Андрея. С криком великим проскакали мимо каравана всадники, они были на кобылицах. Андрей едва удерживал Злата. Нескольких хороших коней так отогнали от каравана и увели. Андрей полюбопытствовал, кто эти ловкие разбойники. Ему отвечали, что эти похитители коней зовутся «казак-алаар» — «белые гуси», у них свои разбойничьи становища; а мирные кочевые поселения зовутся «караказ-алаар» — «черные гуси»…

Это происшествие не прервало пути, но зато следующее — едва не оказалось последним в жизни Андрея приключением. Сначала он вдруг увидел, как Александр надевает стеганую длиннополую одежду, взятую у предводителя каравана, а на голову — шапку белую войлочную. Впрочем, Александр не таился от Андрея. Однако и объяснять ничего не намеревался. Дружинникам Александра тоже стали давать одежду, и они надевали ее на себя, не слезая с лошадей. Один из погонщиков обратился к Андрею и сказал, что надо переодеться. Андрей подчинился и велел, чтобы дали одежду и его воинам.

— А зачем это? — спросил погонщика.

Тот сказал, что только сейчас прискакал к предводителю каравана один из охранного отряда, едущего впереди. Какие-то люди оружные ищут кого-то… Но в отряде сказали им, что в караване одни лишь торговцы… Предводитель не хочет противиться этим людям, но пусть Андрей не тревожится, погонщики не дадут его в обиду, даже если для этого им и придется ослушаться предводителя…

Вскоре подъехал большой отряд вооруженных всадников. По одежде нельзя было определить, откуда они. Могли быть из Сарая, а может, из Каракорума или местные какие… Тот из них, что распоряжался остальными, приблизился к предводителю каравана. Один из погонщиков подъехал к Андрею и тихо сказал, что ведь это Андрея ищут…

Андрей понял, что зависит сейчас от Александра. Хватит ли у того благородства и доброты? Конечно, и в схватку можно вступить, и дружинники Андреевы наверняка его не бросят. Но их мало. И не все погонщики рискнут поддержать его. Но пусть Андрея убьют, он живым не дастся. Пусть убьют, если брат выдаст его…

Но Александр не выдал. И Андрей почувствовал благодарность. Он понял, что в нем самом начало проявляться ясно нечто, являющееся его сутью, и потому его любят, готовы защищать, готовы жизнь отдать за него… Это ощущение приподнимало и словно бы разнеживало… Неведомые всадники объезжали караван, вглядывались в лица. Рядом с одним из них медленно ехал Александр и тоже будто вглядывался и неспешно покачивал головой — нет, нет… Посмотрел и на Андрея, и будто не видел Андрея, смотрел — сквозь… Андрей не почувствовал страха, опустил руку — ладонь — на меч у пояса. Его Полкан при нем, и живым не возьмут Андрея на посрамление и унижение. И люди пойдут за Андрея, встанут за него…

Но Александр не выдал. И неведомые оружные всадники ускакали быстро — в степь, неведомо по какому пути…

Андрей не понял Александра и не догадался, кто были эти люди. Ему пришло в голову самое простое: это всего лишь разбойники были, ведь это не тайна была, что ему даны подарки дорогие. Ему, а не Александру. Оттого все…

Но Александр понял совсем иное. Понял, что эти люди были из Каракорума; но он и раньше понял, что не все там подвластно Огул-Гаймиш, а тихо строятся козни против нее, и надо полагать, с ведома Сартака. И скоро закончится правление Огул-Гаймиш, она что-то сделала не так, как надо, и заплатит за это. Что-то с Андреем сделала не как надо, слишком много позволила себе, не соразмерила свои деяния с действительностью власти своей. И за это заплатит… Но если бы люди из Каракорума нашли Андрея, кто бы встал на защиту Андрея? Дружинники его… Из погонщиков кто… Нет, Александр мог бы легко избавиться от Андрея, если бы тихо указал на него… И не такой ли исход предлагался Александру? И если — да, то, кажется, на этот раз Александр сыграл удачно. Сейчас даже если бы Андрея узнали, схватили без Александрова указания, все равно разошлись бы толки о юном благородном смельчаке, вот он правил бы справедливо, он был бы добрым и щедрым, а брат родной старший предал его и обрек на смерть позорную и мученическую… И еще долго вредили бы эти толки Александру… Может, и всегда вредили бы… и после того, как не будет Александра среди живых… Потому что бытие правителя, оно длится и послесмертно… И Александр не настолько глуп, чтобы об Андрее вспоминали как о невинно загубленном, а о нем, об Александре, как о губителе брата меньшого. Александр сумеет позаботиться и о памяти людской. Пусть сам не знает грамоты — монастырского занятия, но слова отцовы о летописании — помнит. Напишут, как он повелит!..

«Тянется! Тянется! Растягивается и все тянется…»

елыми с черными крапинами стволами берез, листвой светлой золотистой, густо-голубым небом погожей осени встретила земля самая любимая.