Петр встал и вышел из комнаты.
Оля была слишком поглощена своими мыслями, чтобы обратить внимание на странное поведение Петра. К тому же за полгода она успела к нему привыкнуть. «Ему, как и мне, не повезло в любви», — решила она. Сейчас Оля думала о том, что нужно обязательно написать Илье письмо. Немедленно. Сию минуту. Только вот как, как втолковать ему, что им обоим нужно забыть прошлое, начать все сначала?
Слова фальшивы, как звуки расстроенного рояля. К тому же Илья все время повторяет, что не верит словам. Может, позвонить по телефону, сказать: «Я тебя люблю» — и положить трубку? А потом ждать, ждать его каждую минуту, вздрагивать от стука в дверь, прислушиваться к шагам в коридоре. Однако сможет ли он бросить все и приехать к ней? Да и захочет ли? А ждать без толку — непереносимо…
Оля в смятении ходила из угла в угол, бессмысленно поглядывая на свое отражение в мутном зеркале.
В печной трубе выл злой январский ветер, гремел на крыше оторвавшимся листом железа, заставляя человека проникнуться признательностью к уютному домашнему теплу и покою.
«Я тоже хотела когда-то покоя, — думала Оля. — Мне казалось: еще чуть-чуть, и я не выдержу этого накала, напряжения чувств. Недаром ведь Татьяна говорит, что я обладаю незавидным талантом, даже гением, делать трагедию из каждого пустяка. И вообще двадцатый век не для оперных страстей. Валерка их хоть под шутовской колпак прячет. Я же всегда рублю с плеча и на полном серьезе…»
* * *
Вечером, накануне старого Нового года, неожиданно заявился Валерка в парадном костюме и при галстуке. Вытащил из-за пазухи букет белых гвоздик и галантно склонил перед Олей голову.
— Явился — не запылился, — комментировала от печки его приход баба Галя. — Ну, и с чем пожаловал? — по-родственному прямо осведомилась она.
— Хочу увезти вашу девицу из ее кельи в мой богатый замок. Да не насовсем, баба Галя, не пугайся. На встречу Нового года. Покорнейше просим вашу милость не побрезговать скромным угощением в еще более скромном избранном кругу.
Оля в нерешительности переводила взгляд с Валерки на бабу Галю. Как ей быть? Не хочется сидеть целую ночь в чужой компании, с другой стороны — от своих дум рехнуться можно. Завтра к тому же выходной.
— Ну и как, царевна: будешь непреклонна али благосклонна?
— Вот только облачусь в свои парчовые одеяния…
Она слышала из своей комнаты Валеркин голос, заливистый смех. «Небось опять бабу Галю разыгрывает. А я, кажется, соскучилась по его балагану… И давно не надевала свое концертное платье…»
— Вот это да! — восхищенно воскликнул Петр Дмитриевич, когда Оля появилась на пороге.
— Мослы-то, мослы так и торчат, — отметила баба Галя. — Тебе б жирку маленько нагулять — хоть куда была б девка!
Валерка даже не взглянул в ее сторону. Снял с вешалки шубу, накинул Оле на плечи.
— Ждите к утру, а то и вовсе не ждите! — крикнул он уже с улицы и, едва за ними закрылась дверь, подхватил Олю на руки и побежал к машине. — Простуда, царевна, с ног начинается. Не хватало тебе к больной душе еще и всякие воспаления подхватить. Так сказать, для полного комплекта. Эх, сила небесная, зачем же ты поразила земной любовью мою дурную седую голову!
Он опустил Олю на переднее сиденье, в мгновение ока очутился рядом с ней.
— Что, махнем на край света?
— Это в Нью-Йорк, что ли?
— Какая разница, хоть в Хотунок, лишь бы под ногами никто не путался. А все остальное — обыкновенные декорации.
«Мне тоже хотелось уехать с Ильей на край света, — думала Оля, уткнувшись подбородком в колючий воротник искусственной шубы. — От бойких, развязных поклонниц, от чересчур навязчивых друзей. Хотелось, чтоб он принадлежал мне. Мне слишком много хотелось…»
— Опять у меня под ногами призраки околачиваются. Смотри, Валерий Афанасьевич, как бы они не сперли у тебя нажитые кровавым потом драгоценности.
Они медленно ехали тихими, укутанными пушистым снегом улицами. Оле казалось, что Валерка намеренно выбрал самую дальнюю и глухую дорогу, чтобы подольше побыть с ней вдвоем на фоне сказочной снежной зимней ночи.
— Помнишь, как мы дули в степи коктейль? — спросил он, не отрывая взгляда от дороги.
— Помню. — Оля улыбнулась. — С тех пор мне больше никто не предлагал руку и сердце.
— Эх, смеешься, а для меня… — Валерка тряхнул головой. — Тогда я больше дурака валял, а потом влип, как «москвич» в самосвал. Что делать прикажете, а?
— Красиво сказано. Браво.
— Главное, что всем понятно. Особенно тем, кто в двадцатом веке проживает. Сто лет назад любить куда проще было. По крайней мере, о любви человеческим языком говорили, а не какой-то абракадаброй.
— Ты сегодня очень серьезный.
— И скучный. Ты это хотела сказать? Ничего, сейчас развлечемся. Прибыли, царевна. Выкидывайся из кареты.
В большой комнате, куда Валерка почти втолкнул Олю, на мгновение все примолкли. По-видимому, ее прихода ждали и теперь оценивали, что называется, по одежке.
— Перед тобой вся местная знать, от интеллигенции и до последней шпаны, — представил ей общество Валерка. — Прошу если не любить, то хотя бы не хулить.
По имени он представил Оле лишь молодую блондинку со старательно разложенными по плечам локонами и густо подведенными серебром веками.
— Светлана. Дочь, к тому же единственная, директора завода, на котором я, как тебе известно, служу в инженерах. Между прочим, тоже талантливая музыкантша. Специализируется по части современного вокала. Ладно, а теперь веселимся и делаем кто на что горазд. Маэстро, музыку!
Валерка нажал кнопку, и комната наполнилась ревом какого-то ВИА. Он изогнулся всем туловищем перед Светланой, приглашая ее на танец.
Оля отошла к елке, залюбовалась игрушками. Сколько лет у нее не было своей елки? Пять или больше? Наверное, с тех пор, как умерла бабушка. С тех пор в их доме по-казенному пахнет табаком и пылью, завяли цветы на подоконниках, потому что отец вечно сует в них окурки. Вместо старой дубовой мебели появилась легкая, устремленная ввысь фанерная стенка и отделанная хромом спальня. А ее старенький обшарпанный «Беккер» со словно тающими под пальцами клавишами заменили светло-коричневым (в тон стенке) «Ферстером» с неподатливой клавиатурой. Мать разувает всех гостей в передней, чтобы паласы не испачкали, потом они жуют соленые галеты и маленькие бутерброды, согнувшись над низким стеклянным столиком, а отец смешивает в миксере коктейли по рецептам из «Красивой жизни».
— Вижу, мадам скучает. — К Оле подошел высокий парень в очках с дымчатыми стеклами. — Представляюсь: Аркадий Евсеевич, для вас лично — Аркадий. Председатель местного общества книголюбов, а по-простому — директор книжного магазина. Интересуетесь этим делом?