– Наниматься? – Доната уловила главное слово и перевела дух, чтобы не закричать. – Куда наниматься?
– Не делай из меня дурака, Донатэ, – посоветовал ей Берт, – я и так с утра чувствую себя не в своей тарелке.
– Тогда и ты, твоя светлость, не задавай глупых вопросов. Хорошо?
– Оставь свой насмешливый тон мне, – нахмурился Берт, – ты теперь подчиняешься воинским приказам, и я могу делать с тобой все, что хочу. Отвечай, как положено уважающей себя девушке: быстро и четко. Какого хрена ты здесь делаешь? Зачем тебе понадобилось наниматься?
– Мне? – она со злостью пустила нож, точно поразивший цель. – Мне здесь даром ничего не нужно. Ладимира, избитого, насильно взяли в деревне родину защищать. А меня в лесу.
– Как это насильно? Меня уверяют…
– Не верь. Некоторые, действительно, идут по доброй воле, прославиться мечтают на поле брани. Но есть и такие, которых подбирают на дороге, особенно тех, за кого некому постоять, и насильно впрягают в одну упряжку. Частокол вокруг видел? Высокий, специально для того, чтобы добровольцы не разбежались. А труп, что висит у загона?
– Какой труп?
Доната обернулась в сторону загона для скота, но отлично видимая отсюда перекладина была девственно пуста.
– Теперь уже никакой. Не в том дело. А дело в том, что отсюда не убежишь.
Берт долго молчал, разглядывая ее исподлобья.
– У меня возникали сомненья. Но чтобы так… Думал, уговорами, обещаниями, обманом, наконец, но чтобы насильно… Насильно бывает в конце военных действий, как показывают исторические события. А в начале, когда боевой дух силен – от добровольцев не отбиться…
– Отбились, видать, до срока.
Берт кивнул головой.
– Так. С Ладимиром все ясно. Ты чего в лесу забыла, после того, как его взяли?
– То и забыла! Освободить его хотела.
– Отбить у десятка вооруженных мужиков! Да, это дело! Узнаю тебя, звезда моя. Историю твоего «пленения», я знаю в другом перепеве. От Исидора. Ты храбро сражалась со стаей шакалов, а после кинулась в ноги к Исидору, умоляя его взять тебя в наемники. Говорила, что пробиралась по лесу, в надежде встретить военных, потому что с детства мечтала стать настоящим воином. Весь рассказ переделай с поправкой на мужской род – твой, между прочим. Врал, стало быть, мужественный Исидор?
– Почти, – она спрятала глаза подальше от света Гелиона. – По поводу моей просьбы. Не было этого.
– Понятно. Значит, шакалы были. Но все равно, – глаза его стали жесткими. – Зачем нужен был весь этот обман? Назвалась бы девушкой. Во всяком случае…
– В любом случае у меня нет желания ублажать мужиков в Веселом домике! Понимаешь? Вообще никакого желания нет!
Берт дрогнул и опустил глаза, чтобы тотчас их поднять.
– Как? И там тоже насильно? Я думал…
– Я слышала, что в начале, когда боевой дух силен и от добровольцев-то не отбиться…
– Много на себя не бери, звезда моя. Пошлю уборную всю ночь убирать! Никакой дисциплины! До чего дошли: чтобы новобранцы так с графом разговаривали! Ладно. С этим вопросом все ясно. Теперь дальше. Что я могу для вас сделать. Могу ли я вытащить вас отсюда?
– А в самом деле, можешь?
Берт коротко вздохнул.
– Не знаю. Исидор не согласится отдать лучших воинов. А приказывать – выше моих полномочий. Для этого нужны веские основания. Была бы ты девкой, все было бы проще… Этак я буду по поселкам разъезжать и лучших сманивать. Не сегодня-завтра выступаем… Ты тут всех мужиков за пояс заткнула. Кого Исидору в армию вести?
– Скажешь тоже, – покраснела Доната.
Берт махнул рукой.
– Не отдаст тебя Исидор. А нажать на него я не могу… Пока.
– Отдаст.
– Точно?
– Отдаст.
– Ладно. Раз ты так думаешь, попробую сослаться на то, что мне нужен телохранитель, метающий ножи. В порядке дружеской услуги со стороны Исидора, которую я никогда не забуду. По крайней мере, целых два месяца…
– Без Ладимира я не поеду.
– Понятно. Ладимир.
Его светлость размахнулась, и из холеной руки в черной перчатке вырвался нож, как птица, наконец-то получившая свободу. С силой воткнулся в середину многострадальной мишени и расколол деревяшку пополам.
Они навалились на нее скопом. Дюжий Вавила накинул ей на голову куртку, стянув на затылке. В то время как кто-то вцепился ей в пояс, срывая пуговицы со штанов. Задыхаясь, полузадушенная, Доната пнула его ногой, удовлетворенно отмечая, что попала по лицу. Раздался сдавленный хрип, но окрыленную надеждой на спасение Донату постигло разочарование. Место поверженного противника тут же занял другой, с жадностью шакала вцепившийся ей в ноги.
Доната шарила под подушкой, пытаясь обнаружить нож, заботливо сберегаемый по ночам, но рука наткнулась на пустоту.
– Ножик ищет, гад, – услышала она громкий шепот, и ее тут же схватили за руки, сжимая с двух сторон.
– Крепче руки держи.
Она извивалась как змея, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук. Она ногами расталкивала особо суетливых, но когда уходил тот, кому досталось, его место тотчас занимал следующий.
Их было много. Их было слишком много.
В темноте, задыхаясь от недостатка воздуха, она билась в потных руках, ловя действительность ускользающим сознанием. На нее навалились сверху и придавленная тяжестью здорового тела, она с ужасом почувствовала, как разорванные у пояса штаны ползут вниз.
– На живот, переверни его на живот, – услышала она приглушенный шепот, и страх заставил ее выгнуться дугой, сбрасывая с себя тяжелое тело.
– Сопротивляется, гаденыш.
– Дави его, Вавила.
– Будет знать.
Легкие разрывались от желания дышать, но открытый рот ловил остро пахнущую чужим потом ткань подкладки. Ярость разрывала грудь пополам, ярость током крови душила горло, ярость придавала нечеловеческую силу желанию освободиться. Но она не могла помочь вырвать тело из цепких, как шакальи укусы, рук.
Раздался грохот, звук тяжелого удара, чей-то жалобный вой – все это уловило сознание, готовившееся скользнуть в небытие.
– Влад!
– Ты сдурел!
– А! Дружка милого пожалел!
– Сейчас мы его все тут… любить будем!
– Вали его!
– Ах ты, гад!
Крики, ругань, вой, треск, грохот опрокидываемых лавок задавил Донату сильнее куртки, что по-прежнему закрывала голову. Драка, по всей видимости, приблизилась к ней. Ненавистная куртка исчезла, и Доната судорожно втянула в себя воздух.
Вокруг стояла темнота. Доната дернулась с новыми силами, но державшие ее не дремали. В руки ей впились чьи-то ногти, разрывая запястья.
– Не рыпайся, голубок, – хриплый шепот, надвинувшийся на лицо, навис над нею запахом перегара. – Поздно рыпаться!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});