— В нем — ничего. Это не амулет, госпожа Мияги. Это из тех вещей, которые носишь, когда любишь.
— Тогда поступим просто, — женщина бросила крестик в очаг.
Асахина не мог пожать плечами.
— Он расплавится.
Шевеление воздуха. По ту сторону очага возник Ато.
— Ты здоров! — женщина поднялась ему навстречу. Сейчас, в сравнении с ним, она больше не казалась изящной — напротив, ее движения выглядели медленными и неуклюжими. — Вот, я выбросила его амулет в огонь. Теперь ты можешь коснуться его. Можешь делать все, что хочешь, — она кокетливо опустила глаза. — Кроме того, что обещал мне.
Ато покачал ладонь над огнем, поморщился. Посмотрел на инженера. Нет, не на инженера, конечно, на того, кого видел на месте инженера.
— Мы поговорим об этом позже.
Разговор действительно приходилось отложить — потому что в караулку влетел господин Мияги — и тут же возмущенно замахал руками.
— Что это вы наделали! Что это вы себе позволяете! Это был мой охранник, а не какой-нибудь крестьянин! Он, кроме всего прочего, спас вашу скверную жизнь!..
— Мне нужно было встать на ноги, — раздраженно бросил Ато. — Я не могу вести отряд с дырявой грудью.
— У вас же есть он! — закудахтал господин Мияги, показывая на инженера. — Мы потеряли шестерых — а ведь каждый штык на счету! И теперь вы выпили моего охранника!
— Он годится на большее. В отличие от вашего охранника.
Асахина посмотрел на господина Мияги и подумал, что на его месте хотел бы оказаться даже меньше, чем на своем. Много меньше. А господин Мияги по-прежнему ничего не понимал. Так бывает с глупым фазаном, который продолжает распускать хвост, не видя, что его уже заметила лиса.
— Из-за вас, — он ткнул пальцем в Ато. — Из-за ваших старых счетов погибли высокопоставленные чиновники, а мы вынуждены выступить на двое суток раньше задуманного! По-вашему, хозяин так это оставит?! Не подходи ко мне! — заметив, что Ато шевельнулся, промышленник выхватил из рукава пистолет. — У меня серебряные пули!
Ато усмехнулся. Он явно хотел, чтобы Мияги замечал его движения. До того момента, когда он окажется рядом, — быстрее, чем пуля.
— Супруг мой, — проворковала женщина и, едва Мияги развернулся к ней, — ударила его своим пистолетом по скуле.
— Супруг мой, — пропела госпожа Мияги, — вы позволяете себе слишком много. Толстый болтливый дурак.
Ему бы стрелять сейчас — но он какую-то долю секунды пытался выбрать между Ато и изменницей женой, и этого Ато вполне хватило, чтобы взлететь над очагом и, рванув пистолет, сломать заодно и руку. Господин Мияги закричал, но крик тут же задохнулся в ледяных пальцах Ато.
— Если бы ты не угрожал мне, — просипел Кагэ, — ты бы пожил немного дольше, болван.
Оба — и Ато, и госпожа Мияги — стояли теперь к инженеру спиной, а прижатый к стене господин Мияги — помучневшим лицом.
— Видишь ли, — любезно пояснил Ато, — твой охранник мало на что годился. Ты тоже душонкой не вышел, но вдвоем вас хватит, пожалуй.
Лица Ато инженер видеть не мог, но знал, что тот улыбается.
— Ты что, и вправду думал, что господин потерпит таких, как ты, на нашей земле хоть на минуту дольше, чем нужно?
Ато склонился к шее господина Мияги. Для этого пришлось отпустить горло — и бедняга опять закричал, но уже намного тише. Его выкаченные от ужаса и удушья мутные глаза встретили взгляд инженера — и перестали метаться из стороны в сторону.
Да, господин Мияги. Именно так и бывает. Я убил слишком многих, чтобы не знать этого. А вот вы, кажется, считали, что это происходит со всеми, кроме вас… Мне очень вас жаль.
Глаза, полные тоски и ужаса, закатились. Даже в тусклом свете очага было видно, что лицо несчастного предателя сравнялось в белизне с лицом его убийцы. Пистолет упал — госпожа Мияги проворно его подобрала.
— Ну вот, — сказал Ато. — У всякого существа в мире есть подобающее место. Главное — уметь его правильно определить.
Господин Мияги сполз по стене беспорядочной грудой плоти и шелка. Асахине даже показалось, что он похудел, — хотя этого не могло быть.
— Как он мне надоел, — госпожа Мияги тронула мертвое тело ногой. — Как хорошо, что теперь между нами никого нет.
Кагэ обнял ее и прижал к себе. Хитоэ упало на пол — одно, другое…
— Не здесь, — выдохнула госпожа Мияги.
— Почему?
— Он смотрит.
— Он такое видел. И не такое тоже видел, правда, Тэнкэн?
— Правда, — сказал Асахина. Нужно было попытаться убрать их отсюда — не по причине стыдливости, а чтоб без помех заняться веревками. — По весне, когда спариваются собаки, такого зрелища полно на каждом углу.
— Ну вот, — Ато был доволен. — Мы его не удивим, а он за это время не развяжется.
— Неужели некому за ним присмотреть, — по голосу женщины было слышно, что присутствие Асахины, конечно, досадная помеха — но не более.
— Я никому не доверяю, — Ато уложил госпожу Ёко на пол, на упавшие хитоэ. — Это Тэнкэн. Научил ли его Кацура испаряться — не знаю, но осторожность не помешает.
Нет так нет. Хотя, если госпожа Мияги так хороша, как она о себе думает, они могут и увлечься. Асахина закрыл глаза — не то чтобы ему было особенно противно, а просто так легче сосредоточиться на собственном теле. Техника связывания, которую к нему применили, оказалась знакомой. У нее были достоинства: растягивая путы в одном месте, человек неизбежно натягивал их в другом — и терял сознание из-за притока крови к голове. Были недостатки — перетереть одну веревку означало разрушить все хитросплетение. Конечно, вязали его основательно, и руки наверняка для верности прихвачены еще одной — но об этом можно подумать позже…
— Очнись, — сказал ему Ато. — Мы вообще-то закончили.
— Кажется, эти глупые скоты связали его слишком туго, — госпожа Мияги не стала надевать многочисленные однослойные накидки, а просто обвязала одну вокруг пояса. — Посмотри, как потемнело лицо. Чего доброго, он убьет себя.
— Они его правильно связали. Это он увлекся немного. А провозись мы с тобой еще немного — и, глядишь, столкнулись бы с чем интересным.
— Тогда его нельзя оставлять одного, — насупилась женщина.
— Можно, — Ато засмеялся. — Нужно только знать как. Тот парень, который вязал тебя, Тэнкэн, явно знаком с началами ходзё[115]. Но только с началами, — Ато развязал узел на животе пленника и размотал веревку, стянувшую ноги. Асахина не шевелился — все равно помимо этой веревки, щиколотки держал ремень. — Труднее всего развязаться подвешенному, но для этого нужно перевязать наново: узел «крест» и вправду задушит. Ты, может, на это и согласен, да я не хочу. Пока.