Читать интересную книгу «Ныне и присно» - Константин Мартынов

Сергей привстает, опираясь на локоть, смотрит в маленькое оконце… по затянутому ледяным узором стеклу переливаются оранжевые сполохи. Гул наконец обретает имя — над острогом надсадным басом гудит набатный колокол.

— Вставай, Серафим! Пожар! — крик вырвался раньше, чем разум сумел осмыслить происходящее. — Хозяева! Федор!

Изба наполнилась скрипом дерева, тревожными возгласами. Шлепая босыми ногами в сени бросился хозяин.

— Верхний посад горит! — выкрикнул он, тотчас вернувшись. — Марья! Одевайся, ведра хватай — тушить надо!

Хозяйка, дебелая простоволосая баба в долгополой ночной сорочке вспугнутой квочкой заметалась по горнице. Дрожащие руки хватают то мужнин кафтан, то деревянную бадью. Сарафан забыто свисает с кроватной спинки.

— Тихо вы, оглашенные! — рявкнул Серафим, спрыгивая на пол. Одетый, только сапоги натянуть.

Хозяйка застыла. Пухлые губы кривились в плаксивой гримасе.

— Не пожар это — набег! — голос Заборщикова прозвучал сухо и жестко, как ружейный выстрел. — Весайнен пришел. Никола! Гони скотину в острог. Да мошну с собой возьми. А ты, сестра, детей собирай. Да не ходи растрепой, стыдобища!

«Набег!» Сердце оборвалось, ледяной глыбой рухнуло в низ живота. Перед глазами, как наяву — до кости протершее ладони весло, наполненная зловонной жижей яма…

«Снова в цепи? Лучше уж в залив головой! — Шабанов отогнал видения. Верхняя губа по-волчьи приподнялась демонстрируя злобный оскал. — А еще лучше не самому, а Пекку туда. С хорошим камнем на шее».

— Не о том говоришь, Серафим! — разум, что помнил о должной почтительности, предпочел в разговор не вмешиваться. — Вилы в этом доме найдутся, или мне колом немчуру гонять?

Никто не удивился, никто не прикрикнул: «Сопли подбери, вояка!». Выбитый из привычной колеи хозяин задумчиво нахмурился, но, уже в следующее мгновение, чело прояснилось.

— В хлеву оне, — ответил он. — Тока насчет одеться и тебя касаемо.

Шабанов недоуменно опустил взгляд — подол рубахи едва достигал колен, штаны отсутствовали.

«Етишкина жизнь! — Сергей чуть не застонал от конфуза. — Раскомандовался, вояка бесштанный!» Он юркнул за печь, где сохла одежда, торопливо принялся одеваться. Федор уже накидывал печок.

— Хозяину помочь надобно, — озабоченно предложил Букин. — Скотину в острог загнать, скарб унесть…

— Ты и поможешь, — огрызнулся Сергей. — У меня другие дела!

Конфузливость исчезла, в душе поселилась звериная лють. «Бойцов с Пеккой немного пришло — двоих на вилы поддеть, уже стрельцам помощь! А там и мужики подоспеют. Отобьемся!»

Хозяин пришел в себя. Уже одетый, не стесняясь гостей, он выгребал из тайников золотишко и речной жемчуг. Скопленное тяжким рыбацким трудом добро ссыпалось в кожаный кисет. Искоса брошенный на Сергея взгляд не выражал никаких чувств.

— Оделся? Добро, сейчас пойдем…

Хозяин выпрямился, кисет исчез под одеждой. На улице, перекрывая набатный гул, грянул пушечный выстрел. За ним еще один. Тихо заплакали дети, Марья прижала к себе младшеньких, наполненные ужасом глаза женщины неотрывно следили за мужем.

— Проснулись пушкари, — буркнул Серафим. — Я уж думал, до утра не растолкать будет.

«Куда пуляют? — мысленно фыркнул Шабанов. — Чего в ночи разглядишь? Порох даром переводят!»

— Не стой столбом! — уркнул на жену хозяин. — Детей собрала? Веди в Никольску церкву, там отсидитесь.

— Скорее, детки, скорее! — засуетилась Марья, хватая на руки малышню и подталкивая к выходу старших. — Слышали, что отец сказал? Надо в церковь бежать!»

Шабанов, следом за хозяином, пересек «мост» между избой и середкой. Из распахнутой двери хлева плеснуло густым запахом навоза.

— Вот оне, вилы-то! — в руки Сергея ткнулся отполированный ладонями хозяина черен. — Ты уж не обессудь, пищаль у меня одна, я ее с собой заберу.

«На хрен мне твоя пищаль! — раздраженно подумал Шабанов. — Раз бахнул, пять минут перезарядки… и то, если умеючи. Не-ет, вилы, они против кольчужников надежней!»

— Ворота открывай, — проворчал он вслух. — А то я ненароком в темноте глаз себе выткну.

Скрипнул засов, отчаянно визгнули замерзшие петли. В проеме заклубилось облако вырвавшегося на свободу пара. Сергей порывисто шагнул наружу.

Посадскую улицу наполняли недовольное мычание выгнанной на мороз скотины, надрывный детский плач, звенящие испугом женские голоса, отрывистая ругань поморов… Изредка грохали пушки. Над всем этим гомоном плыл неумолчный сотрясающий душу набат.

Сергей огляделся. На юге полыхало зарево пожара. Купола церквей и башни острога на его фоне казались вырезанными из ночного мрака. В распахнутые настежь северные ворота нескончаемым потоком вливался посадский люд. Рядом с воротами, готовые в любой момент захлопнуть тяжелые створки, дежурили угрюмые стрельцы. На суровых лицах явственно читалась обида — татей каянских гнать надо, а они тут с бабьем да коровами… Шабанов торопливо прошел мимо ворот.

Протоптанная в сугробах тропа ведет к стрелецкой слободе и дальше, в обход острожной стены, к верхнему посаду. Зарево пожара отражается от нависшей над Колой сопки, трепещущие золотистые отблески стелятся под ноги.

«Значит, все по-новой, да? Пожарища, слезы, полоняне? Пекка за сыновей убитых мстит? Не хрен к нам лезть было!»

В спину что-то кричат. Предостерегающе. Голоса тревожные, сорванные до хрипа. Сергей злобно скалится. «Ничо, пусть кричат, работа у них такая — глотки драть. Я вот тоже глотки драть собираюсь… каянские!»

Сотня с небольшим шагов, и стена кончается. Впереди пылает верхний посад — десятки поморских изб. В черном беззвездном небе кружат огненные хлопья, фонтанами брызжут искры. Истошный рев заживо сгорающей в хлевах скотины терзает слух. Среди огней мечутся застигнутые врасплох бабы. Мужчин поморов нет — вырезали первыми. Вон те, в кольчугах. Пеккина свора! Бой идет у ворот. Немчура рвется в острог, поморы навстречу. Ворота заперты, мужики прыгают с гребня стены — кто в глубокий снег, кто на острия каянских пик. Оглушительно рявкает пушка. Ядро летит над головами, врезается в горящий амбар. Обломки пылающих бревен оставляют в небе огненные росчерки.

«Нет, дуром бросаться нельзя. В капусту изрубят, поганцы…» Взгляд скользит среди пожарищ, цепляется за металлический отблеск. Кольчужник деловито обшаривает мертвые тела. Время от времени пихает в мешок найденное.

«Пограбить захотелось, гаденыш? Правильно, пусть другие головы под выстрелы подставляют. Опытная крыса знает, чем заниматься надо!»

Сергей метнулся за ближайшую избу, короткими перебежками заторопился к мародеру. «Не смылся бы, паскудник, не захотел погеройствовать!»

Финн геройствовать не захотел — слишком уж хороша оказалась добыча. «Если так живет кольская беднота, — наверняка думал он, засовывая в мешок очередной кошель, — то сколь золота найдем в нижнем посаде? Пекка дурень, зачем ему острог? Надо…» Закончить мысль не дали выросшие перед носом сапоги. Сбитый пинком шлем утонул в покрытом копотью снегу. Финн вскочил на ноги, меч выпрыгнул из ножен… почти выпрыгнул. Острые кованые вилы ударом снизу — словно цепляя навозную кучу, вошли в гортань, вынудили задрать подбородок. Длинный чуть изогнутый средний зубец пронзил мозг.

— Нравится? — издевательски спрашивает далекий голос. — Нет? Ну, не обессудь, как уж получилось!

Последовавший за словами толчок бросает мародера в горнило пылающей избы, но финн этого уже не чувствует.

— Кто на новенького? — Сергей обводит утонувший в огне посад лютым взглядом.

Стычку заметили. К Шабанову бегут сразу трое. Ртутно светятся обнаженные клинки. Один из нападавших на три десятка шагов опережает прочих. Лицо Шабанова вновь искажает волчий оскал.

— Давай, милок, поспешай! — нетерпение гонит навстречу, но Сергей лишь пригибается, поудобней перехватывает черен. Острия вил блестят неостывшей кровью…

Финн все ближе, уже можно рассмотреть багровый отсвет в глазах, влажно-красную щель рта в густой бороде, редкие желтые зубы… Удар! С шагом вперед, с яростным выдохом…

Скрежет подставленного железа служит ответом, досада выплескивается матерной бранью. Финн довольно скалится. Меч взметнувшимся над рекой лососем чертит серебристую дугу…

Шабанов отскакивает, уклоняясь от повторного удара. В руках косо срезанный огрызок черена. Противник не спешит наслаждается мигом власти над безоружным русским, ждет, когда юнец взмолится о пощаде…

За спиной с грохотом рушится прогоревшая крыша. В тучах искр летят обломки стропил. Двухметровая жердь падает к ногам Шабанова, вишневые угли шипят клубком растревоженных гадюк.

«Вот оно!» Осознание шанса, как вспышка молнии. Сергей, не выпуская из вида финна, нагибается. Ладонь обхватывает увесистую жердину, отрывает от земли. Багровый росчерк оставляет за собой полосу дыма…