О чем же мы беседовали? Теперь уж не помню, потому что наши слова значили мало по сравнению с чувствами, захлестнувшими эту удивительную гостиную.
Иногда между нами устанавливалось выразительное и, готов поклясться, сладостное молчание. Мы оба… Точнее, я сделался силой влияния моих эмоций столь же чутким, как леди Сомерсет. Все существо Марион буквально наполнило меня, я чувствовал, что жизнь обрела новый смысл и значение, а мисс Чамли, уверен, таким же образом постигала меня. В комнате звучали голоса, но мы словно находились под серебряным куполом.
Ах, этот купол! Я провел благословенные часы, подобно моту-наследнику, который уверен, что деньги растут на деревьях, и ему ничего не нужно делать, разве только велеть управляющему взмахнуть жезлом – и вместо листвы с дерева посыплются гинеи. Я растранжирил эти два часа, которые следовало разделить на сто двадцать минут, на семь тысяч двести секунд, и каждую секунду, каждый миг, смаковать – нет, это слишком пошло! – беречь как драгоценность… Вот оно, верное слово… как и слово «очарование».
Словно рыцарь из старинной сказки, Эдмунд Фицгенри Тальбот, которому еще только предстояло делать карьеру, проспал эти часы на щите в разрушенной часовне любви! Простим же молодому человеку, юному глупцу, его пылкость и восторги! Теперь я понял, почему мир согласен слушать о них только из уст гения!
Что же я запомнил? Ничего определенного из того волшебного времени, лишь самый конец, когда нас вернуло к действительности ворчание Андерсона: «Чертов бал!»
– Бал, мисс Чамли, мы совсем забыли. Ведь будет бал! Бал, слышите! На всю ночь! Вы должны оставить для меня… какой?.. все танцы! А если нет, то хотя бы часть – бо́льшую, и еще самый длинный танец. Какой танец самый длинный? Котильон? Да! И аллеманда… Интересно, можно будет танцевать вальс?
– Не думаю, мистер Тальбот. Леди Сомерсет, как поклонница лорда Байрона, не одобряет вальсы. Правда, Хелен?
– Леди Сомерсет, заклинаю вас! Байрон – бесчувственный малый, а против вальса возражает из-за хромоты. Как лисица, что говорит «зелен виноград».
В спор вступили остальные. Марион соглашалась со мной и объявила, что в Англии (Шекспир hors concours[67]) нет поэта, равного Александру Поупу. Сэр Генри утверждал, что большая часть из написанного им – вздор. Андерсон ворчал. Леди Сомерсет цитировала Байрона: «Стремите волны, свой могучий бег!».
– Хелен, нет, только не это! Или вы хотите меня отсюда выжить?
Серебряный купол разбился.
Леди Сомерсет остановилась посреди строки.
– Сэр Генри! – воскликнул я. – Нельзя ли идти вместе хотя бы до мыса Доброй Надежды? Капитан Андерсон расскажет, чего нам стоило создать впечатление, будто мы способны обороняться.
– Я бы все сделал, чтобы угодить вам, мистер Тальбот, но это не в моей власти. И потом – вам нечего бояться, с французами мы теперь друзья.
– Я не имел в виду…
Ко мне повернулся Андерсон:
– «Алкиона» – быстроходное судно, коль она дошла сюда из Плимута за такой срок. Несколько часов – и она скроется за горизонтом. – Повернувшись к сэру Генри, он добавил: – Вы, должно быть, основательно изучили ее ход, сэр.
– До самого Гибралтара снасти прямо-таки звенели. Говорю вам, сэр, мне постоянно приходилось поглядывать вверх. Мой старший офицер даже при ряби то и дело менял галс, чтобы не брать полный ветер. Пришлось сказать ему: «Беллами, – сказал я, – у нас ведь, черт побери, фрегат, а не торговое корыто». А ваш старший как управляется?
– Неплохо. Жаловаться не на что, сэр Генри, повезло нам. В Спитхеде, когда ветер был противный, он научил матросов уму-разуму.
– Противный ветер, ага. Вас бы к нам, в Плимутский залив – мы там застряли, как в заднице, и нас оттуда выволокли паровым буксиром. Черт возьми, никогда в жизни не испытывал такого потрясения!
– Дым, – простонала леди Сомерсет. – Дым из железной трубы! У меня накидка вся перепачкалась. А у Марион даже подушка почернела.
– Хелен!
– Вы же сами говорили, милочка. Помните, как мы намучились с вашим скальпом?
– Что вы, леди Сомерсет! – воскликнул я. – Мисс Чамли ведь не индеец! А что такое паровой буксир?
– Это, мистер Тальбот, выдающееся изобретение, – сказал сэр Генри. – И, клянусь, ничто, кроме творческого гения нашей страны, не могло его породить! Представьте себе судно с паровым котлом, энергия которого заставляет вращаться огромные гребные колеса с лопастями по обеим сторонам корабля. Колеса эти покрыты кожухом – иначе бы они взметали фонтаны воды.
– А внизу – сплошной огонь, – добавил капитан Андерсон. – Не нравится мне это. Случись котлу взорваться – вот вам и запальный фитиль для целого флота.
– И поскольку такое судно идет на колесах, – продолжил сэр Генри, – у него нет ни парусов, ни весел. Представьте, Андерсон, все время, когда нас тащили на буксире (пока мы не отдали швартовы и не легли на правый галс, чтобы обойти с востока Эддистоун), якоря у нас так славно болтались – а уж как гремели! – что якорной лапой начисто снесло матроса, который сидел в гальюне, да прямо вместе с толчком.
– В Портсмуте строят еще больший буксир, – сказал Андерсон. – Такие суда положат конец настоящему мореходству.
– У них, видимо, ограниченное применение, – заметила мисс Чамли. – И выглядят они скверно.
– От них столько грязи, – согласился сэр Генри. – Впрочем, нельзя не признать, что они тащили нас против ветра всего два часа – а верповаться пришлось бы целый день.
Я собрался с мыслями.
– Но разве большие паровые суда нельзя использовать в открытом море?
– Думаю, можно, мистер Тальбот, просто нет необходимости. В открытом море корабль и сам справится.
– А можно ли, чтобы военные паровые суда выходили из гавани на поиски противника?
«Господа офицеры» разразились смехом… Никогда прежде я не видал капитана Андерсона столь оживленным. До меня доносились только неясные обрывки фраз на моряцком наречии. Наконец, сэр Генри вытер глаза.
– Выпьем по бокалу, мистер Тальбот, а как войдете в правительство, занимайте, умоляю вас, любой пост, кроме адмиральского!
Мисс Чамли (я так растрогался, когда она бросилась меня защищать!) заговорила, словно маленькая героиня:
– Но, дядюшка, вы не ответили на вопрос мистера Тальбота! Я уверена, из него вышел бы прекрасный адмирал, или как это называется.
– Нечего смеяться над мистером Тальботом, – заявила леди Сомерсет. – А мне, сэр Генри, не терпится услышать, что вы ему ответите.
– Однако, леди Сомерсет, – сказал сэр Генри. – Я впервые вижу, как вы проявляете интерес к морскому делу. Я полагал, в этой области вас интересуют только какие-нибудь «златые кудри», поэзия и прочая романтика… Если строить подобные паровые буксиры, пригодные для сражения, придется удвоить численность экипажа, чтобы содержать такие суда в чистоте и постоянно топить углем!
Заступничество мисс Чамли меня подбодрило.
– Несомненно, инженерный гений британской нации преодолеет эти трудности.
– Выскажитесь, капитан, – предложил сэр Генри. – Голова у вас работает отлично, как и положено на флоте.
Казалось, что обвинение в наличии рассудка вызвало у капитана Андерсона некоторое возмущение. Так и до ума рукой подать!
– Если уж отвечать на нелепый вопрос, то возразить придется следующее: мы порой находимся в море месяцами. Судно, движимое силой пара, расходует уголь. Поскольку длина судна ограничена высотой древесных стволов, используемых для строительства корабля, такое судно не проплывет расстояния, превышающего то, которое позволяет перевозимый запас угля. Затем – если корабль военный – гребные колеса уменьшат количество орудий, а значит, и количество выстреливаемых ядер. И наконец, если во время сражения хотя бы одно ядро сломает непрочные лопасти колеса, судно станет неуправляемым.
– Вот нам и ответили, мистер Тальбот, – сказала мисс Чамли. – Нас разбили в пух и прах.