Читать интересную книгу Особое задание - Юрий Колесников

Люда сообщала, что временами, по нескольку дней кряду, в столовой не появляется ни один летчик, а порою их оказывается так много, что столовая едва успевает обслужить всех прибывших.

Эти сведения подтверждали наблюдения партизанских разведчиков, которые по шуму моторов идущих на посадку и взлетающих самолетов определяли то же непостоянство в жизни аэродрома. В итоге данные, которыми располагал Антонов, оказывались противоречивыми. С одной стороны, было установлено, что на территории аэродрома усиленно ведется строительство каких-то подземных и надземных складов, что этот объект тщательно охраняется, а с другой — казалось, что немецкие самолеты не базируются постоянно на этом аэродроме, а лишь изредка, так сказать проездом, делают здесь непродолжительную остановку. И радиограммы Антонова на Большую землю, с запозданием сообщавшие о скоплении авиации противника на аэродроме, не достигали главной цели: не позволяли организовать налет нашей авиации, чтобы нанести чувствительный удар по живой силе и технике врага. Вот почему Антонов и, по его настоянию, Морозов настойчиво старались найти новые пути проникновения в тайну немецкого аэродрома. В частности, они договорились о том, чтобы при первой возможности пристроить связную Катю Приходько где-либо на аэродроме или поблизости от него. И вскоре удалось это сделать.

Однажды Морозова вызвал начальник госпиталя и передал ему просьбу шеф-повара приехать к нему. Морозов не заставил себя долго ждать. Супруги встретили его очень радушно и в полном здравии. Оказалось, что заболел недавно прибывший интендант — земляк шеф-повара. Гостеприимный хозяин пожелал, чтобы его друг лечился в домашних условиях, а не в госпитале.

— Смею просить вас, господин доктор, еще об одном одолжении, — отведя Морозова в сторону, доверительно сказал шеф-повар. — Жена очень нуждается в помощнице хотя бы на время болезни господина интенданта. Не можете ли вы рекомендовать столь же надежного и скромного человека, как ваша первая протеже?

Морозов едва не выдал радости, вызванной такой удачей, но, вовремя овладев собой, неторопливо, будто вспоминая, ответил:

— Газумеется, я постагаюсь, но... Надо подумать, кого... Впгочем... да, да! Есть одна девушка, котогая, как я полагаю, вполне вас устгоит...

Уже на следующий день Катя Приходько явилась к шеф-повару, а еще через день пришла в столовую за обедом для интенданта и супруги шеф-повара. С помощью пароля она установила связь с Людой.

Когда Морозов снова приехал проведать интенданта, Катя ухитрилась тайком передать ему записку. В ней она лаконично писала: «Связь есть. Л-а преданная, но «сухарь». Ни с кем не знакомится. Говорит, что сюда завозят много бомб в рост человека, а то и больше».

Морозов вернулся в районный центр расстроенный. Ясно, что через Люду нужных сведений не добудешь. Вся надежда теперь была на то, что со временем удастся пристроить в столовую и Катю, но когда это будет и будет ли? Затягивался и побег летчика. Между тем каждый лишний час его пребывания в госпитале мог стать роковым для всех троих — доктора, лаборантки и самого летчика.

Организовать его побег было очень трудно, пожалуй намного труднее, чем скрыть от нацистских врачей и вылечить. Проделать это ночью было невозможно: единственный выход из госпиталя запирался на замок и охранялся часовым К тому же выход этот вел во двор, а чтобы выйти на улицу, надо было отпереть ворота и миновать еще одного часового. Наконец комендантский час в районном центре соблюдался очень строго, и летчик вряд ли смог бы избежать встречи с патрулями. Побег в дневное время имел столь же мало шансов на успех: пройти незамеченным из лаборатории по коридорам к выходу, а затем миновать двор и часовых не было никакой возможности.

Взвесив все обстоятельства, Морозов пришел к заключению, что устроить побег можно только в ранние утренние часы и только в день, когда кто-нибудь из немцев врачей попросит его дежурить по госпиталю вместо себя. Случалось это не часто, и Морозову ничего не оставалось, как ждать. План побега был ими разработан до мельчайших подробностей. Каждый знал, что, когда и как он должен делать. И все же, чтобы исключить всякие случайности, Морозов вновь и вновь пытался себе представить, как все это должно произойти в действительности.

Наконец выдался долгожданный случай. Морозову предложили заступить на дежурство в ночь с пятницы на субботу. В эту ночь скончались от ран четыре немецких солдата. Морозов умышленно не дал распоряжения вынести их до рассвета. За полчаса до прихода врачей он с трудом разбудил двух солдат, в обязанность которых входило убирать операционную и выносить трупы. Ночью Антонина Ивановна угостила их изрядной порцией спирта. Опьянение еще не прошло, но, понукаемые дежурным врачом, они машинально принялись за знакомое дело, даже не заглянув в пропуск на умерших, который им вручил Морозов. Летчика предстояло уложить на носилки вместе с одним из них и вынести в морг. Для этой цели Антонина Ивановна заблаговременно соорудила более глубокие носилки.

Когда солдаты вернулись в здание за новой ношей, Морозов послал их на второй этаж, а сам вместе с Антониной Ивановной тотчас уложили третьего по счету покойника на свои носилки и отнесли его в лабораторию. Летчик был наготове. Он лег поверх трупа, его накрыли одеялом и, накинув лямки на плечи, понесли к выходу.

Морозов и Антонина Ивановна не раз до этого тренировались, сделав дома некое подобие носилок и таская на них всякие тяжести. И все же нести было очень трудно.

Не доходя до лестницы, ведущей на второй этаж, они остановились. Доктор пошел к выходу и, дождавшись возвращения солдат, опять послал их на второй этаж за последним покойником. Едва заглохли их шаги, как Морозов и Антонина Ивановна поспешили с носилками к выходу.

— Тоня, кгепись... Дегжаться и никаких! — тихо подбадривал Морозов.

Проходя мимо часового, он на ходу недовольным тоном сказал по-немецки:

— Это тгетий... Пгоспали, чегти...

Часовой одобрительно кивнул головой. Ему, видимо, понравилось, что русские доктор и лаборантка не гнушаются таким делом, а быть может, ему доставляло удовольствие, что они вынуждены так унижаться.

Едва переступив порог обширного сарая, часть которого была отведена под морг, Антонина Ивановна со стоном опустила носилки на землю. Морозов тотчас же откинул одеяло и, указав летчику заранее облюбованный закуток между штабелями дров, сказал:

— Ждите здесь. По сигналу выходите, но остогожно, как договогились.

Доктор и лаборантка, как и рассчитывали, встретили солдат-носильщиков на обратном пути из морга в госпиталь. Солдаты с недоумением уставились на пустые носилки. Опережая их вопросы, Морозов с укоризной сказал:

— А вы думали, я буду ждать, когда начальство появится? Покогно благодагю! Сами отнесли... Сейчас же начинайте убогку опегационной!..

Вскоре наступила обычная для госпиталя суета: врачебные обходы, перевязки, операции. Прибывали новые партии раненых, выносили в морг новых покойников... Весь день Морозов и Антонина Ивановна с тревогой посматривали в окна, выходящие во двор. Место, где скрывался летчик, было надежное, никому не было никакой нужды заглядывать туда, и все же беспокойство не покидало врача и лаборантку. Никогда еще они не ожидали с таким нетерпением окончания рабочего дня, но приближение заветного часа не ослабляло нервного напряжения, в котором они пребывали все время, а напротив, усиливало. Ведь заключительная и едва ли не самая рискованная часть побега еще впереди.

Наконец, как обычно, около шести часов вечера во двор госпиталя въехал на подводе мельник, чтобы отвезти дочь и доктора в село. Но на этот раз он остановился не у входа в госпиталь, а поблизости от дверей сарая-морга и, повесив коням торбу с овсом, начал озабоченно осматривать и смазывать колеса повозки. С одним из них старик возился особенно долго, время от времени постукивая молотком по чеке. Это было условным сигналом для летчика. Улучив момент, мельник подбросил в сарай пару брюк и телогрейку...

Погасив свет и приподняв тяжелую черную бумагу светомаскировки, Антонина Ивановна прильнула к окну и пристально всматривалась в глубь двора. Но вечерние сумерки скрывали происходящее, и она скорее угадывала, чем видела повозку. Это ее и успокаивало и волновало. «Значит, никто отсюда ничего не увидит... — думала она. — Но почему же отец так долго не подъезжает к выходу?!»

Тем временем летчик быстро оделся и благополучно перебрался из своего убежища в повозку. Старик уложил его на овчинный кожух, накрыл рогожей и, завалив сверху сеном, неторопливо подъехал к выходу.

Вскоре повозка с доктором, лаборанткой и мельником выехала со двора госпиталя. Благополучно миновали они пропускной пункт на окраине, проехали еще несколько километров и только тогда остановились, чтобы наконец-то позволить летчику подняться.