Да, именно эшафотом. Здесь казнили тех, кто был осужден имперским судом – если, конечно, не нужно было сделать это прилюдно, на площади, при стечении народа.
Впрочем, публичные мероприятия в последние годы случались редко. Секретная служба не рекомендовала Императору часто появляться перед чернью – имелась информация о том, что готовится заговор, и можно ожидать покушения на венценосную особу.
Конечно, Император не был доволен – ни известием о готовящемся бунте, ни тем обстоятельством, что Секретная служба смогла узнать о том, что заговор готовится, но так и не нашла тех, кто его готовит. Говорили, что тот, кто сообщил о заговоре, исчез. По крайней мере, по словам начальника Секретной службы.
– Кто остальные? Ну… те. Тридцать человек?
– Негодяи, Ваше Величество! Убийцы, грабители, насильники, даже мародеры есть – пятеро солдат с границы, напали на местного купца, изнасиловали его жену, дочь, убили, ограбили. Попались патрулю на месте преступления. Начальник патруля оказался братом убитого и решил навестить того дома, так их и поймали. Немного не успел. Заслуживают смерти.
– Да уж… заслуживают! – Император свел брови и помотал головой. – Впрочем, не больше, чем бунтовщики! Те опаснее грабителей, убийц и насильников! После бунтов ущерб бывает таков, что это не сравнимо с гибелью какого-то там купца! Мда… Сядь на место.
Император небрежно махнул рукой, на которой сверкал перстень с таким же, как на короне, камнем, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, обдумывая происходящее. Ему вдруг стало скучно, и представление уже не казалось таким заманчивым. Император любил кровавые игры, они его возбуждали, но… почему-то не сегодня. Возможно, так подействовало то, что произошло с дочерью? Она неделю рыдала, действовала на нервы, только сегодня слегка успокоилась, но физиономия была такой кислой, что это отбивало все удовольствие.
Задумался – может, отложить казнь? И тут же решил – нет. Пусть будет. Только растягивать ни к чему, пусть поделят преступников поровну и выпустят всех сразу. Один Мастер смерти – пять преступников. По жребию. Или как Лаган скажет – все равно. Смогут победить – пойдут в рудники. Не смогут – судьба их будет легче, ведь отправленные в подземелья медленно гниют заживо. Как обычно. Идиоты каждый раз надеются, что раз они живы, то смогут уйти от справедливого возмездия! Сбегут или попадут под помилование… глупые скоты!
– Можно начинать! – махнул Император и жестом подозвал к себе принцессу. – Дочь, сядь ближе, отсюда лучше видно! И хватит, хватит дуться! От твоей физиономии вино скисает! Выпей для настроения! Сейчас начнется веселье – не пожалеешь!
Император вздохнул – ну какое, к демонам, настроение? Впору самому рубить головы осужденным – ярость кипит, и раздражение бьет в виски, разламывая голову! Хочется врезать по прекрасной (в папу!) физиономии дочурки, сбить с нее эту кислую маску!
– Налей мне вина!
Слуга быстро плеснул красной, терпкой, пахучей жидкости в синий хрустальный бокал, часть выплеснулась на белую скатерть, украшенную причудливыми кружевами. Пятно растеклось и стало похожим на кровь. Император вдруг ткнул пальцем в середину пятна, потер, поднес руку к лицу и понюхал, с наслаждением вдыхая терпкий запах. Вино и кровь – они так похожи, так красивы! И только они могут веселить сердце мужчины! Они, да еще женщины, и… власть! Власть над жизнью и смертью людей, и нет больше наслаждения, чем оборвать эту самую жизнь! Или знать, что всегда, в любой момент можешь ее оборвать… Это гораздо интереснее.
От предвкушения, а может, от выпитого бокала вина настроение поднялось. Император потер лоб – боль не возвращалась, и он окончательно успокоился. Когда в комнату за стеклом вошли будущие Мастера смерти, пристально всмотрелся в их лица, помедлив с полминуты, встал, подошел к прозрачной перегородке и коснулся перстнем стекла, тут же заискрившегося, заигравшего радужными всполохами. Теперь мастера могли видеть свое божество.
Подмастерья упали на колени, завидев Императора, возвышавшегося над ними, будто статуя на постаменте. Он постоял, наслаждаясь эффектом, и негромким голосом неспешно и важно начал:
– Мои верные слуги! Вам предстоит в очередной раз доказать свою верность Императору! Вы должны уничтожить тех, кого приведут в эту комнату. Людей, которые осуждены Императорским судом, людей, которые угрожают существованию Империи, тех, кто совершил страшные преступления, искупить которые можно только смертью! Они будут вооружены – Император милостив и дает им шанс остаться в живых. Если они смогут победить вас – я их помилую. Если нет… Вы должны убить каждого, не оставляя в живых никого. Это и кара врагам Империи, и ваш экзамен на готовность к работе, важной работе, которая очень нужна вашему Императору. Надеюсь, вы меня не подведете, Мастера смерти!
– Не подведем, Император! – единым горлом выдохнули подмастерья, согнулись, упершись лбами в пол, замерли, показывая Императору свои согбенные спины, как знак того, что они доверяют хозяину безраздельно.
Император еще постоял, наслаждаясь властью над самыми опасными людьми в Империи, потом снова махнул рукой.
– В добрый путь! Создатель с вами!
Стеклянная стена потухла, став зеркальной, непроницаемой, и в комнату к подмастерьям вошел Мангус – серьезный, как никогда.
– Ученики! Вам оказали доверие! Если вы его не оправдаете – умрете. Каждый из вас должен казнить пять человек. Их заведут в эту комнату, и вы будете их убивать. Так, как умеете. Они будут вооружены, вы – нет. Можете делать все, что хотите, но эти люди должны умереть. Если они убьют вас – им даруется жизнь. Это милость Императора. Это их надежда, и биться за нее они будут насмерть. Вопросы есть?
– Кто первый? – Лебель мрачно взглянул на мастера, покосился на зеркало стены и нервно закусил губу.
– Это уже я решу, – так же мрачно ответил Мангус и, глянув в лицо Лебеля, усмехнулся. – Вот ты и будешь первым. Останься, все остальные за мной!
Подмастерья вышли из комнаты, оставив Лебеля стоять в одиночестве посреди комнаты. Никто не оглянулся, никто не сказал ободряющего слова – и так все ясно. Палачи – значит палачи. Пора привыкать. В любом случае – это не кто-то из товарищей. Не зря в самом начале их заставили кромсать тех, с кем они рядом ели, пили, спали, возможно, дружили. После этого любые чужие люди просто мишени. Тем более что осужденные вооружены и могут ответить. Если могут. А если нет – тем лучше. Еще меньше проблем.
Адрус шел в конце строя и думал о том, почему ему кажется, что Мангус что-то задумал? Почему он так ненавидит своего ученика? Когда мастер говорил, он не смотрел на Адруса, но Звереныш чувствовал – слова о наказании, о смерти тот говорил именно для него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});