с грустноватой улыбкой сказал он. – Ничего ужасного.
– Водка – это нормально, – наседал Сергей. – Вот текила или саке – это пакость. Саке теплым пьют. Фу! Тошнота настоящая. Зато суши – вкусно. Даже не суши, а у них есть такие… как их?.. Ладно, бог с ним… Тоже как суши.
– А ты ел?
– Ну так, доводилось. Меня в Берлине водили в суши-ресторан…
Олег, поняв, что он здесь лишний, тихонько вышел. Прикрыл дверь.
– И в Москве они есть, но я в Москве не был… Это такие маленькие штучки – одни из риса, другие из рыбы красной…
– Я представляю, Сережа, в общих чертах, – мягко улыбаясь, перебила Татьяна. – Ладно, давай попробуем нашего. Водочка, колбаска – прелесть.
– Да. – Сергей поискал глазами Олега, не увидел и снова впился в лицо девушки. – Спасибо, Танюш, что вдруг взяла и пришла. Как в сказке. Честное слово.
– Совсем ты не изменился.
– Да? Это плохо?
Татьяна поморщилась, но не досадливо или презрительно, а скорее ласково-грустновато:
– Если б всё можно было так легко определять: это – хорошо, это – плохо…
– Я понял. – Сергей потянул к ней свою стопку.
Чокнулись.
– Еще раз, Тань, я очень рад, что ты пришла.
– Я, может, тоже…
Выпили.
– А-а… ф-фу-уй! Ну… ну и гадость!
– Закуси. Всё хорошо. Молодец…
– Ну и гадость эта… эта заливная рыба!
– Да. – Сергей помолчал, полюбовался девушкой и серьезно, убеждающе, но и несмело начал: – Таня, послушай, я тебе предложить хочу. Только отнесись серьезно…
– Не надо только таким голосом. Я всегда боюсь, когда ты так говоришь.
– Извини… – И, будто прыгнул с обрыва, Сергей выпалил: – А поехали в Кёльн в июле! А? У меня там чтения намечаются, и у тебя как раз экзамены кончатся. А, Тань?.. Знаешь, как там красиво!.. Собор громадный, вообще…
– В июле в институт экзамены, – перебила Татьяна.
– Что?.. А… Но окно все равно ведь будет. Там как раз – вторая неделя июля… Тань… Теперь визы такие, что по всей Европе можно спокойно ездить… Шенгенские… В Париж сгоняем!
– Париж… – усмехнулась девушка. – А ты был?
– Нет, в Париже не был еще. В Милане был – договор там на книгу заключали. Германию всю объехал… А в Париж… – Он заговорил как можно ласковей, – в Париж надо с любимой. Обязательно, Тань. – Спохватился, плеснул в стопки. – За исполнение планов!
– Я же пьяная буду…
– Чуть-чуть. Чтобы сбылось.
На этот раз Татьяна выпила удачно – не задыхалась.
– Отлично! – похвалил Сергей и продолжил уговаривать-объяснять: – Это все очень легко, оказывается. Даже странно… Садишься в самолет в Иркутске – семь часов, и там. И совсем другой мир, Тань!.. Знаешь, я вот по Берлину, по Милану ходил, по Мюнхену, и ничего мне не в радость было. Честно!.. Знаешь почему? Тебя потому что не было. – Он потянулся, взял ее за руку. – Так мечтал, что вот здесь, здесь, мимо этого собора, через эту арку вместе пройти бы… Честное слово… Не то что красиво там уж так, а по-другому совсем. Как другая планета. И мы, Тань…
Сергей привстал и поцеловал ее в губы. Она не сопротивлялась; он обхватил ее голову ладонями и стал целовать еще, еще… Заглянул Юрий Андреевич, но тут же исчез… Из гама в зале выделился голос Людмилы Петровны:
– Слушайте, а давайте споем! – И сразу несколько одобрительных восклицаний…
Татьяна и Сергей поднялись. Целовались стоя.
В зале заиграли на гитаре и стройным хором запели наверняка давным-давно наизусть всеми выученную, любимую песню:
Тайга с комарами, конечно, не Крым,
Но счастливы мы тем не менее.
«Даешь Комсомольск!» – мы опять говорим,
Как наших отцов поколение.
И оглушительно-звонко грянул припев:
Нужна наша молодость! Нужны наши мускулы!
Чтоб рельсами врезалась в рассветную даль!
Байкало-Амурская! Байкало-Амурская!
Байкало-Амурская ма-ги-страль![6]
– Что, к ним пойдем? – прошептал Сергей.
– Да. – Татьяна сняла его руки со своей талии. – Надо к ним…
6
Комната была очень чистой, уютной, хотя и без излишка украшающих ее предметов. Две широкие кровати, телевизор, что-то вроде письменного стола, холодильничек под ним; тумбочки возле кроватей, светильники, два кресла, а между ними стеклянный журнальный столик. Чистота, строгость и уют.
В креслах сидели Сергей и полноватая, неухоженная, лет пятидесяти женщина в фиолетовой толстовке и синих джинсах. Она устанавливала на столике диктофон и одновременно объясняла Сергею:
– Я работаю на радиостанции в город Гамбург. Это будет литературная передача. Тридцать минут. Десять минут – разговор с вами, затем – читание рассказ. М? – Приподняв брови, она взглянула на Сергея, как бы спрашивая у него одобрения.
– Понятно.
– Окей. Итак, я задаю несколько вопрос. Нужен ваш голос, а сверху него мы дадим перевод… Готовы? Включаю.
– Готов, – кивнул Сергей и тут же кашлянул. – Всё, поехали.
– Сергей, – суховатый, деловой голос женщины стал почти суровым, – по поводу вашей книги критика сошлась во мнение, что вы пишете документальность, но… но облекаете это в форму фикшен, то есть – беллетристика. Так ли это? Вы соглашаетесь?
– Н-ну, какие-то документальные штрихи в моих рассказах, конечно, присутствуют, – волнуясь, но не о том, что сказать, а как бы говорить плавно, длинными связными фразами, начал Сергей, – есть немалая доля автобиографичности. В основном же рассказы все-таки построены на вымысле. Абсолютно документально писать не получится в любом случае. Да и скучно, наверное, писать точно так, как было.
– Но ощущение автобиографичности очень сильно. Почему вы взяли для своего героя ваши имя, фамилие?
– Это скорее имитация документальности, прием, чтобы сильнее воздействовать на читателя…
Женщина задавала привычные Сергею вопросы, – их задавали практически все журналисты, бравшие у него интервью в последнее время, – а он привычно, почти механически отвечал…
– Окей! Последний вопрос, – наконец сказала женщина. – Над чем вы работаете в последний момент?
– М-м… Н-ну, составляю сборник вещей… короче говоря, сборник рассказов и повестей тех, кому нет еще двадцати лет.
– Нет двадцати лет?! – изумленно переспросила журналистка. – Очень интересно!
– Да. Дело в том, что то издательство, где вышла в России моя книга, бросило, так сказать, клич присылать молодым своим произведения. Набралось уже больше сотни… Я читаю и отбираю для сборника лучшие. Очень есть сильные.
– Ну вот, хорошо. – Журналистка хотела уже выключить диктофон, но спохватилась: – А свои?
– А?
– Свои произведения работаете?
– Свои… – Сергей помрачнел, поежился в кресле, поблуждал взглядом по стенам. – Роман пытаюсь писать. Некое такое обобщение моих рассказов. Конечно, ситуации новые будут, но герой, в принципе, тот же, и место действия… Но трудно уже об этом стало писать.
– Почему-у? – На лице женщины тут же изобразилось