ГЛАВА VI
Египтяне не были завоевателями; почему их цивилизация оставалась стабильной
Мы не будем рассматривать западные оазисы, в частности оазис Аммона. Там царила чисто египетская культура, и она объединяла, пожалуй, только семьи священнослужителей, группировавшиеся вокруг храмов. Остальная часть населения не знала ничего, кроме слепого повиновения. Поэтому предметом нашего рассмотрения будет собственно говоря Египет, в отношении которого этот вопрос еще предстоит решить: в какой мере величие египетской цивилизации соответствовало количеству крови белой расы у жителей страны? Иначе говоря, всегда ли эта цивилизация, вышедшая из индийской миграции и подверженная воздействию хамитских и семитских элементов, деградировала по мере того, как на первый план выступала «черная» основа, существовавшая в виде трех главных элементов?
До Менеса, первого царя I династии, Египет уже был цивилизованной страной и имел по крайней мере два крупных города: Фивы и Фис. Новый монарх объединил под своей властью несколько небольших государств, которые до этого были разделены. Язык в основном уже сформировался. Таким образом, индийское вторжение и союз с хамитами имели место раньше этого очень древнего периода, который и стал финалом этих событий. До сих пор не было речи об истории. Все страдания, опасности и труды первого государства, как у ассирийцев, происходят в эпоху богов или героическую эпоху.
Такая ситуация характерна не только для Египта, но и для всех рождающихся государств.
Пока продолжается становление, колонизация не завершена, природа не освоена, пищи мало, аборигены не укрощены, а сами завоеватели рассеяны по болотистым местам и поглощены борьбой за выживание, не может быть истории.
Но этот период закончился. Как только труды начали приносить плоды, люди стали чувствовать себя в относительной безопасности, к которой стремились все их инстинкты, и утвердилась постоянная система правления, начинается история в полном смысле этого слова, и нация приходит к осознанию себя как организованной общности. То же самое происходило и происходит в обеих Америках после открытия континента в XV в.
Доисторические времена не имеют для нас большой ценности — либо потому, что они принадлежат расам, не способным к цивилизации, либо они для белых народов представляют собой периоды становления и не могут быть сведены в логические факты, имеющие ценность для потомков.
Начиная с первых египетских династий цивилизация зашагала вперед так быстро, что вскоре появилась иероглифическая письменность, которую, впрочем, предстояло совершенствовать. Нет никаких свидетельств того, что ее избирательный характер изменился в течение короткого времени и приобрел простую графическую форму.
Сегодня справедливо признается первостепенная важность найти способ фиксации мысли для любой цивилизации, тем более если это простой способ. Ничто так не характеризует глубину мышления народа и его способность удовлетворить разносторонние потребности в жизни, как алфавит, сведенный к максимально простым элементам. В этом отношении египтянам не приходится хвастаться своим изобретением. Их письменность очень сложная и не всегда ясная и ставит их на одну из низших ступеней лестницы развитых наций. Ниже их стоят только перуанцы с цветными шнурками и мексиканцы с загадочными рисунками. Выше следует поместить китайцев, потому что они, по крайней мере, быстро перешли от фигуративной системы к обычному изображению звуков; конечно, новая система была несовершенной, но во всяком случае она позволила свести письмо к ограниченному числу ключевых элементов. Как бы ни был значителен этот шаг, его результат намного уступает логичным комбинациям семитских алфавитов и даже клинописному письму, хотя и последнее не может сравниться с реформированным греческим алфавитом, последним словом в письменности, превосходящим и санскритскую систему. А все дело в том, что ни одна раса, кроме западной, не обладает одновременно и абстрактным мышлением и чувством полезности.
Признавая иероглифическую письменность солидным основанием для того, чтобы египетская нация заняла свое место среди цивилизованных народов, следует также признать, что это изобретение, учитывая самые последние усовершенствования, ставит его авторов не ниже ассирийцев. Что касается этой бесплодной по сути идеи, можно сказать следующее: если бы черными народностями Египта не управляли, еще до Менеса, белые, не был бы сделан этот первый шаг в создании иероглифов. Но, с другой стороны, если бы неспособность черной расы не подавляла природное стремление арийцев к совершенству, иероглифическая письменность, а вслед за ней и искусства Египта не погрузились бы в неподвижность, которая является специфической чертой цивилизации Нила.
Пока страной правили только местные династии, пока она питалась идеями, взращенными в своей почве и порожденными своей расой, ее искусства могли изменяться лишь в частностях, но не в целом. Они не знали ни одного существенного новшества. При II и III династиях они были грубыми, при XVIII и XIX эта грубость несколько смягчилась, а при XXIX, которая предшествовала Камбизу, упадок выражается лишь в извращении форм, но не в появлении дотоле неизвестных принципов. Местный гений состарился и не изменился. Он возвышался, доходил до кульминационной точки, когда преобладал белый элемент, оставался устойчивым, пока этот элемент исполнял цивилизаторские функции, и опускался всякий раз, когда верх брал черный гений, но не совершенствовался. Потому что неблагоприятное влияние постоянно опиралось на меланийскую основу.
Такая загадочная застылость всегда поражала наблюдателей. Этому удивлялись еще греки и римляне, а поскольку ничто не остается без объяснения, стали обвинять в этом жрецов.
Несомненно, египетское духовенство было сторонником покоя и стабильности и врагом новшеств, как и всякая аристократия. Но ведь и в хамитском, семитском и индийском обществах были хорошо организованные и влиятельные священники. Так почему в этих странах цивилизация шагала вперед, проходя через множество стадий, почему развивались искусства, а письменность меняла формы и совершенствовалась? Просто дело в том, что в тех странах могущество священнослужителей, как бы велико оно ни было, ничего не могло поделать с воздействием крови белых жителей, которая служила неистощимым источником жизни. Сами священники, проникнутые потребностью расширения своего влияния, участвовали в творчестве и созидании. Предположить неодолимые препятствия в наличии каких бы то ни было институтов — значит принизить значимость и силу извечных принципов социальной жизни.
Когда в силу каких-то человеческих факторов цивилизация замедляет свой ход, она находит в самой себе достаточно сил для их преодоления, поскольку создана только для того, чтобы извлекать выгоду из таких социальных институтов; можно с уверенностью сказать, что если тот или иной режим долго держится, значит, он устраивает тех, кто его поддерживает. Египетское общество получило немного новой белой крови и не могло отвергнуть то, что оно изначально считало хорошим и завершенным и что продолжало таковым ему казаться. Эфиопы и негры, самые древние и самые многочисленные завоеватели, не могли трансформировать империю. Они ее разграбили, и перед ними встала альтернатива: либо уйти, либо подчиниться существовавшим до них правилам. Взаимоотношения этнических элементов в Египте не изменились вплоть до завоевания Камбиза, когда усилился приток черной расы, поэтому нет ничего удивительного в том, что всякое движение начало замедляться, затем остановилось совсем, и искусства, письменность, вся система цивилизации до VII в. до н. э. развивались в одном направлении, не отходя от условностей, составлявших до этого основание страны, которые затем, как это обычно случается, сделались самым характерным элементом национальной сущности.
Имеются свидетельства того, что начиная со II династии влияние побежденных, т. е. черной расы, уже ощущалось во всех институтах и, учитывая тиранию господствующих классов и их презрение к народу, можно предположить, что для того, чтобы обеспечить повиновение, взгляды подданных должны были находить выражение в действиях правящей верхушки, т. е. представителей белой расы, которым приходилось до некоторой степени разделять чувства черной массы. Такими представителями могли быть только мулаты. Например, Юлий Африканский сообщает следующее о царствовании Кайехоса, второго царя финитской династии: «Начиная с этого монарха, называемого также Абревиатор, узаконено, что быки Апис в Мемфисе и Мневис в Гелиополисе, а также козел Мендезий являются богами».
К сожалению, прусский ученый и дипломат Бунзен недостаточно точно перевел эту фразу. Между тем Юлий Африканский имеет в виду тот факт, что культ священных животных существовал и раньше, но официально был признан только в названную эпоху. Из этого можно заключить, что для негритянской расы религия всегда была связана с поклонением животным, и если пришлось принимать специальный декрет, чтобы придать этому культу юридическую силу, значит в те времена он не пользовался симпатией верхушки общества, которая была белого происхождения, поэтому тем самым был нанесен удар по арийским понятиям истины, разума и прекрасного в сознании нации. Это было следствием изменений в составе крови населения. Из белой активная часть общества превратилась в метисов, затем, по мере дальнейшей деградации черной крови, почетное место в храмах заняли бык и козел.