Для Брэдли первый залп корабельных орудий прозвучал как единый «дьявольской силы взрыв».
На «Бейфилде» начальник склада лейтенант Сайрус Эйдлетт выскочил на палубу, чтобы осмотреться. Он записал в дневнике: «Надо мной словно полыхали тысячи фейерверков, наподобие тех, что устраиваются 4 Июля. Небеса разверзлись, и миллионы звезд сыпались на землю, выстреливая во всех направлениях ослепительные молнии. Трудно представить себе ту сконцентрированную огневую мощь, которую наши авиация и корабельная артиллерия обрушили на так называемые „неприступные“ береговые фортификации, создававшиеся „герром Шикльгрубером“[49] и его людьми с таким невероятным упорством. Ввысь взлетали столбы дыма и пламени. Взрывы даже на расстоянии вызывали дрожь в ногах. Корабль содрогался и вибрировал, будто живое существо».
Кто-то прокричал в ухо Эйдлетту:
— Клянусь, что сейчас на нашем корабле немало испачканных штанов!
Еще больше их было в немецких казематах на побережье.
Воздушные десантники наблюдали за бомбардировкой и артобстрелом в тылу противника. Снаряды рвались между ними и береговой линией, некоторые пролетали над головой. Джон Говард, занявший позиции у моста Пегас, так описывает увиденную им картину: «Надвигавшийся огневой вал был колоссальным. Мы физически чувствовали, как под ногами сотрясается земля. Огонь переместился дальше в глубь материка, то есть ближе к нам. Взрывы ошеломляли: нам, пехотинцам, никогда прежде не приходилось испытать на себе обстрел корабельных орудий. Чудовищных размеров снаряды летели так низко, что мы инстинктивно пригибались, даже находясь в укрытии. Мой перепуганный радист потерял дар речи и вдруг промолвил:
— Чтоб мне провалиться, сэр, это же настоящие джипы».
Во Вьервиле, маленькой деревушке, притулившейся на вершине скалы на западной оконечности «Омахи», артобстрел разбудил жителей. Французы сохраняли невозмутимое спокойствие. Пьер и Жаклин Пипрель поспешили в дом месье Клеман Мари, зная, что у него, несмотря на запрет немцев, имелся бинокль. «Из чердачного окна, — рассказывает в своих мемуарах Пьер, — мы по очереди всматривались в даль, где у нас на глазах нарастала устрашающая армада. Море скрылось, и перед нами мелькали лишь корабли».
Потом громыхнул залп. Снаряды падали по всей деревне. Через минуту в окнах не осталось стекол. Один снаряд разорвался наверху, в спальне, и «все свалилось на пол в столовой на нижнем этаже». Другой пронесся сквозь дом, влетев в переднее и вылетев в противоположное окно. Третий взорвался в пекарне, убив няню и ребенка, которого она держала на руках.
Стрельба велась из всех орудий союзнического флота. Американский эсминец «Гардинг», которым командовал капитан третьего ранга Джордж Дж. Палмер, в 5.37 открыл огонь по побережью «Омаха». Его целью была батарея, расположенная к востоку от Порт-ан-Бессена на расстоянии 4800 м от него. Эсминец выпустил 44 снаряда калибром 5 дюймов по германским пушкам и временно их нейтрализовал. А немцы промахнулись и лишь подняли гейзеры воды вокруг американского корабля. Самый ближний взметнулся в 75 м от борта.
В 5.47 «Гардинг» перенес огонь на три ДОСа у выезда Колевиль в 3000 м от эсминца. Он успел сделать около 100 выстрелов, прежде чем цель заволокло густым дымом. Уже весь берег окутался тучами из дыма, песка, осколков и обломков разбитых конструкций. Палмер не видел ориентиры на местности и перешел на наведение с помощью радара.
Когда ветер немного развеял завесу, «Гардинг» открыл стрельбу по дому, стоявшему на выезде. Чтобы его уничтожить, хватило 20 снарядов. В 6.10 эсминец произвел 40 выстрелов, разрушив еще одно укрепленное сооружение. В 6.15 «Гардинг», сократив расстояние до берега до 1700 м, сделал шесть залпов по полевому орудию на «Омахе», расчет которого готовился поразить идущие с моря десантные суда. Уничтожить пушку не удалось, но немцам пришлось искать убежище в скалах.
Уцелевшие батареи противника пытались вести ответный огонь. Моряки «Гардинга» слышали свист пролетавших мимо снарядов. Лейтенант Уильям Джентри говорит, что немцы стремились попасть в линкоры и крейсеры, стоявшие за эсминцем: «Траектория стрельбы была настолько низкой, что снаряды мчались на уровне труб нашего корабля. Некоторые из них, казалось, проскакивали между трубами».
В 6.20, когда десантные суда достигли берега «Омахи», командир артиллерийской боевой части доложил, что «задача выполнена», а капитан третьего ранга Палмер отдал команду: «Прекратить огонь!»
Всего у пяти участков побережья Нормандии курсировали 68 эсминцев. И все они действовали схожим образом, подавляя заранее обозначенные цели, — главным образом ДОСы и другие укрепленные позиции противника, наблюдательные посты на шпилях церквей или любые объекты по своему выбору. Затем они прекращали стрельбу, убедившись в том, что десантники начали высаживаться.
Два эсминца постигла неудача. Норвежский «Свеннер» находился на крайнем левом фланге недалеко от Гавра. В 5.37 полдюжины торпедных катеров по приказу адмирала Кранке вышли из гавани и атаковали союзническую флотилию. Под удар попал «Свеннер», державшийся по левому борту от польского «Слазака». Капитан Налеч-Тыминский так описывает гибель судна в своих мемуарах: «Взрыв произошел посередине корпуса корабля. Высоко в небо взметнулось пламя пожара. „Свеннер“ переломился пополам и затонул». Капитан Кеннет Райт из отряда коммандос через пять дней сообщил своим родителям: «Зрелище было жутким. Эсминец развалился по центру, и две его половины пошли на дно, сомкнувшись, как складной нож».
«Свеннер» оказался единственным военным судном союзников, потопленным немецкими моряками в тот день. Немецкие катера еще пускали торпеды, когда их атаковал британский «Уорспайт». Линкор подбил один катер, а остальные ретировались в относительно безопасный порт Гавра. Так закончилась первая и последняя попытка германских ВМС помешать высадке десанта.
На побережье «Юта» самолеты, создававшие дымовую завесу между немцами и союзническим флотом, появились в 6.10. Но самолет, который должен был закрыть американский эсминец «Корри», сбили зенитки. Какое-то время корабль оставался на виду у германских артиллеристов, и они сосредоточили на нем весь огонь. Эсминец отчаянно маневрировал и отстреливался. Команда судна рисковала, поскольку тральщики освободили от мин лишь ограниченное пространство. Помощник механика Грант Галликсон находился на своем посту в первом машинном отделении. По трубам стекали капли воды, из турбин с шипением вырывался пар. «От нас требовалось одно, — вспоминает Галликсон, — дать капитану, когда нужно, «полный вперед», а иногда выжать из машин и экстренную скорость». Вдруг корабль в буквальном смысле слова подпрыгнул. Решетки под ногами стали расходиться, свет погас, отделение заполнилось паром. «Корри» наткнулся на мину, которая взорвалась прямо под центром корпуса.
«Наступила кромешная темень, — рассказывает Галликсон, — горячий пар обжигал и перехватывал дыхание». Он попал в одну из самых ужасных ситуаций, в которых может оказаться моряк: запертый в машинном отделении, среди лопающихся труб, взрывающихся турбин, котлов. Вода поднималась, и скоро она уже была ему по пояс.
Под днищем раздался второй взрыв. «Корри» наскочил еще на одну мину и почти раскололся надвое. Хоффман пытался вывести его в открытое море, но эсминец совсем потерял ход и начал оседать. В 6.41 капитан-лейтенант отдал приказ команде покинуть корабль.
В первом машинном отделении «нам удалось открыть люк и выбраться наверх, — продолжает свой рассказ Галликсон. — По палубе гуляли волны. Стало ясно, что мы тонем.
Тут я заметил, что на мне нет спасательного пояса. Его сорвало взрывом. Я кинулся в море с правого борта. Нам не пришлось прыгать. Мы просто поплыли, так как корабль уже уходил под воду».
Через два часа Гранта и других моряков с «Корри» подобрал американский «Фитч». Их согрели горячим кофе и торпедным спиртом. Потом перевели на транспортное судно и отправили в госпиталь в Англию.
На «Фитче» Грант встретил командира носового огневого отделения Равинского: «У него было обожжено 99 процентов тела. Мы изо всех сил старались ему помочь. Но на следующий день он скончался»[51].
Матрос Джозеф Долан слушал эфир в боевой информационной рубке на «Бейфилде»: «Я до сих пор помню тревожное сообщение, которое поступило с „Корри“. В нем говорилось, что эсминец подорвался на мине, на корабле много жертв и нужна срочная помощь. Большинство сообщений приходили зашифрованными, а это я получил открытым текстом».
Матрос А. Р. Бейер отплыл с «Фитча» в шлюпке, чтобы подобрать уцелевших моряков. Он видел, как до последнего момента держалась над водой задравшаяся вверх корма «Корри». Бейер заметил человека, уцепившегося за лопасть винта. Но он решил вначале снять людей с плотов и обломков тонущего судна. Когда матрос повернулся снова к «Корри», на винте уже никого не было. За утро «Фитч» поднял на борт 223 моряка с эсминца «Корри».