Читать интересную книгу Смерть героя - Ричард Олдингтон

Через пролом в крыше Уинтерборн смотрел на белый иней, на ледяные мерцающие звезды. Когда он просыпался поутру, одеяло подернуто было изморозью от его дыхания и в коротко подстриженных усах леденели сосульки. Промерзшие башмаки не гнулись, и натягивать их было мученьем. Хлеб в ранце замерзал до того, что становился серым, а вкус мерзлого хлеба отвратителен. В сыре хрустели ледяные иголки. Повидло в жестянках застывало так, что его нельзя было есть, не разогрев на огне. Мясные консервы приходилось выламывать из банок кусками красноватого льда. Умыванье превращалось в пытку. Сорок человек обходились тремя бачками воды в день. Этого должно было хватить на умыванье и на бритье – бачок на десять – пятнадцать человек. Очередь Уинтерборна, новичка в батальоне, разумеется, наступала последней. Вода была точно ледяные помои. Он брезгливо погружал в нее грязные руки и зажмуривался от омерзения, когда надо было мыть лицо. Но и с этим унижением он примирился.

Навсегда запомнилась ему первая ночь на передовой. Около четырех часов они построились на улице разрушенного поселка. Мороз был трескучий, на юго-западе меркло уже знакомое тускло-кровавое пятно заката. Солдаты, укутанные до бровей, в овчинных и козьих куртках, с коробками противогазов на груди, казались нелепо грузными и неуклюжими. Почти все натянули на каски лоскуты мешковины, чтобы сталь не отсвечивала, и ноги для тепла тоже обмотали мешковиной. Они гулко топали о промерзшую, твердую, как камень, землю; к ним вышел из своего жилья дрожащий, укутанный до бровей офицер. Люди разобрали сваленные в кучу лопаты и кирки и молча гуськом двинулись за офицером по изуродованной обстрелом улице. Примкнутые штыки чернели на фоне холодного серого неба. Идущий впереди круто свернул налево, к разрушенному дому. Уинтерборн последовал за ним, спустился по четырем неровным ступеням и оказался в окопе. Стрелка с надписью указывала:

ХОД ХИНТОНА

К ПЕРЕДОВОЙ

Земляные стены укрыли их от пронизывающего ветра, и сразу стало легче. Над головой сияли прекрасные насмешливые звезды.

Где-то сзади полевые пушки принялись изрыгать снаряд за снарядом. С протяжным воплем они летели прочь, потом издалека слабо доносился треск разрыва. Уинтерборн слепо шагал за идущим впереди. По цепочке то и дело передавали:

– Осторожно, яма.

– Нагнись, проволока.

– Голову береги – мост.

И, оступившись в яму, зацепив штыком за провод полевого телефона и стукнувшись каской о низкий мостик, Уинтерборн передавал предупреждение идущему позади. Миновали резервную линию окопов, затем второй эшелон, где недвижимо стояли на стрелковых ступенях солдаты и из блиндажа тянуло странной смесью – запахом душного жилья и горелого дерева. Через минуту спереди по цепочке дошел краткий приказ:

– Отставить разговоры, лопатами не звенеть.

Теперь они были в нескольких сотнях шагов от передовой линии немецких окопов. Нечасто, вразброд били орудия. Снаряд разорвался за бруствером в каких-нибудь пяти ярдах от головы Уинтерборна. Это была всего только шрапнель, но его непривычному слуху она показалась тяжелым снарядом. Шрапнель рвалась пачками по четыре – трах, трах, трах, трах, – боши брали противника в вилку. Поминутно раздавался резкий треск – немец, пристрелявшись, бил по уборной или по какому-нибудь незащищенному переходу. Дощатый настил под ногами был весь в трещинах и проломах. Уинтерборн споткнулся о неразорвавшийся снаряд, дальше пришлось перелезать через груду земли – несколькими минутами раньше здесь разрывом завалило окоп. Еще один крутой поворот – и впереди на небе черным силуэтом возникли каска и штык. Вышли на передний край.

Круто свернули влево. Справа были стрелковые ступени, солдаты стояли примерно в пятидесяти ярдах друг от друга. Между ними виднелись траверсы и входы в блиндажи и отогнутые кверху одеяла, которыми завешивали вход для защиты от газа. Уинтерборн на ходу старался заглянуть внутрь – там тускло горел огонь, слышался невнятный говор; несло удушливым запахом дыма и непроветренного жилья. Идущий впереди остановился и обернулся к Уинтерборну:

– Стой. Сегодня пароль – «фонарь».

Уинтерборн остановился и передал пароль следующему. Они ждали. Возле на ступеньке стоял наблюдатель. Уинтерборн поднялся и стал рядом, ему хотелось увидеть наконец «ничью землю».

– Вы кто? – тихо спросил наблюдатель.

– Саперы.

– У тебя огарка не найдется, друг?

– Не взыщи, друг, нету.

– Минеры, сволочи, все свечи забирают.

– У меня есть шоколад, хочешь?

– Спасибо, друг.

Солдат отломил кусок шоколода и стал жевать.

– Холодище сволочной, вот что. Ноги совсем застыли. И скучища, сволочь. А вон там бош кашляет у себя на посту – здорово слышно, будто рядом. Слушай.

Уинтерборн прислушался и услыхал глухой кашель.

– Ихний наблюдатель, – шепнул его собеседник, – Бедняга, ему бы лакрицы пососать, сукиному сыну.

– Пошли, – сказал стоявший впереди.

Уинтерборн соскочил в окоп и передал приказ дальше по цепочке.

– Доброй ночи, друг, – сказал наблюдатель.

– Доброй ночи, друг.

Уинтерборна назначили в партию саперов, рывших подкоп к «ничьей земле». Когда он уже спускался в сапу, офицер остановил его:

– Вы из нового пополнения?

– Так точно, сэр.

– Подождите минуту.

– Слушаю, сэр.

Остальные вереницей спустились в сапу. Офицер негромко сказал:

– Первый час побудете в карауле. Идемте, только не выпрямляйтесь.

Взошел тонкий серп молодого месяца, и в воздухе разлился холодный слабый свет. То с немецкой, то с английской стороны взлетали осветительные ракеты, и в слепящем сиянии отчетливо выступала мертвая, пустынная земля, вся в клочьях колючей проволоки, изрытая воронками. Уинтерборн с офицером перелезли через бруствер, поползли по ямам и рытвинам, миновали то место, где кончался подкоп. Офицер нырнул в воронку, вырытую снарядом как раз перед проволочными заграждениями. Уинтерборн – за ним.

– Лежите здесь, – шепнул офицер. – Смотрите в оба. Если заметите немецкий дозор, стреляйте и поднимите тревогу. Направо, за проволоку ушел наш дозор, так что смотрите как следует, в кого стреляете. Тут в воронке припрятана парочка ручных гранат. Через час вас сменят.

– Слушаю, сэр.

Офицер пополз прочь, а Уинтерборн остался один на «ничьей земле», шагах в двадцати пяти от передовой линии английских окопов. Ему слышны были глухие, мягкие удары и чуть внятное бормотанье – это саперы работали кирками и лопатами и переговаривались шепотом. С английской стороны, свистя, взвилась осветительная ракета, и он напряг зрение, всматриваясь, нет ли поблизости вражеского дозора. Но увидел лишь путаницу немецких проволочных заграждений, вражеский бруствер, кое-где поврежденный, воронки, какие-то обломки да торчащий пень срезанного снарядом дерева. В тот миг, как пылающий магний стал опускаться к земле, дорисовывая ослепительную параболу, громко, точно мотоцикл, затрещал пулемет, скрытый в тридцати шагах от Уинтерборна. Он вздрогнул от неожиданности и едва не спустил курок. Потом все стихло. Позади кто-то надрывно закашлялся; тотчас издали донесся глухой кашель немецкого наблюдателя. Странные, пугающие звуки в мертвенном свете луны. Щелкнул выстрел. Было нестерпимо холодно. Уинтерборна била дрожь – и от холода и от возбуждения.

Тянулись нескончаемые минуты. Он мерз все сильнее. Порою то свои, то чужие снаряды с воем проносились над головой и разрывались где-то далеко. Слева, ярдах в четырехстах от Уинтерборна, раздались один за другим оглушительные взрывы. Напрягая зрение, он уловил вспышку, и тотчас поднялся черный столб дыма, взлетели обломки. Он еще не знал, что это работа минометов, грозных немецких «минни».

Прошло примерно три четверти часа, они не принесли ничего нового. Уинтерборн все сильнее коченел, ему казалось, что он провел здесь часа три, не меньше. Должно быть, о нем забыли! Его трясло от холода. И вдруг почудилось – справа за проволокой что-то шевелится. Он весь напрягся, настороженно вглядываясь. Да, за проволокой двигалось темное. Замерло и словно растворилось во тьме. Потом поблизости зашевелилась еще одна тень и еще. Это дозор, и направляется он к проходу в заграждениях, что как раз напротив Уинтерборна. Свои или немцы? Он нащупал гранаты, взял карабин на изготовку и ждал. Тени ближе, ближе. Когда они были уже у самой проволоки, Уинтерборн громким шепотом окликнул:

– Стой! Кто идет?

Все три тени мгновенно скрылись.

– Стой! Кто идет? – повторил он.

– Свои, – послышался тихий ответ.

– Пароль – или буду стрелять.

– «Фонарь».

– Ладно, идите.

Один за другим они поползли к нему через просвет в проволоке. На всех троих были вязаные шлемы, в руках – револьверы.