километров. Грому не стоило открывать рта, и приближаться к Павловой. Без него грохотало…
— Ментяра, твою ж мать! Боюсь, боюсь! Ты, видно, берега попутал, сухарь?
— А ты чего без опричников своих, фраерок? Чё, Кос? Растерял? Всех? И кто тут из нас конченый неудачник?
— А у тебя забыл совета спросить! Советчик, бля, отрылся из канавы своей… Мы с тобой с осени не прикрыли лавочку, ты мне так и не сказал, что втолковывал Лизке! Надоумил её свалить или думал, что я не догадаюсь, дьявол!
— Завали уже старую тему, я не об этом приехал с тобой языками молоть. Мимо, можно сказать, тормознул!
— Мозг не парь мне, ты ж никогда просто так ни хера не сделал бы! — Космос выбросил сигарету в сугроб. — Все, прекращаю курить! Меня бросают, и я тоже брошу…
— Пробовал, все бесполезно! — «Космоса», которым провонял весь его жестяной гараж, Громов больше не употреблял, и не только из-за нелицеприятной ассоциации. — Затягивает ещё круче! Какие проблемы?
— Завали, сынок.
— Почему же, Кос? Мое, как раз, не расслабляйся! Не будь тебя — жизнь была гораздо проще! Думать бы о своих проблемах забыл.
— Не была бы! Я тебя все равно к Лизе на пушечный выстрел не пущу.
— Себя пусти!
— Сука… — Кос презренно прикусил губу, качая головой, видя, что Громов давит на больное. — Ты спецом нарываешься, едрит твою налево? Мазохист? Или пришёл посмотреть, не сдох ли я? Свободна ли дорожка?
— Москва — большая деревня!
— Пиздят, как дышат в твоей Москве, но не в этот раз.
— Не спорю, — Слава чувствовал себя причастным к тому, что случилось с Космосом и Лизой прошлой осенью. Не расскажи она ему, что им нужна реальная помощь, так бы и остался в стороне, — и как там Санёк?
— Жив, здоров, уважаем, — распространяться на эту тему Кос не собирался. — Папаша место под солнцем уже забил? — Космос оценивающе посмотрел на средство передвижения Громова, замечая при этом, что сопляк заметно заматерел. — Хорошо устроился!
— Можно подумать, что у тебя когда-то не было выбора. Мы с тобой в одной весовой категории.
— А я заранее знал, что мне это не сдалось.
— Решительно!
— Видишь? Поэтому Лизка и со мной!
— Была!
— Временные трудности!
— Кос! Я вообще не говорил с тобой, если бы Лиза во всей вашей истории не участвовала.
— Правду-матку решил смолоть? Психологов не заказывал!
— И я прав! У неё был и есть прекрасный шанс — не думать о чужих проблемах!
— Да что ты ей там, сволочь, натрындел в ушки чуткие, что она взяла и среди ночи меня искать мотнулась?
— Обороты сбавь, — пламенный «Линкольн» жалобно заскрипел, когда Славка присел на длинный капот рядом с Холмогоровым. — Это все нихуя для меня не смешно, а вот Лизке ты нужен, дятел!
— Ты, мент, наконец-то это внял! — взревел Космос, поднимая руки к зимнему небу. — Не прошло и века! Пойду и набухаюсь!
— Я бы с пустого места не приехал, — Громов зябко поежился, пряча сжатые кулаки в карманы драпового серого пальто. — Пчёлу не нашёл, хрен достанешь его.
— С капота слезь, — Космос не мог не заметить, что Слава покусился на святое, — а теперь говори…
— Обойдешься, дядя!
— Выкладывай, давай.
— Привет, Белому передай, пусть там на задворках не мёрзнет… — Слава не знал, где сейчас пережидает бурю знакомый с давних лет Сашка, но желал ему прямой дороги. — Ещё месяц, два… И весна…
— И я тебя правильно понял?
— А в остальном разберешься, — Гром поднялся с капота иномарки, медленно направляясь к собственной «Волге», — и не благодари, Кос!
— Да ладно тебе, — крикнул Холмогоров ему в спину, — ты же знаешь, что ещё как благодарен! Не все так плохо-то! Кроме…
— Разве не заметил, что я давно не путаю твои берега? Странный ты, Космосила, так и протираешь штанины, на что боролся-то?
— Я спокоен, куда уж мне, виноватому? Только ты, Гром, не пропади. Пылишься с протоколами, лёгкие портишь!
— Не рассыплюсь! Вообще, Космос, смотри, не упусти её. Раз у вас на то пошло. А меня Карина ждёт, хорошо тебе знакомая. Тороплюсь!
— Разберёмся, а Боровицкой привет от дяди Коса!
— Передам, будь спокоен.
— Бывай!
Жизнь упорно сталкивала лбами Космоса и Славу, заставляя бороться за сердце, для которого всё давно было предрешено. И лишь этой зимой отступила от извечного правила, давая Косу, возможность отбросить ревнивые мысли, а Громову дышать воздухом свободы.
Но Лиза, глядевшая на снежный Ленинград из окон высотки на Московском проспекте, не догадывалась об этом разговоре. В её душе царила зима — такая же, как и у москвича Холмогорова. Никто не желал признавать собственное бессилие.
Комментарий к 90-й. Орлы или вороны?
Космос и Слава:
https://vk.com/wall-171666652_638
90-й. Нелётная погода
Комментарий к 90-й. Нелётная погода
Космос/Лиза образца осени 89-го:
https://vk.com/wall-171666652_663
Огромный «Линкольн» притормозил у серийной девятиэтажки. В этой малосемейке жил Валера Филатов. Не так давно дорога в профессиональный спорт для него закрылась, но друзья не оставили боксера без занятия. Фил все чаще появлялся на Рижском рынке и в других знаковых местах, что случалось не без участия Космоса и Пчёлы. Изнанка жизни, царившая в кругах, о которых ранее Валера имел очень смутное представление, нисколько не удивляла его, а больше укрепила чувство собственной нерушимости.
Он хотел знать, чем дышит механизм наживы, о которой с пеной у рта трезвонил тот же Пчёлкин, и куда так настойчиво зазывал Космос. И если, разговаривая с рыночными решалами, Кос чувствовал себя, как рыба в воде, не испытывая угрызений совести, то Фил до сих пор осторожничал. Наблюдал, как и любой хорошо зарекомендовавший себя боец.
Что теперь напоминало несостоявшемуся чемпиону Союза о прежних грёзах выбиться в люди при помощи спортивных наград? Гордо посаженная голова или медкарточка, оставшаяся в архивах эскулапа, поставившего ему плачевный диагноз. Только нос с производственной горбинкой. Привет из Раменского. Или «вечная память» от Кота из Люберецких, пусть земля ему будет пухом…
Бились же не на жизнь, а на смерть. По слухам, недобитым киккер пал в пьяной поножовщине под самый девяностый год. Кто-то говорил, что и того хуже — нашли в канаве, без признаков жизни. Бог знает, кто прикончил лучшего бойца нелегального ринга. Парень, наверное, был нескучным кадром, хоть гонялся за Мухой, как пёс на привязи. Недолго ногами махал…
Раменское отдавало противным холодком в ладонях. Фил помнил ночную непролазную дорогу, скрип тормозов старого «Линкольна» и остановку под фонарем. Первый и последний бой без правил оставил шрамы на лице и разбитый нос, заставляя биться в непокорной дрожи. Друзья