X: И сказал Ханне, что мы немедленно уезжаем на две недели в отпуск. Мы полетели на Корфу и там прекрасно провели время с моим греческим издателем. Понимаете, никто меня там не узнавал! Дочь Ханны Сара просто влюбилась в подводное плавание. Вода там невероятная. Голубая и прозрачная. Даже на большой глубине дно видно.
Д: Что думала об Амбре Сара?
X: Она никогда не читала моих книг. Правду сказать, она была слишком маленькой и всячески изображала, что мой успех не производит на нее никакого впечатления. Не могу ее за это винить: то же самое она проделывала с Ханной и ее журналом.
Д: Благодаря отпуску что-нибудь изменилось?
X: Как будто да. Долгое время никаких видений не было. Кроме того, я принял решение. Я намеревался никогда больше не писать про Амбру.
Д: Ханна была согласна с вашим решением?
X: Полностью. Она видела, каким потрясенным я вернулся из Нью-Йорка. Она просто хотела того, что было бы лучше для меня.
Д: У вас получилось?
X: Как видите, нет. Я ведь сижу тут и с вами разговариваю, так? Но поначалу все было хорошо. Я действительно думал, что, если я брошу писать о ней, Амбра перестанет существовать. Но моя болезнь проникла гораздо глубже.
Д: Боюсь, мы достигли той стадии, когда и мне следует копать серьезнее. Расскажите про пожар.
X: Не хочу.
Д: Тогда сперва расскажите мне про то, что было у вас в кабинете.
X: А с этим нельзя подождать? Еще немного?
Капанье воды превратилось в постоянный раздражитель. А если оно стало меня раздражать, то, значит, мне не удалось достаточно сконцентрироваться. Значит, я оставил за дверью недостаточную часть себя. Я спросил себя, как долго продлится наш сеанс — или, точнее, насколько еще хватит моего терпения. Если мы, представители моей профессии, будем достаточно честны, то придется признать, что наше суждение основывается на нашем собственном долготерпении. Как долго мы готовы продолжать, пока не сможем дольше этого выслушивать и уходим из палаты. Зачастую объект нашего исследования не имеет никакого отношения к этому решению.
— Я здесь иногда слышу музыку, — сказал, уставясь в потолок, X. — Она доносится сверху. Звучит точно какая-то инфернальная опера. Тут поблизости нет никакого оперного театра? Или может, кто-то в этом здании ставит оперные пластинки?
Я смотрел на него во все глаза. Эта стадия всегда самая трудная. Да и как ей не быть трудной?
— Вы уклоняетесь от темы.
— Что вы думаете о моей книге? — спросил X. — Скажите как писатель писателю, — добавил он, не сумев полностью избежать покровительственного тона.
Как это ни странно, первая новелла в книге «Дарден влюбленный» показалась мне — на каком-то примитивном уровне — свидетельством душевного здоровья моего пациента, ведь X явно представил Дардена сумасшедшим. Тут — никаких заблуждений, ведь Дарден действительно безумен. Я даже выдвинул гипотезу, что X видел в Дардене свое второе я, но отмел эту идею, сочтя неразумным связывать события художественного произведения с жизнью его автора.
Конечно, я не видел необходимости делиться этими мыслями с X, поэтому только пожал плечами и сказал:
— В своем роде фантастичная и тем не менее в каких-то моментах не менее реалистичная, чем крутой триллер. Мне показалось, что сюжет в «Дардене влюбленном» развивается медленно. Вы целую главу посвятили возвращению Дардена на постоялый двор.
— Нет, нет, нет! Это — предвосхищение. Это символизм. Это чтобы в облике спящих грибожителей показать вам зачатки резни.
— Что ж, значит, новелла, наверное, не вызвала у меня тех чувств, которых вы ожидали. Но вы должны помнить, что я читал ее в поисках указаний.
— На мое душевное состояние? Разве это не опасно?
— Конечно. В ответ на оба вопроса. И я должен установить, идентифицируете ли вы себя с Дарденом, с карликом Двораком, или со священником Кэдимоном, или даже с Живым святым.
— Не выйдет. Я не идентифицирую себя ни с одним из них. И во всех них есть частица меня.
Я пожал плечами.
— Зацепки мне приходится искать где возможно.
— Вы хотите сказать, я что-то утаиваю?
— Кое-кто выдает информацию, сам того не желая.
— Не уверен, что смогу дать вам то, чего вы хотите.
— На самом деле, — сказал я, беря со стола «Город святых и безумцев», — тут есть один пассаж, который показался мне весьма интересным. Не из «Дардена влюбленного», а из другого рассказа, озаглавленного «Наука покидать плоть». Во вступлении к этой истории вы подчеркнули, что она предшественница всех остальных про Амбру, и тем не менее в своих ответах другим дознавателям говорили, что написана она была совсем недавно.
— Но вы же должны знать, что писатель может создать предваряющее цикл произведение уже после того, как написаны все остальные рассказы, точно так же, как может написать последний роман сериала до того, как закончил предыдущие.
На лицо X вернулось возбуждение, будто он знал, что я снова подвожу разговор к моей первоначальной цели.
— Верно, верно, — отозвался я, переворачивая страницы, — но вот один пассаж — про карлика Дэви Джонса — очень меня интересует. Ага, вот он. Тут главный герой не может отделаться от являющегося ему Джонса. Не прочитаете ли мне его?
Я протянул ему книгу, и он схватил ее с жадностью. У него оказался хороший голос для декламации, не слишком пронзительный и не слишком профессиональный.
После он возникает в ногах моей кровати и на меня смотрит. Кожа у него — холодного голубого оттенка, будто его обожгло свечение от экрана телевизора. Черты его мраморного лица совершенны, как самая лучшая фраза, которую я когда-либо написал. Его глаза так печальны, что я не могу встретиться с ним взглядом: в его лице столько лет боли, столько лет желания выйти из плоти. Он говорит со мной, и хотя я не могу его слышать, но знаю смысл. Я снова плачу, но тихо, тихо… Голоса с улицы звучат громче, и позвякивание колокольчиков так мягко.
Д: Красивый пассаж из довольно эксцентричного рассказа. Откуда взялся карлик? Из вашего воображения или из вашей жизни?
X: Первоначально из жизни. Когда я учился во Флоридском университете, у меня был однокашник по имени Дэвид Уилсон, карлик. Мы ходили в один семинар по статистике. Он помогал мне в самых трудных местах. Он был беден, но не получал достаточной финансовой поддержки, и средние оценки у него были недостаточно высоки, чтобы надеяться на грант, поэтому он сдавал себя в аренду на состязание по бросанию карлика в местных барах. У него был талант к математике, а ему приходилось предлагать себя в барах и иногда на ярмарках, когда они к нам приезжали. Однажды он перестал ходить на занятия, а на следующей неделе из довольно скандальной статейки в местной газете я узнал, что он упился до смерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});