Того, кто так сильно любил ее, больше не было. Едва вспыхнувшая и чуть-чуть окрепшая любовь прервалась. Годы не победили боль, лишь притушили ее. Горько Джуне вспоминать об этой трагедии.
Были увлечения, привязанности. Любовь не посещала больше ни разу.
Замужество — это совершенно иное. Муж был человеком привлекательным, интересным. Молодой офицер из очень достойной семьи, а Джуна… Она продолжала работать барменшей все в том же кафе «Метро», делала фирменный коктейль, названный ею в честь самой себя. Почему бы и нет?
Уверенные и легкие движения рук, привлекательное лицо, стройная фигура, и тем не менее чувствуется внутренняя твердость, способность постоять за себя и своего добиться. Кажется, именно такой увидел ее Виктор Давиташвили, когда заглянул в бар с шумной компанией друзей. Может быть, увлекся. Наверняка восхитился. Но и в помыслах не было, что он сделает ей предложение.
Первая фраза Джуны его поразила: «Вы на мне женитесь!» Он был страшно удивлен. А Джуна, иногда серьезно, иногда шутя, повторяла одно и то же. Он ведь не знал, что она умеет заглядывать в будущее. Не знал он, что и Джуна, впервые увидев его, была очарована. Не этого ли человека она ждала, иногда видела во сне?
Но многое их разделяло, например, положение в обществе. Офицер с прекрасными служебными перспективами, с задатками недюжинного шахматиста — и барменша из тбилисского кафе. Красивая, обаятельная, умная, но все-таки барменша, не более того. Слишком разными были и их взгляды на жизнь, на семью, на будущее. Джуна тогда считала, что брак и рождение ребенка обязательны для женщины. Но ведь существовало еще и то, к чему она чувствовала неодолимую тягу, — призвание, предсказанное отцом, и долгая борьба за обретение независимости в мире.
Преодолев сопротивление родителей (что совсем не просто, ибо, помимо всего прочего, Джуна не была грузинкой), Виктор устроил шумную свадьбу. И вскоре стал предъявлять первые требования, которые делались все неприемлемее. Его жена не должна стоять за стойкой бара. Если уж ей так хочется, он приложит все силы, использует все свои знакомства и связи, и Джуна станет заведующей кафе. А работать в баре, составлять любимые коктейли завсегдатаям!.. Нет, ни в коем случае! Сначала Джуна отшутилась, потом отказалась со всей возможной серьезностью. Требования возрастали. Хорошая жена должна сидеть дома, заниматься хозяйством, радовать мужа, растить детей.
По городу уже ходили рассказы о необычайных способностях Джуны. Жена-врачевательница? Врач, медсестра — такое положение дел понятно, привычно. А лечить, как лечит она?
Оставалась еще одна возможность. Сблизить супругов могло рождение ребенка. Но брак их, видимо, был обречен. Первые роды оказались неудачными: девочка умерла в родильном доме.
Позднее судьба смилостивилась над Джуной. У нее родился сын Вахтанг, или, как она его нежно называет, Вахо.
Сын для Джуны — самое дорогое существо на свете. Хотя брак с Виктором Давиташвили распался, и тогда и до сих пор она уверена, у нее есть семья — ее сын, и этой семьи Джуне достаточно.
Сын и призвание стали для Джуны смыслом жизни.
Сотрудничество Джуны с учеными, причем американскими, началось осенью 1979 года. В те дни в Тбилиси проходил международный конгресс, посвященный психической деятельности человека.
Инициатива исходила вовсе не от американцев. Телевидение готовило фильм о Джуне и ее необычных способностях. А американские ученые были как раз специалистами по биоэнергетике. Вот их и пригласили выступить с необходимыми комментариями да заодно объяснить и сами проблемы биоэнергетики, чтобы телезрители поняли, что к чему.
Режиссер, работавший над фильмом, предложил: «Хорошо бы поставить какой-нибудь эксперимент. На экране это будет выглядеть эффектно, и в результате выиграют все — ученые, получившие новые результаты, и зрители, как бы попавшие на несколько минут в научную лабораторию, где разрабатываются самые современные проблемы, и Джуна, продемонстрировавшая свои способности в присутствии широкой аудитории — телевизионных зрителей. Суть эксперимента и его условия пусть предложат американские гости».
Американцы Джеймс Хикман и Майкл Мэрфи с восторгом согласились поставить требуемый эксперимент. Они и сами были чрезвычайно заинтересованы в новых опытах по исследованию проблем, связанных с биоэнергетикой.
Внешне эксперимент обставили просто, выполнение его особой аппаратуры не требовало. Аппаратура вообще была не нужна. Все наглядно, доступно и, главное, очевидно. Тем не менее научный эксперимент, поставленный американскими учеными, в котором участвовала Джуна, больше напоминал выступление циркового иллюзиониста. Минимум атрибутов, максимальный внешний эффект.
Требовалась фотопленка и шесть черных конвертов, которые обычно используются фотографами. Кассета с фотопленкой была принесена.
Чувствительность пленки высокая — двести единиц, как раз то, что нужно, чтобы к условиям эксперимента не было потом никаких претензий. Принесли и конверты из плотной тяжелой бумаги. Теперь самое сложное, но для профессионального фотографа легко выполнимое. От непроявленной фотопленки отрезали несколько равных кусков и положили каждый в конверт по два куска длиной двадцать сантиметров каждый. Конверты аккуратно закрыты, их разделили на две группы, по три конверта, и положили в другие конверты. На сей раз большие и белые. Один конверт — рабочий материал, другой конверт — материал контрольный.
Теперь дело за Джуной. Будь это в цирке, команда униформистов выстроилась бы сейчас в две шеренги, свет погас, лишь один яркий прожектор выхватывал бы из тьмы площадку, на которой происходит действие. Тишина, разрываемая барабанной дробью. А потом бравурный взрыв оркестра. Туш. Литавры. Эксперимент завершен. Иллюзионист раскланивается.
Тут все было иначе. Молчаливые американцы внимательно наблюдают за ходом эксперимента, стрекочут кинокамеры, запечатлевая происходящее до малейших подробностей. Но что, собственно, запечатлевать?
Джуна подержала плотный запечатанный конверт между ладонями не больше минуты. Затем протянула конверт американским ученым. Ее участие в эксперименте закончено. Теперь дело за американцами.
Они заберут конверты с аккуратными пометками «Обработанные» и «Необработанные» к себе в Америку. И уже там проявят куски фотопленки. Все двенадцать, по два в каждом черном конверте.
Так и было. В Америке пленку со всеми надлежащими предосторожностями проявили. И что же? Фантастика? Явь? Нет, явь, превосходящая самую смелую фантастику.
«Обработанные» Джуной куски фотопленки были не просто засвечены. На них запечатлелись красные, белые, розовые, синие и голубые пятна. И в центре каждого кадра яркая световая вспышка, напоминающая солнечную.
Это выглядело так. Пленка, а на ней кружки: белые — центр, от него отходят словно лучи, а вокруг белого пятна — красные, синие, розовые. И так почти по всей пленке.
Оказывается, пленка, использованная для опыта, имела три уровня восприятия света. При слабом световом воздействии она получает голубую или синюю окраску. Сильное световое воздействие фиксируется пленкой в виде красного цвета. А белый цвет говорит об очень мощном источнике освещения. «В некоторых местах, — рассказывали потом американцы, — пленка освещена так, словно ее вскрывали при ярком свете. Просто взяли и вскрыли, а не воздействовали руками на непроницаемые для света плотные бумажные конверты». Ученые зафиксировали два варианта засветки: на некоторых участках были цветовые пятна, а некоторые засвечены сплошь.
А что же контрольные куски пленки? Они были темны! Абсолютно темны! На них запечатлена беспросветная темнота.
Таким образом, фотопленка зафиксировала излучение, порождаемое руками Джуны. Значит, биополе существует. Поставленный американцами эксперимент — лишнее тому доказательство.
Отъезд из Тбилиси был внезапным, и даже Джуна с ее талантами провидицы не могла предугадать, что ей придется покинуть гостеприимный город, ставший для нее родным.
Она еще не ведала, что молва о ней, а главное, о ее необыкновенном даре дошла до Москвы.
Спустя годы Джуна вспоминала об этом отъезде так. Брежневу нужно было вылечить челюстные связки, что-то с ними случилось. Потом выяснилось — произошел разрыв. «Словом, когда я сказала, что готова помочь, мне дали сутки на сборы. А у меня Вахо полтора годика. Но кто бы стал меня слушать? Приказ!..» Взять можно только сына. А муж, что он мог сделать, тем более любви не было, по крайней мере со стороны Джуны. Джуна говорит о его поведении тогда: «Он отдал меня. Как коммунист не мог не подчиниться. Родина требует! Я улетела без него — с маленькой сумкой и маленьким сыном».
Джуна сделалась придворным медиком. Она лечила не только Брежнева, она лечила членов его семьи, Суслова, Громыко, Гришина, Промыслова и их родных и близких. Многих лечила Джуна. Казалось бы, при таких высоких связях она защищена от любых неожиданностей.