— Какой ужас! — всплеснула руками Людмила Николаевна и перевела взгляд на Гасанова. — Как быть?
— Не вижу никакого ужаса, — невозмутимо ответил тот. — Надо действовать благоразумно. Идемте в милицию и заявим. Оттуда пошлют участкового, и тот сцапает эту женщину в парандже.
Анзират замахала руками.
— Вы смеетесь! Не в женщине дело… Тут целая шайка. Они следят, они все знают…
— Их можно перехитрить, — так же невозмутимо продолжал Гасанов. — Вы отнесите клинок, запомните женщину, а потом заявим в милицию.
— Нет, нет, — запротестовала Анзират. — Дело идет о жизни сына, а я буду ловить каких-то бандитов… Каждая мать поступила бы на моем месте точно так же.
— Вы правы, — согласилась Людмила Николаевна. — С этим шутить нельзя. Торопитесь! А мы будем наблюдать здесь…
Подошел автобус, и Анзират, расталкивая стоявших пассажиров, первой влезла в машину.
Время летело, а автобус полз как черепаха. Анзират нетерпеливо поглядывала в окна, возмущалась, то и дело подносила к глазам часы. Минуты летели, стрелки равнодушно ползли по циферблату…
Когда Анзират вбежала в калитку, тетушка Саодат ахнула от испуга:
— Что случилось? На тебе лица нет!
— После… потом… нет времени… — тяжело дыша, проговорила Анзират и бросилась в дом.
За нею поспешила и тетушка Саодат.
Анзират вскочила в комнату, подбежала к печи и стала отвинчивать замок дверцы. Тетушке она бросила:
— Скорее, простыню… Дорога каждая минута…
Ужас Анзират передался старухе. Она тоже засуетилась, задвигалась с необычной для ее возраста быстротой. Из шкафа на пол полетело белье, только недавно отглаженное и аккуратно сложенное старухой.
— Зачем берешь клинок? — на бегу спрашивала тетушка Саодат.
— После… все расскажу… Хоть вы не мучьте меня, — отрывисто бросала Анзират, лихорадочно завертывая клинок в простыню.
Через минуту-другую она уже сидела в автобусе и ехала к кладбищу, не отводя глаз от минутной стрелки часов.
На пути от остановки автобуса до кладбища ей никто не встретился. Никого не увидела она и на кладбище. Она легко отыскала скамью, на которой недавно сидела, огляделась и положила клинок возле той могилы, о которой сказал Наруз Ахмед. На щеках Анзират выступили красные пятна, судорога в горле все не проходила. Она перевела дух и посмотрела на часы: она не уложилась в пятьдесят минут, две минуты лишних… Но это не страшно, теперь Джалил спасен. Она сделала все, что от нее требовали. Можно уходить…
Уставшая, ослабевшая, как после тяжелой болезни, она побрела обратно. Она шла, и сознание ее двоилось, будто сделала она что-то очень важное, необходимое и в то же время что-то темное, страшное.
Перепуганная насмерть тетушка Саодат ждала ее на улице у калитки. Она даже не решилась спросить, куда дела клинок ее Анзират. Она молча, не сводя неподвижных глаз, смотрела на нее.
Анзират подошла, взяла тетушку за руку и тихо сказала:
— Пойдемте… Сейчас я все расскажу…
Но она ничего не смогла сказать. Натянутые нервы сдали. Добравшись до комнаты, она бросилась в кровать, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Старуха беспомощно топталась возле постели, не зная, что предпринять. В кабинете Саттара зазвонил телефон. Тетушка засеменила туда, и вскоре послышался ее голос:
— Доченька! Тебя зовут!
Анзират поднялась, машинально поправила волосы. Она даже не подумала о том, кто мог звонить, кому она понадобилась… Она ни о чем сейчас не могла думать, и все ей было безразлично. Анзират взяла трубку и услышала мужской голос:
— Ты благоразумная женщина и настоящая мать. Я решил испытать тебя, и ты выдержала испытание. Ступай сейчас же на кладбище и возьми клинок. Он лежит на том же месте, где ты его положила.
Голос умолк, трубка была положена.
Все перемешалось в бедной голове Анзират. Бледная, с неподвижно уставленными в одну точку глазами, она стояла возле стола, потирала лоб и старалась хоть что-то сообразить.
И все же у нее хватило сил вновь съездить на кладбище. Клинок и в самом деле оказался там, где был оставлен. И когда она опять водворила его в печь, ей показалось, будто ничего и не произошло.
Тетушка хлопотала возле нее, как около больной, и уже не решалась расспрашивать.
Анзират прошла в свою комнату, снова бросилась в кровать и, закинув руки за голову, пустыми глазами уставилась в потолок.
Перед вечером к ней подошла тетушка Саодат и виноватым, упавшим голосом сказала:
— Людмила Николаевна сбежала…
— Как сбежала?
— А так… Запихала свои вещички в чемодан, отдала мне ключ и сказала, что больше не вернется.
Анзират вздохнула. Вокруг творилось что-то выше ее понимания. Спустя короткое время она забылась в больном сне. Кошмары менялись один за другим: то она шла в поисках кого-то глухой ночью по безлюдной каменистой пустыне, и завывающие шакалы неотступно брели по ее следу; то перед нею всплывало лицо Джалила с затаенным укором в глазах, он плакал, упрекал ее в чем-то и просил никогда не писать ему; то ей чудилось, что Токанд постигло землетрясение, дом их разрушен, под его обломками стонет и зовет на помощь Саттар, и она, живая, придавленная чем-то тяжелым, не чувствует ног и даже не в силах крикнуть, то ей казалось, наконец, что Наруз Ахмед бежит за ней и в руках его колокольчик, которым он все время звонит.
Анзират проснулась с приглушенным криком и услышала, как дребезжит телефонный звонок. Она вскочила, вытерла холодный пот и побежала в кабинет.
В комнатах было светло. Ушли кошмары и страхи. Анзират бросила взгляд на стенные часы: боже мой! Десять утра! Сколько времени она проспала!
Подняв трубку, она услышала голос Саттара.
21
Халилов приехал в Ташкент в ночь с воскресенья на понедельник и остановился в общежитии Дома офицеров. Утром, даже не позавтракав, он заторопился в военкомат. И вот тут пошли события совершенно непонятные.
Оказалось, что полковник Куприянов уже три дня назад получил отпуск и уехал в Рязань, а поэтому мог беседовать с Токандом по телефону только с промежуточной железнодорожной станции, но никак не из Ташкента. Никакой телеграммы в Токанд с вызовом Халилова на переговоры из военкомата не отправлялось. В отделе кадров никто ничего не знал.
Озадаченный и встревоженный Халилов не мог взять в толк: кому и зачем понадобилось сыграть с ним такую злую шутку? Он пришел к заключению, что, очевидно, он мешал кому-то в эти дни в Токанде. Все минувшие события сплелись в одно целое и не совсем понятное: история с загадочным клинком, странное поведение Людмилы Николаевны. Кстати, ведь она при ехала из Ташкента. Придется позвонить в Комитет по делам физкультуры и спорта и навести о ней справки.