Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А кто из нас раньше умрет, ты или я? – неожиданно спрашивает меня Есенин.
– Не знаю, Сережа…
– Наверно, я, – я скоро умру. Ты обязательно приходи меня хоронить, слышишь? Ну, а если ты умрешь раньше, то я обязательно приду.
Что-то детское и наивное было в этих словах, приобретших сейчас особый смысл и значение… Но вот гроб опущен в могилу. Начались прощальные речи. Неожиданно эти речи приняли полемический характер, ораторы стали пререкаться и спорить. Это было нелепо. Вдруг над самой могилой Ширяевца, в свежей весенней зелени берез громко запел соловей. Ораторы умолкли, взоры всех обратились вверх к невидимому певцу, так чудесно и своевременно прекратившему ненужные споры. Есенин стоял светлый и радостный и по-детски улыбался.
Есенин заметно увядал физически. Лицо его, прежде светлое и жизнерадостное, подернулось мглистыми, пепельными тенями. Голос потерял свою первоначальную чистоту и звонкость, стал хриплым и заглушенным. Как-то по-новому глядели немного выцветшие глаза. Он стал производить впечатление человека, опаленного каким-то губительным внутренним огнем.
Вскоре после смерти Ширяевца я сидел с Есениным в одном из московских ресторанов. С нами был еще поэт В. Казин. Есенин был печален. Говорил о своей болезни, о том, что он устал жить и что, вероятно, он уже ничего не создаст значительного.
– Чувство смерти преследует меня. Часто ночью во время бессонницы я ощущаю ее близость… Это очень страшно. Тогда я встаю с кровати, открываю свет и начинаю быстро ходить по комнате, читая книгу. Таким образом рассеиваешься.
Потом неожиданно он стал читать на память мое стихотворение "Мои похороны", которое начинается так:
Под звон трамваев я умру
В сурово-каменном жилище,
Друзья потащат поутру
Меня на дальнее кладбище…
Несколько удивленный, я спросил Есенина:
– Откуда у тебя такая память на стихи?
– Не знаю, запомнилось почему-то мне это стихотворение.
Затем Есенин прочитал два варианта стихотворения на смерть Ширяевца 4. В этот вечер мы долго не расставались.
Однажды в пассаже ГУМа встречаю Есенина, с ним поэт В. Наседкин. Куда-то торопятся, почти бегут.
– Не знаешь ли, где здесь продают "русскую горькую"? Еду к себе в деревню на свадьбу 5.
Я указал им магазин. Есенин схватил меня под руку.
– Проводи нас. Да, кстати, не поедешь ли ты с нами в деревню? Поедем, будет весело, на станции нас встретят с лошадьми и гармошками. Погуляем!
Я отказался. Тогда он неожиданно переменил разговор:
– Ты знаешь, то, что я говорил о Клюеве, – неправда. Клюев – мой учитель, и я его очень люблю и ценю… Заходи ко мне, пожалуйста. Нам надо с тобой поговорить, тащи с собой и Михаила Герасимова.
Прощаясь, Есенин сказал:
– Знаешь, я думаю жениться, надоела мне такая жизнь, угла своего не имею.
При последних встречах я замечал, что Есенина крепко волнуют какие-то вопросы. Он пытался о них говорить. Это были вопросы о советской власти, о революции и о близких нам людях. Хотел высказаться точно и определенно, но выходило у него как-то туманно и неясно.
Однажды я спросил:
– Ты ценишь свои революционные произведения? Например, "Песнь о великом походе" и другие?
– Да, конечно, это очень хорошие вещи, и они мне нравятся. ‹…›
В день отъезда Есенина в Ленинград, 23 декабря, я встретил его в Государственном издательстве у кассы. Денег еще не выдавали, и большая группа ожидающих, главным образом литераторов, толпилась в коридоре. Среди них я увидел Есенина. Я заметил, что он чрезвычайно возбужден, глаза лихорадочно блестят, движения резкие и неестественные. Я намеренно не подходил к нему, зная, что говорить с ним будет и трудно, и неприятно. Но Есенин сам увидел меня. Подошел, поздоровался и, обращаясь к стоящему рядом со мной поэту Герасимову, как-то странно и загадочно произнес:
– Ну. Миша, прощай! Я уезжаю. Но вот здесь остается Кириллов… Я ему верю!
Открыли кассу. Есенин получил деньги и ушел со своим братом. Это была последняя встреча. ‹…›
‹1926›
П. А. КУЗЬКО
ЕСЕНИН, КАКИМ Я ЕГО ЗНАЛ
В 1915 году в Екатеринодаре появилась новая газета либерального направления – "Кубанская мысль". Редактором этой газеты был брат известного поэта Сергея Городецкого – Борис Митрофанович Городецкий.
Я был знаком с Б. М. Городецким с 1908 года, когда он редактировал журнал "На Кавказе", в котором я сотрудничал и был секретарем редакции. И теперь он предложил мне работать в новой газете.
Осенью 1915 года к Борису Митрофановичу ненадолго приехал погостить его брат Сергей Городецкий.
Узнав, что я работаю в "Кубанской мысли", Сергей Митрофанович дал мне прочесть несколько стихотворений неизвестного мне поэта – Сергея Есенина.
Меня заинтересовал молодой поэт, и я написал статью в N 60 "Кубанской мысли" от 29 ноября 1915 года "Поэты из народа". Она оказалась одним из первых печатных откликов на стихи молодого поэта 1.
Когда я писал статью о Есенине, я не мог предполагать, что судьба столкнет меня с поэтом и что я буду с ним дружен.
В том же номере газеты "Кубанская мысль" было помещено и стихотворение Сергея Есенина "Плясунья", переданное в редакцию С. Городецким. ‹…›
После Великой Октябрьской революции я переехал в Петроград и работал в Народном комиссариате продовольствия.
В конце января 1918 года вновь назначенный нарком продовольствия А. Д. Цюрупа поручил мне прикрепить к секретариату коллегии несколько машинисток из числа тех, которые только что были набраны для комиссариата.
Через два-три дня ко мне подошла одна из новых машинисток, молодая интересная женщина, и спросила:
– Товарищ Кузько, не писали вы когда-нибудь в газете о поэте Сергее Есенине?
Я ответил, что действительно в 1915 году я написал о Есенине статью в газете "Кубанская мысль".
Протягивая мне руку и радостно улыбаясь, она сказала:
– А я жена Есенина, Зинаида Николаевна.
В тот же вечер я уже был на квартире у Есениных, которые жили где-то неподалеку от комиссариата.
Сергей Александрович встретил меня очень приветливо.
Был он совсем молодым человеком, почти юношей. Блондинистые волосы лежали на голове небрежными кудряшками, слегка ниспадая на лоб. Он был строен и худощав.
Беседуя, мы вспомнили с ним о моей статье в "Кубанской мысли" и о его стихотворении "Плясунья". Вспомнили и о Сергее Городецком.
Беседа наша затянулась допоздна. Разговор шел главным образом о поэзии и известных поэтах того времени. Деталей разговора я, конечно, не помню. Когда я собрался уходить, Сергей Александрович встал из-за стола, взял с книжной полки книжечку и, сделав на ней надпись, протянул ее мне.
– Это вам в подарок.
Книжечка была "Исус-младенец". Обложка ее разрисована красками. Отвернув обложку, я увидел надпись: "Петру Авдеевичу за теплые и приветливые слова первых моих шагов. Сергей Есенин. 1918".
Мы распрощались, выразив надежду, что будем часто встречаться.
Уже в московский период наших встреч Сергей Александрович сделал мне дарственные записи – на одном из первых двух сборников "Скифы" и на книжках "Пугачев", "Голубень" и "Исповедь хулигана". На сборнике "Скифы" Есенин сделал мне такую дарственную надпись: "Милому Петру Авдеевичу Кузько на безлихвенную память. С. Есенин. 1918, май. Москва" 2.
После моего первого посещения Сергея Александровича началась наша дружба.
По характеру своей работы в Комиссариате продовольствия я уже побывал раза два или три в Смольном – в Совнаркоме, где мне посчастливилось близко видеть и слышать великого Ленина. Я не мог не поделиться с Сергеем Александровичем своей радостью.
Он с большим интересом стал расспрашивать меня: как выглядит Ленин, как говорит, как держится с людьми? Я ему рассказал о Ленине все, что сам мог тогда подметить во время напряженных деловых заседаний 3.
В конце февраля 1918 года мы были с Есениным на вечере в зале Технологического института, на котором выступал А. А. Блок 4.
Блок был восторженно встречен многочисленной аудиторией. Он читал любимые публикой – "Незнакомку", "На железной дороге", "Прошли года", "Соловьиный сад", "В ресторане".
Во время чтения Блок стоял, слегка прислонившись к колонне, с высоко поднятой головой, в военном френче.
Читал он спокойным голосом, выразительно, но без всяких выкриков отдельных слов. Он был бледен и, по-видимому, утомлен. Сидевший рядом со мной в одном из первых рядов Есенин любовно поглядывал на Блока, иногда пытливо посматривал и на меня, желая узнать мое впечатление. Один раз он не выдержал и шепнул мне на ухо:
– Хорош Блок!
По окончании концерта мы все вышли на улицу. Блока сопровождала большая толпа почитателей его таланта. Мы с Есениным, держась вместе, не упускали Блока из виду и понемногу к нему проталкивались. Когда мы остались втроем, Есенин познакомил меня с Александром Александровичем. Мы пошли провожать его домой.
- Русская полиция - Дмитрий Жуков - Публицистика
- Оправдание капитализма в западноевропейской философии (от Декарта до Маха) - Владимир Шулятиков - Публицистика
- Дело вкуса - Лев Кассиль - Публицистика