запротестовала.
— Неси во двор, нечего полы пачкать. Вон та дверь, там у нас куры были.
Нога возражать не стал. В курятнике хоть и не до удобств, но там можно не бояться что-либо испачкать краской и сделать все спокойно и тщательно. Достать из банок аноды, промыть-протереть, чтобы чистенькие стали, заблестели чтоб, засияли ярче солнышка. И лучами прямо в глаза клиентам, чтоб вмиг поняли, какое богатство привалило в руки, с какими крутыми людьми свела судьба. Дай бог, чтобы не пропала вторая банка, находившаяся на кухне под половицами. Та самая, за которую Гриша переживал всю дорогу. И не только Гриша. И не только в дороге. Настя две ночи не спала из-за этой банки.
Оставив пакет в курятнике, Нога вернулся к машине, на этот раз за припасами. Уж если приехали отдохнуть-расслабиться, то обстановка должна быть располагающей к отдыху. Мало ли кто может пожаловать. Первым делом нужно накрыть стол, откупорить бутылки, поставить стаканы, порезать хлебушка-колбаски, запихать цветы в вазу с водой. Или в трехлитровую банку, один хрен. Вот теперь совсем другая картина, теперь можно переодеваться — и в курятник.
Пока Гриша придавал столу надлежащий вид, Настя тоже время даром не теряла и принесла откуда-то старую одежду — брюки, рубашку с длинными рукавами, рукавицы, стоптанные зимние ботинки, халат и какие-то тряпки. Положила на стул, бросила коротко:
— Не бойся, чистые. В прошлый выходной Валера в них забор чинил. Тряпками вытирать будем.
Нога на этот счет не привередничал. Переодеваясь, кивнул головой на стол, шутливо предложил:
— Может, по стопочке? Для правдивости.
Настя его слова расценила правильно и тоже пошутила:
— Я ждала другого предложения, — и серьезно добавила: — Вначале, Гришенька, дело, а потом стол. Обязательно отметим, но в Касимове, не здесь.
Она была права, до встречи с покупателями оставалось меньше часа, не так уж много, чтобы медлить. Переодевшись, Настя поспешила в подпол. Слава богу, банка стояла на месте. Неприглядная, старая пыльная банка с половой краской стоимостью десятки тысяч долларов. Никто из кадкинцев и не подозревал, какой клад находится у них под самым носом, иначе банка не пролежала бы здесь и часа. И никакие запоры, никакие засовы не помогли бы. Банка размером походила на привезенную, только по весу была примерно вдвое легче. К большому сожалению, конечно, ведь тяжесть емкостям придавала не краска, а золото. До слез обидно, что в этой банке лежал только один анод и тянул всего лишь на четыре кило восемьсот граммов. Издержки производства, от которых в будущем обязательно нужно избавляться и впредь выносимые с «Цветмета» емкости наполнять на полную катушку. Под завязку.
Гриша ликовал, Гриша торжествовал и своего настроения не скрывал. Да это у него и не получилось бы при всем желании, настолько обнадеживающим был товар, которым они обладали. Они с Настей. Вдвоем. Без Босса, без его прихлебателей. Есть, правда, еще один человек — капитан, Настин ухажер, но он не в счет, он свою пайку уже получил и к этой «краске» не имеет никакого отношения. А насчет новых паек говорить пока преждевременно, время покажет.
Извлеченная из подпола банка на «обработку» поступила первой. Гриша стамеской сковырнул крышку и поставил банку вверх дном в старый, побитый ржавчиной тазик. Звякнувший о дно тазика анод прошелся теплой волной по груди, отразился широкой улыбкой на губах, и Гриша, сидя на корточках, снизу вверх лучезарными глазами уставился на Настю.
— Слышала? До чего же приятный звук… Слушал бы и слушал.
Аккуратно, стараясь не испачкать руки, Гриша вернул банку в правильное положение и поставил на пол. Стекавшая по стенкам краска «золотодобытчика» не смущала, краска деревянному полу не повредит. Все внимание приковывала продолговатая извилистая горка на дне тазика, прикрытая густым коричневым слоем. Это и был желанный анод весом четыре килограмма восемьсот граммов с содержанием золота более восьмидесяти процентов и стоимостью десятки тысяч долларов. В ржавом тазике лежало целое состояние. Вернее, всего лишь третья часть состояния, а остальные две дожидались своей очереди в банке и нетерпеливо просились на волю, в хозяйские руки, на обозрение. Правильно в народе говорят: золото не спрячешь. Сейчас они выудят золотишко на свет божий, освободят от толстого слоя краски, вытрут тщательно и аккуратно, бережно завернут в целлофан и положат в сумку. Примерно вот так.
Когда первый анод принял надлежащий вид и перекочевал в сумку, Гриша задрал рукавицу, глянул на часы. Тридцать пять минут второго. В их распоряжении имелось двадцать пять минут, за которые нужно успеть проделать еще две подобные процедуры, переодеться и не забыть про время на дорогу. На возню в курятнике оставалось не более пятнадцати минут. Надо поторопиться, чтобы не вынуждать покупателей светиться на касимовских просторах. Нельзя им здесь светиться.
Глава 25
Для наблюдательного пункта Монтана выбрал поросшую густым бурьяном свалку старой техники, оставшейся в Кадкино с колхозных времен. Если, конечно, разбросанный металлический хлам можно назвать техникой. Остовы комбайнов без колес, несколько вросших в землю помятых кабин, изогнутые листы железа от копнителей. А ведь раньше здесь была ремонтно-заправочная станция, всего несколько лет назад на этом месте бурлили-кипели рабочие страсти, в мастерской приводилась в должное состояние техника, гремела металлом кузница, собирая вокруг теплого горна чумазых механизаторов, пропахших соляркой и мазутом. Сейчас на оживленной некогда площадке царило полное запустение, человеческая нога в этот уголок не ступала минимум год. С зимы никто не заглядывал, это точно. Не видно ни одного следа, не считая жиденькой тропинки, протоптанной в обход свалки. Кому заглядывать, если на все Кадкино осталось несколько стариков да старух, а молодежь давно уже обживает города и в родную деревню наведывается лишь по большим праздникам. Хорошо, Касимов под боком, да дорога хорошая, а иначе вообще никто не приезжал бы. Вмиг забыли бы малую Родину, на другой день после отъезда, у молодых на такие вещи память короткая. А так хоть на денек-другой, а иногда заглядывают, вспоминают. Как Настя Николаева, к примеру. Эта в родительский дом часто приезжает, и не одна, а с кавалерами. Как и в этот раз.
Монтана усмехнулся. С верхотуры старого комбайна панорама деревни, восьмикратно увеличенная оптикой бинокля, открывалась как на ладони. Монтана видел каждый сельский закуток, каждого аборигена, однако местные достопримечательности изучал недолго, поскольку они мало привлекали, в отличие от «Волги», появившейся в поле зрения. Машина остановилась у Настиного дома. В бинокль Монтана хорошо видел, как Нога и хозяйка вышли из машины. Он видел даже выражение на их лицах,