Читать интересную книгу Вампиры тут голодные (СИ) - Марс Тони

— Так я здесь для этого? — бесцветно проговорил Степан.

— А для чего же ещё? — раздражённо вырвалось у герцога. — Ты понимаешь, к каким последствиям привело твоё безрассудство? — будь ситуация хоть немного иной, не погибни по его вине люди, не убивайся он по этому, то рассмеялся бы герцогу в лицо.

Безрассудство? Единственный из них, кто совершил безрассудный поступок, это Ибенир. Взять на такое дело всего одного вампира и самостоятельно сражаться с Грантаком — герцог, пожалуй, ненавидел расу вампиров больше, чем любил собственную жизнь.

Даже Степан знал, что драконы уязвимее всех к яду Грантака, для борьбы с таким монстром нужны вампиры или тёмные эльфы. Вампиров у герцога было целое графство, а тёмных эльфов ни одного. Но взял на рейд Ибенир только попаданца. Ну не идиот ли?

— Да. — пусто произнёс граф, безразлично глядя куда-то сквозь Ибенира. Волновал ли Степана выбор, сделанный им?

Найдётся ли достаточно слов, чтоб описать, как тошно и гадко ему было сейчас от самого себя? Как ненавидел он свою слабость, свою зависимость от чьей-то власти?

Любой, совершенно любой бы выбрал большинство — так ведь всегда поступают герои, так поступают просто хорошие люди: ставят чужие жизни выше своих интересов, своих привязанностей. Но Степан выбрал жизнь Веце, о чём жалел, и в то же время нет.

Возможно, будь ситуация иной, будь Априошцы лояльны к вампирам и не попытайся они его убить, то он бы в тот миг и не смог выбрать хоть кого-то и погибли бы все.

Граф прикрыл глаза. От холода спина покрылась мурашками, а свежие ранения саднило. Видать, подлатывать его не стали, только вывели яд Грантака.

Холодно. Ужасающе холодно и пусто.

Степан стиснул зубы. Он всего лишь хотел помочь, спасти мирных жителей от монстров, так почему же всё обернулось в кровавую расправу, почему помочь удалось едва ли десятку человек?

Да, он ненавидел Априошцев всей душой, ненавидел яро, люто, но не желал никому смерти. Он не хотел, чтобы кто-то умер. Он видел смерть, держал её в своих руках, помнил, как это, когда умирает близкий. И пусть Априошцы в его глазах навсегда остались безжалостными безумцами, он не хотел, чтобы кто угодно проходил через подобное.

— Больше сотни людей погибло из-за тебя. — зло прошипел герцог, вампир не вздрогнул, когда получил удар по лицу. Пусть это будет его жалкой расплатой за те загубленные жизни. Пусть боль физическая заглушит тот безмолвный крик, что разрывал его изнутри. Пусть станет так больно, что он забудет кто он и где.

— Я знаю. — граф бездушно улыбнулся, и дракон непроизвольно отшатнулся от такой мёртвой улыбки. В голове Ибенира на мир вспыхнул вопрос, а не подох ли переселенец ещё там, а теперь просто стал умертвием, вот и выглядит так жутко. Но поганый кровосос был живым, это уж дракон знал наверняка.

Только глаза и улыбка безжизненные.

— Из почти семисот жителей уцелело всего двадцать и это, в первую очередь, твоя вина. — продолжил герцог. Да, Ибенир понимал, что справься он с тем Грантаком сам, то вампиру не пришлось бы биться с тремя. Не пришлось выбирать.

Но правильный выбор — вот что значит быть правителем. И граф в своём знатно продешевил.

— Я знаю. — прошелестел Степан, опустив голову. Разве возможно уже хоть что-то исправить или изменить?

Он, чтоб этот сраный герцог понимал, впервые в жизни сражался с Грантаком. Ибенир, сволочь, думает, что это было просто?

Попаданец знал, что герцог, как бы ни бахвалился, какие речи бы сейчас не толкал, поступил бы так же, если б пришлось выбирать между дорогим для него человеком и врагами.

— За их жизни тебе придётся расплатиться чем-то большим, чем пара затрещин. — озлобленно проговорил Керналион, — Твой выбор будет стоить тебе титула. — вампир ничуть не удивился. Да, так он и думал. Степан знал, на какой риск идёт, когда спасал Веце, понимал, что это будет стоить ему действительно дорого, но в мире, где ты всем враг, тот, кто не отвернулся от тебя, того стоил. И граф был готов уплатить эту цену.

— И это я тоже знаю. — герцога лишь сильнее обозлил его ответ: спокойный, взвешенный. Вампир действительно понимал, как много ему придётся отдать за жизнь грязного полукровки. Но даже так выбрал не Априошцев, а свою кормушку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Был в этом вообще смысл?

Герцог бы позволил вампиру взять новую, даже от налога на кормушку освободил, агх, выбрал б сам, только спаси граф беззащитных людей, а не какого-то Веце.

Но граф Вальдернеский пожертвовал почти сотней жизней ради полукровки. Как глупо.

— Да что ты заладил, “знаю”, да “знаю”! Почему ты выбрал не их? Ты, сволочь, граф! Граф! Ты должен думать не этим, — дракон разгневано ударил себя по груди, там, где сердце, — а головой! Холодный расчёт, без чувств, без лишних сожалений!

— Это он и был, Ваша Светлость. Мой холодный расчёт. — горько сообщил Степан.

— Видимо, считаешь ты дурно. — сцедил дракон, раздражённо взлохматив волосы.

Вампир вскинул голову, яростно смотря на герцога. Со злостью, с гневом.

Ожесточённо, испепеляюще.

— Выбрать тех, кто заставил меня биться в агонии, мечтая о смерти? Тех, кто в любой момент всадит мне нож спину? Тех, кто ненавидит меня так сильно, что ничего не пожалеет ради моей смерти? Это, по-вашему, правильный расчёт? По-вашему, я должен был пожертвовать Веце, который не раз рисковал ради меня, который с моего первого дня в этом мире был рядом и не дал мне сдохнуть, как подзаборной псине? Веце, который бы без раздумий умер за меня, если б требовалось? — остервенело заговорил граф. — Я, точно так же как и вы, защищаю своих людей. Веце мой подчинённый и между своими врагами и своим подданным я всегда выберу тех, кто верен мне. Даже если придётся пожертвовать тысячью, десятком тысяч, да хоть всей вашей страной ради одного-единственного, кому я могу верить! Все отвернулись от меня! Я, чтоб вы понимали, вампир! Вампир! Думаете мне самому не противно?! И все меня вечно тычут в это, словно кота в дерьмо! Так сколько же я должен терпеть унижения и пренебрежение за то, что не выбирал? Разве я просил кого-то отправлять меня в ваш мир? Разве желал жить здесь, жить так? Так за что же вы тогда вините меня, герцог?!

— За невинные жертвы, за овдовевших женщин, за сирот, что остались в Априоше на пепелище. Женщине трудно выжить в нашей стране без мужа или семьи, что о ней позаботиться, и те, что не умерли от монстров, теперь иссохнут от голода и нужды. Смерть отцов и мужей обрекла их на куда более мучительную жизнь, чем ты можешь себе помыслить. Разве женщины и дети пытались убить тебя в Априоше?

— Вы думаете, что меня просто пытались убить? Только лишь это? — граф надрывно рассмеялся. — Да что вы вообще знаете? Вы не можете себе и помыслить, что я там пережил. Меня истязали хуже, чем самого жестокого убийцу, а вы говорите такое. Я не желал никому из них зла, я просил, молил отпустить меня, клялся, что не вспомню об этом и не стану мстить, лишь бы они перестали сдирать с меня кожу живьём. Вы ничего не знаете. Вы не имеете права говорить мне, что я должен простить их. Такое, герцог, сложно простить и через сотню лет.

— И поэтому ты выбрал свою кормушку, а не их? — голова вампира дёрнулась в сторону, дракон ненавидяще въедался взглядом в его лицо, граф глядел в ответ так же.

— А разве этого недостаточно? — сплюнул кровь Степан.

— Нет. — твёрдо ответил дракон. После подозвал кого-то из слуг и приказал оголить вампира по пояс. Герцог пристально рассматривал рубцы, которыми полностью была покрыта кожа графа. Вампир не врал.

Граф смирил дракона ледяным взглядом кроваво-алых глаз, оскорблённый неверием Ибенира. Впрочем, чего ещё стоило ожидать от ящерицы?

— Знай вы хотя бы о половине пыток, что я пережил, то не стали б так милосердно поступать со старостой деревни. — выплюнул вампир. Керналион ничего не ответил, потому что переселенец был прав.

Герцог правда надеялся, что его личная неприязнь к вампирам никак не скажется на отношения между подданными, верил, что до такого никогда не доходило, знал, что в некоторых деревнях и мелких городах ещё тайно развлекаются убийством вампиров, несмотря на его запрет. Но не думал, что его люди, о которых он так много заботился, могут оказаться настолько жестоки, бесчеловечно жестоки.