Читать интересную книгу Во что бы то ни стало - Анастасия Перфильева

Раскрасневшихся девушек физорг повел к дорожке для прыжков. Дальше всех прыгнула длинноногая Зоя. Когда физорг махнул рукой Лене, ждавшей в очереди, она вся напряглась. Побежала, откинув голову, мелко-мелко…

— Стоп, отставить! — крикнул физорг. — Корпус держи свободно, голову не отбрасывай! Зачем напыжилась?

Лена побежала по-другому. Сначала крупно, потом убыстряя, пружиня ногами, сильно оттолкнулась носком от трамплина — прыжок! — упала в мягкий, прохладный песок, захлебнувшись от радостного чувства полета.

— Отдохни и повтори! Следующая! Так!.. Хорошо! — кричал физорг.

Отдохнуть? Да Лена готова была бежать и бежать без конца!

А когда прыгнула наконец правильно, не упала, выпрямилась четко и оглянулась, стадион был уже весь другой.

Футбольное поле пестрело майками, там вовсю шла тренировка. Гулко били по мячу, блестели тополя вдоль забора, шевелились заполнявшие трибуны зрители, гудели азартно.

Лена залюбовалась. И вдруг ее точно ударило: на верхней скамейке, среди зрителей, сидел… Алешка. Она-то разглядела его дальнозоркими глазами мгновенно! На нем была знакомая клетчатая рубашка, ветер ворошил светлые волосы.

Он не смотрел на футбольное поле, не следил за игрой. Он смотрел сюда, где прыгали девушки… Что это значило? Забрел ли он на их стадион случайно или, узнав, что она тренируется тут, пришел нарочно? Алеша, Алешенька, если бы это было так…

Лене крикнули:

— Евлахова! Заснула? Стройся!

Она вбежала в шеренгу, подравнялась. И пока делали вольные упражнения, все смотрела, смотрела и отчетливо видела: да, Алешка не обращает на футбол внимания, издали следит за ними, может быть, за ней…

— Ленка, ты в клуб сейчас идешь? — громко спросила подошедшая Зоя.

— Я? Да! У нас же в семь тридцать литкружок! — радостно ответила Лена, глядя совсем в противоположную сторону. И… осеклась. Алешка встал, пошел, пробираясь между зрителями, к выходу и исчез в воротах.

* * *

На занятия литературного кружка, куда Лена записалась уже с месяц, они с Зоей чуть не опоздали. Примчались прямо со стадиона, с мокрыми после душа волосами, обгоревшие, розовые.

Кружковцы были кто с ткацкой, кто с ситценабивной, кто с прядильной, в большинстве молодежь. Аккуратно посещал занятия и Матвей Яковлевич Карпухин, считавший, что «рабочий класс и эту отрасль жизни освоить и в свои руки взять должен»…

Занимались в угловой комнате клуба, старинного здания с толстыми, как в бойницах, стенами и крытыми переходами. В соседних комнатах работали драмкружок, фотокружок, изокружок, еще сто кружков…

Руководитель, седоволосый, с усталым и вдохновенным лицом, только что начал разбирать рассказ одного из кружковцев. Рассказ был про молодого тракториста, состоял из сумбурных, энергичных описаний и руководителю понравился. Только за конец автору попало — тракторист взял и удрал ни с того ни с сего во флот! Потом стали читать стихи, кто что принес.

Черноглазый слесарь с ситценабивной, тот, что был когда-то бригадиром по сбору утиля, поминутно одергивая ворот рубашки, прочел:

С семи до четырех станкиВ каком-то бешеном задореСтучат, урчат и тараторят,Швыряя с силой челноки.Мне хорошо! Под звон и стукВерти привод, ровней шушукай!Мне кажется — и я расту,Сливаясь с говорливым стуком.Уток натянутый — струна,Конечно, я совсем не Пушкин,Зато на фабрике у насЯ первый мастер на частушки…

— Гм!.. — сказал руководитель. — Что-то я… Определенно мне эти стихи знакомы. Читал где-то.

— Точно! Читали! — расплылся во весь рот черноглазый. — Это ж не мои, это ж вроде вступления. Я частушки на красковарку сочинил.

И пошел чесать частушку за частушкой, нескладные, но такие лихие, что кружковцы поумирали с хохоту.

— Евлахова что принесла? — спросил строго руководитель, когда угомонились.

Лена встала от волнения.

— Я… Я готовила не эти… А эти только сегодня, вдруг написались. Еще не закончено. Можно? — спросила со страхом и надеждой.

— Послушаем товарища.

Здравствуй, солнечное утроСветлой юности моей… —

робея, но звонко начала Лена, —

…Облака из перламутра,Тень березы, гул людей.Я бегу, лечу как птицаМимо поля, вдоль трибун,Ветер бьется, ветер мчится,Так догнать его хочу!Солнце, брызни надо мною!Стадион, шуми вокруг!Мне бы встретится с тобою,Только где ты, где ты, друг? —

и замолчала, ни на кого не глядя.

— Я считаю, у Евлаховой, хоть и не больно гладко, чувство есть, — громко сказала высокая Зоя. — С переживанием сочинила.

— Смотря какие чувства! — возразил черноглазый слесарь. — В облаках перламутровых витать? Нам это ни к чему. Наследие.

Лена сгорала от смущения и гордости.

— Неправда! — вступилась молоденькая браковщица. — Чувства… ну, в общем, любовь, в новом быте тоже останутся. Я не согласная.

— С чем вас и поздравляем! — съязвил волосатый нормировщик в галстуке, которого кружковцы терпеть не могли. — Категорически против. Поэт должен воспевать технику! Так сказать, прогресс!

— Ишь ты, прогресс… — вмешался вдруг Матвей Яковлевич. — Техника, она, конечно, важный фактор. Только как ее в данном случае согласовать? Ты что ж, одной техникой, без чувств прожить думаешь?

— Категорически! — Нормировщик вскинул волосами, точно боднулся. — Без ахов и вздохов.

— То-то ты, бесчувственный, на черную доску попал, а Евлахова с ахами-вздохами, того гляди, в ударницы выйдет.

— Уж Матвей Яковлевич скажет! Как припечатает! — засмеялись все.

Занятия кончились поздно. Кружковцы разбежались, Лена осталась ждать внизу у выхода. Они договорились с Динкой встретиться здесь. У той были важные новости, Лене тоже хотелось о многом рассказать.

Первая фраза, с которой появившаяся Дина набросилась на Лену, ошеломила ее.

— Ленка, мы с Верой Ефремовной наконец-то получили путевки и не позже чем через неделю уезжаем! Возможно, надолго!

— Уезжаете? Опять… Куда?

— В какой-то Джасхан. В Казахстане.

— Джасган? Динка, подожди… — Лена нахмурилась. — Так ведь туда, кажется, уехали они… Стахеевы.

— Но это же интереснейшая новостройка! На совершенно неосвоенном участке! Потрясающая! — воскликнула Дина слово, которого последнее время избегала, так как Марья Антоновна однажды высмеяла его. — Представляешь: степь, огни, огни… И будущий гигантский завод, а вокруг него город, созданный нашими руками. Думаешь, там не пригодятся наши руки? Ого! — И Дина в восторге потрясла перед растерянной Леной кулаками.

— Уезжаешь. Опять уезжаешь, — завистливо повторила она. — Я просто не знаю, как буду скучать без тебя! И… и приеду к тебе в свой отпуск. И… Динка, что же я буду делать здесь без вас? Понимаешь, ведь Алешу уже приняли в институт, он на днях тоже переезжает от Андрея Николаевича в студенческое общежитие.

— Ты же все равно будешь с ним в одном городе! Все равно!

— Да. Но, Динка, как ты не понимаешь…

Нет, она прекрасно понимала. И они зашагали по переулку рядом, в ногу.

* * *

Московский вокзал. Вечер. Суета. Гул голосов, пассажиры без чемоданов, провожающие с чемоданами, газетные киоски, носильщики, шарканье ног по каменному полу. Движение, движение…

Они пришли проводить Дину с Верой Ефремовной все: Дарья Кузьминишна, Марья Антоновна, Андрей Николаевич, Алешка, Лена, даже Васька, отлучившийся ради такого события от Найле с крошечным сыном.

Дина была с рюкзаком за плечами, зачем-то в сапогах (ухнула на них все наличные деньги). На рюкзаке болталась привязанная за ремень солдатская фляга, купленная вместе с сапогами. Видавший виды чемодан Веры Ефремовны тащил Алешка. Кузьминишна утирала шалью румяное лицо, обмахивалась — было жарко…

Громкоговоритель прохрипел под потолком:

— Начинается посадка на почтовый…

— Пошли? — сказала Дина, вскидывая рюкзак.

— Динка, я сейчас всем квасу из буфета притащу! — закричала Лена. — Знаете, как пить хочется? Вы идите, я на перрон прибегу!

Она уже неслась по залу, на бегу спрашивая, где буфет.

— Алеша, догони ее, несколько бутылок возьмите им в дорогу, — сказала Марья Антоновна, берясь за чемодан Веры Ефремовны.

Он не отдал, побежал следом за Леной. Но не пришлось, не пришлось ей выполнить задуманное!

У дверей освещенного буфета Лена остановилась сразу, точно споткнулась. То, что она увидела, заставило ее вдруг податься назад. И Алешка тоже замер поодаль.

Так же, как и в зале ожидания, в буфете было много народу. За столиками, у окон с широкими подоконниками, у стойки. За одним из столиков расположилась группа отъезжающих. Кто они были, неизвестно. Может быть, строители, может, геодезисты… Сваленный на полу багаж был необычен: деревянные ящики с ремнями и кольцами, вьючные мешки, какие-то рейки, треноги… И одеты все были в брезентовые плащи, а у главного, бородатого, через плечо висела полевая сумка с планшетом.