– Никогда еще не купался в море, – с яростью в голосе говорит Кныш.
Ах, Семен, Семен, он даже сейчас не может обойтись без шутки. Молодец… Быстро расстегиваем привязные ремни, освобождаемся от парашютов, надуваем спасательные резиновые пояса и оставляем самолет.
– Вон катер! – кричит Кныш.
К нам действительно приближается катер, на нем вооруженные люди. Мы переглянулись: радоваться или… Барахтаясь в воде, вытащили из кобур свои пистолеты. Но с катера слышны голоса:
– Не бойтесь, свои!
Совсем рядом водяные столбы – один, другой. Гитлеровцы ведут огонь, но на душе стало легче и спокойней… Наш катер, рассекая волны, быстро шел к берегу.
Я взглянул на тонущий самолет. Пока фюзеляж наполнялся водой, он оставался на поверхности и, казалось, отчаянно сопротивлялся, не хотел идти ко дну. Но нет, не вырваться ему из объятий морской пучины. Белая цифра «13» медленно уходила под воду.
«Эх, друг ты мой дорогой, что же ты подвел меня? Помнишь, я обещал вместе с тобой до Берлина дойти?» – мысленно обращался я к машине номер тринадцать. Мне казалось, что я расстаюсь не с самолетом, а с верным боевым другом.
– Нэмае в нас бильше трынадцятого, – продолжил вслух мои мысли Семен.
Вскоре мы были уже на КП командира стрелковой дивизии. Начальник штаба дивизии распорядился принести нам по стакану наилучшего согревательного средства и большую миску винограда.
– В эту ночь мы готовимся вот здесь, – начальник штаба ткнул острием карандаша в карту, – высадить десант. Как вы, летчики, оцениваете эту местность с точки зрения системы немецкой обороны? – Полковник подошел к Кнышу, ожидая от него ответа. Оба мы были в комбинезонах, и он принял Семена за командира.
– Товарищ полковник, я воздушный стрелок. Командир экипажа – лейтенант Белоконь.
– Товарищ полковник, здесь высаживать десант ни в коем случае нельзя.
Мы с начальником штаба дивизии склонились над картой, и я подробно доложил о системе обороны немцев, расположении огневых средств противника. Эту местность я хорошо знал по предыдущим полетам: интенсивный огонь зениток был лишним подтверждением справедливости моих взглядов.
Внимательно выслушав меня и задав несколько уточняющих вопросов, начальник штаба сразу же направился с докладом к командиру дивизии. А спустя некоторое время мы узнали, что в эту ночь высадка десанта была отменена.
Это был единственный боевой вылет за всю войну, в котором меня сбили. Неисчислимое количество раз подбивали зенитки и истребители, но я всегда приходил домой, даже «на одних тряпках», как говорили летчики. А на этот раз сбили.
На третий день к вечеру мы добрались в родной полк. Нам сразу сообщили данные агентурной разведки: наша группа одну баржу потопила и три сильно повредила. Баржи были с фашистской пехотой.
Кныш, собрав возле себя кружок, рассказывал, как впервые «купался» в Азовском море.
– Из-за нашего старшины я чуть не утонул, – хмуро закончил он.
– А при чем тут я? – обиделся старшина.
– Да как при чем? Комбинезон намок, в сапогах по ведру воды, хотел их снять да вспомнил, что срок-то им еще не вышел: ни за что не спишет старшина… Вот и барахтался…
Старшина расплылся в улыбке:
– Списал бы, Семен, ей-богу, списал…
Когда опасность позади, можно и посмеяться.
Полковая святыня
Рано утром 27 сентября командир полка получил боевое распоряжение: в составе четырех самолетов под прикрытием шести истребителей нанести бомбардировочно-штурмовой удар по отходящим вражеским войскам на дороге от Ахтанизовской до Семенюк. Одновременно надо было разведать море в районе Тамани, а на обратном пути пройти на малой высоте и узнать, какие силы противника расположены у озера Яновского и вдоль берега лимана Ахтанизовского. В районе сопок на бреющем полете предполагалось разведать систему немецкой обороны и расположение вражеских артпозиций.
Возглавить четверку было приказано мне. У меня еще не было такого сложного вылета: более сорока минут находиться в тылу противника на малой высоте. Значит, нас будут обстреливать не только зенитки всех калибров, но мы обязательно встретимся с огнем танков, полевой артиллерии (при бреющем полете), противотанковых пушек. Даже из автоматов будут стрелять. Теперь могу признаться: я считал, что для меня этот вылет будет последним. Наверное, у каждого наступает однажды такой неприятный момент, когда ты заранее прощаешься с товарищами, родными…
Уходя от командира, я невольно вспомнил погибших друзей: Федю Громова, Ваню Малышенко, Колю Гайворонского… многих-многих. При встрече с летчиками беру себя в руки – мое настроение не должно передаться им. Заставил себя улыбнуться, рассказал о задании. Со мной летит воздушный стрелок Артем Вершинин. Моим первым заместителем идет Павел Назаров, вторым – Иван Шаталин. Летят всего четыре самолета, а пришлось назначить двух заместителей – надо быть ко всему готовым. Подошла полуторка, чтобы развести нас по самолетам. Мой стоял близко. Я пошел пешком. И странное дело. Сейчас мое внимание привлекло все то, мимо чего проходил, не замечая, десятки раз.
Вот куст сирени, он отцвел еще в мае… Зачем его здесь посадили – его место под окном… Ишь какая трава выросла, так и осталась нескошенной… Почему-то оглянулся на землянку КП, откуда только что вышел. У ее входа лежала, свернувшись кулачком, Чилита – маленькая полковая собачонка. Когда и откуда она взялась – никто не знал. Кто ей дал имя популярной до войны песенки – тоже не помнили. Она провожала летчиков в полет и встречала их вместе с техниками на взлетной полосе. Чилиту все любили за преданность, общительность. Она быстро поднялась и подбежала ко мне, ласково тыкаясь мордой в ноги. Я наклонился и потрепал ее по шее.
– Ну что, Чилитка, до свидания или прощай? – И подумал: «Вернусь – угощу сахаром».
– Товарищ командир, самолет к вылету готов! – доложил Тополя. – Бомбы и «эрэсы» подвешены, пушки и пулеметы заряжены…
– Хорошо, спасибо, браток, – произнес я любимое Федино слово.
Стоя на плоскости и надевая парашют, я взглянул на солнце. Оно показалось мне необычайно ярким…
– Ты посмотри, Филипп, какое ослепительное сегодня солнце.
– А оно и вчера, и позавчера, и все эти дни такое, товарищ командир.
И все-таки мне показалось, что давно не видел его таким.
…Под нами Темрюкский залив. Высота 700 метров. Северо-западнее Голубицкой от берега на запад идут шесть барж. С Голубицкой нас встретили огнем три батареи крупного калибра. Сообщаю об этом по радио на командный пункт «Арка».
Пройдя Пересыпь, делаю разворот и выхожу на Ахтанизовскую. Из станицы ведет огонь средне – и малокалиберная зенитная артиллерия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});