Читать интересную книгу Щенки и псы Войны - Сергей Щербаков

В ложбинке с раздробленной головой, вниз лицом, умирая, хрипел рядовой Князев, чуть дальше навсегда притихли убитые: Фомин, Костров, Анисимов, Севастьянов (Наивняк).

— Я ранен! Я ранен! — неустанно твердили пухлые посиневшие губы Матвеева, уставившегося широко открытыми глазами на перевязанную в колене ногу. Рядом Максим Шестопал сосредоточенно набивал пустую фляжку снегом, боясь поднять растерянный взгляд. В соседнем окопчике страшным голосом заорал в истерике рядовой Квасов, неистово кромсая со всего маха мерзлую землю десантным ножом. Потом в он изнеможении уткнулся лицом в рваные засаленные рукавицы, его плечи и спина затряслись от беззвучных рыданий. Сбоку от убитого чеченским снайпером Одинцова, вцепившись в «калаш», лежал притихший с серыми глазами, полными безысходности, старший сержант Самсонов и курил.

— Сомик, дай разок смольнуть! — окликнул его Романцов.

— На, держи! И Игорьку оставь! — Самсонов, глубоко затянувшись, передал сигарету легкораненому пулеметчику.

— Ублюдки! Наивняка убили!

— Ненавижу! Падлы!

— Говно!

— Андрюх, нам отсюда не выбраться!

— Это точно! Вот она — смерть!

— Никогда не думал, что…

— Заткни хайло, ссыкуны! — огрызнулся сквозь зубы Самсонов, резко повернув к говорившим бойцам злое лицо.

Левее от них рядовой Сиянов усердно ковырял лопаткой землю, углубляя ячейку вокруг раненого в грудь младшего сержанта Андреева.

— Мне холодно, — шептали побелевшие губы того. — Я пальцев не чувствую.

— Потерпи, Колян. Еще немного, наши вот, вот подойдут. Слышал взрывы? Это наши прорываются, — ответил Сиянов.

— Алеша, кому мы на хер нужны? — криво усмехнулся тот. — Холодно. Ты не оставишь меня?

— Колян, какую чушь несешь! Да я за тебя любому глотку перегрызу!

Воодушевленные молитвой боевики вновь бешено ринулись в атаку на сопку, поливая все вокруг свинцом. Раздосадованный потерями Хамид бросил в бой свежие силы. Обкуренные «духи» накатывались волнами. Их отчаянно сдерживал разведвзвод старшего лейтенанта Каретникова. Они не давали наемникам наступать, прижимая их метким огнем к земле. По рации осипшим голосом, не переставая, орал радист Ткаченко, прося помощи.

— Товарищ майор! Товарищ майор! Снова, «чехи»! — окликнул он Анохина.

Анохин подпол к рации, прижал к уху наушник.

— Эй! Командир! Не захотел по-хорошему, теперь не жди пощады! Будем вас резать как глупых баранов! На ремни! Слышишь, меня, падаль!

Раздался знакомый противный свист. В метрах десяти оглушительно разорвалась мина. Осколки с рваными краями просвистели над головой прильнувших к земле бойцов. Их осыпало земляной крошкой. Трясся как приклеенный к пулемету Андрей Романцов, из «черпаков», выкашивая устремившиеся в атаку черные фигурки, вынырнувшие из пелены седого тумана. Горячие гильзы струйкой летели вправо. Упав, по-змеиному шипели на грязном подтаявшем снегу. Славик Беспалов бросил в наступающих одну гранату, потом другую. Донеслись вопли и проклятия раненых боевиков.

На восточном склоне сопки тоже шла яростная перестрелка, изредка перекрываемая взрывами вогов и мин.

Фьють! Пуля вспорола бушлат на спине старшего лейтенанта Саранцева.

— Во, бл…дь! Максимыч! Максимыч! Пригни голову! Слева снайперюга бьет! — отчаянно закричал он, предупреждая командира, но убитый майор Анохин уже не слышал, он всем своим могучим телом навалился на прошитую осколками рацию. Рядом взорвалась граната. Раненых, что находились в окопчике, жестоко посекло осколками. Крики. Стоны.

Откатившиеся вниз «чехи» после небольшой передышки вновь устремились в атаку. С криками «Аллах, Акбар!» отчаянно полезли по склону, но подорвались на «растяжках», установленных во время короткой передышки капитаном Бакатиным. В рядах противника паника, много убитых и раненых. Которые, вопя, пытались ползти назад.

Надежно укрывшись за стволом упавшего дерева, снайпер Валерка Кирилкин сосредоточенно стрелял по с трудом различимым ползущим фигуркам. По его исцарапанному лицу лились вперемешку слезы и сопли, которые он поминутно вытирал рукавом.

— Как бы не обошли! Тогда хана! Тогда хана! — твердил он как заведенный.

— Ни хера у «вахов» не выйдет! — отозвался угрюмый Димка Коротков.

— Почему?

— Склон там обрывистый!

— Ну, что же наши-то молчат! Суки!

— Знают же, что нас мочат!

— Туман еще, бля, повис! Будь он не ладен!

— Хер, кто полетит в такую непогоду! Гляди гор совсем не видать!

В ста метрах левее от них к выступу скалы, за которым укрылись трое бойцов, огибая густой кустарник, подбирались четверо боевиков, увешанные гранатометами и выстрелами к ним. Они карабкались, скользя на покрытом местами ледовой коркой насте, чтобы зайти с тыла. Отчетливо слышалось их тяжелое прерывистое дыхание. Осторожно, выглянувшего из-за укрытия Игоря Прибылова всего трясло как в лихорадке. Руки, сжимающие оружие, вспотели, он ежесекундно облизывал пересохшие обветренные губы.

— Тс. Тихо, парни, — шепнул на ухо ему и Сиянову пулеметчик Пашка Ковальчук и прижался щекой к ложу ПКМа. — Как покажутся, открываем огонь.

Но Прибылов неожиданно для всех вдруг вскочил с криком во весь рост и в упор дал длинную очередь по боевикам. Стреляя, он весь красный с выпученными из орбит глазами в возбуждении орал:

— А-аа! Аа-аа!

Продолжал строчить как сумасшедший по уже завалившимся под выстрелами боевикам.

— Ложись, мудила!! — зло крикнул, отчаянно дергая его за ногу Пашка. Игорь упал рядом, его всего трясло от возбуждения, сердце выпрыгивало из груди как у пойманной синицы в руках.

— Гады! Гады! Гады-ы! Гады-ы-ы! — причитал он сквозь слезы, вдруг замолк, сжавшись в комок. Осознав, что произошло, что его могли только что убить.

Капитан Розанов приготовил «макаров» с последним патроном и, стиснув зубы, с трудом извлек здоровой рукой из внутреннего кармана письма и фотографию, на которой были изображены: Ира, Сережка и пухленькая Настюшка с надутыми губками. Он бережно отложил фото в сторону и развернул последнее письмо. Пробежал глазами по милым завитушкам родного почерка. Потом медленно порвал все письма и фотографию на мелкие кусочки. Сверху раздался хорошо знакомый противный свист. Все с открытыми ртами вжались в землю. Рядом разорвалась мина. Несколько осколков безжалостно впились в бок потерявшему сознание рядовому Шестопалу, который лежал сбоку от него, остальные пришлись впритирку, озодрав капитану в клочья на спине бушлат и перевязанную левую руку.

Противник усилил атаку со стороны взвода старшего лейтенанта Каретникова. Он весь в крови, раненый продолжал бой. Патроны уже на исходе. Сержант Таранович сделал попытку добыть боеприпасы, пополз к убитым «духам» за патронами. Не дополз. Замер рядом с боевиками: в него попала снайперская пуля. За патронами устремился Денис Кочетков. Подобрался вплотную к телам двух убитых «духов». Но тут из-за них появилась голова третьего. Десантник, не раздумывая, бросился на него, ударил десантным ножом чеченца в лицо. «Вах», охнув, вцепился в него мертвой хваткой, и они, обнявшись, покатились вниз. Через несколько метров замерли. Кочетков принялся снимать с врага разгрузку с магазинами. Но воспользоваться боеприпасами не успел. По нему открыли яростный огонь снайперы духов. Денис сжался в комочек. Замер.

Передовой отряд наемников уже орудовал в неглубоких окопчиках, которые на скорую руку выкопали десантники. Из разведвзвода осталось в живых только несколько раненых. Рядовой Фарид Ахтямов, собрав последние силы, поднялся навстречу «чехам», которые добивали десантников. Выпустил короткую очередь и, рванувшись вперед, попытался воткнуть штык в наемника с черной бородой в афганской «лепешке» на голове, наверное, араба. Тот, раненный в бок, дико заорал и отпрянув в сторону, упал на колени. Десантник сделал попытку вновь его ударить штыком, но не достал: раненная нога подвела. Десантника тут же расстреляли в упор.

В соседнем окопчике — Серега Поляков, от потери крови серый как воск. Его прокушенные от боли губы, посинели на неподвижном лице.

— Ленчик, ради бога, прошу тебя, — умоляюще Серега смотрел на Веденеева. По щеке у него ползла слеза.

— Над нами же будут глумиться эти сволочи.

Трое тяжелораненых уставились на Веденева как на спасителя, в их глазах было что-то преданное, собачье. Как у собак, когда их бросают хозяева.

— Серый, не могу я это сделать! Не могу! — заорал в отчаянии тот, вытирая грязной ладонью заплаканные глаза. — Братцы! Поймите же меня! Не могу я!

— Они же кромсать как мясники нас будут, как тех пацанов на блокпосту, — прошептал побелевшими губами Витька Дудник с простреленной на вылет грудью.

— Век себе не простишь.

— У меня всего семь патронов осталось для «духов»!