— А ты обо мне! — я тоже поднялась. — Ты пять лет прекрасно прикрывал потеряшку, вот и обо мне расскажи какую-нибудь сказку?
— Уже рассказал, — развела красавица руками. — И если ты не вернешься назад, Эванжелина стопроцентно уверится, что Талл всю ночь не выпускал тебя из кровати.
Я рухнула на лавку как подкошенная. Вот так новость! Значит, этот демоняка сообщил моей свекровушке, что я сейчас весьма определенным образом занята.
— Ты… — слова закончились, но желание высказаться оставалось непреодолимым, как когда-то у Торопа, нечаянно подстреленного мною в потемках.
— Прости, но других отговорок не нашлось. — Тростиночка деловито прошагала от стола до окна, взирая на то, как дети на заднем дворе играют в снежки, произнесла:
— Не думала же ты, что я ей правду расскажу о четырех пойманных мертвецах, одном выпущенном звере и Бузе, натравленном на него? Тем более о Гаммире, которая сама себя усыпила?
Мне бы возмутиться, но тут Горный дал лазейку для аргументов в другом нашем споре.
— Сама себя… — Хмыкнула я радостно. — Вот ты и проговорился! Зои остается не на трое суток, а до конца первоначально урезанных каникул.
— Чего? — Опешивший демон забыл о девичьем звонком голоске, прогремел: — Повтори.
— Ты слышал, — ответила ехидно и, подумав немного, решилась схитрить. — И кстати, я совсем не против эту ночь с Таллом провести, и последующие четыре тоже. Во-первых, легенда о страстном супруге должна быть подкреплена, а во-вторых, кто, как не я, присмотрит за Гаммирой.
— Тора!
— Ничего не слышу, — и с радостной улыбкой я закрыла за собою дверь.
А ночью мне приснился сон, невероятно живой и будоражащий. В комнате, полной лунного сияния, под треск угольков в камине и едва различимое дыхание ветра за окном от темного утла отделилась тень. Нарастая и ширясь, обрела человеческие очертания, размяла плечи и шею и со вздохом шагнула к кровати. Мужчина, поджарый и стремительный, сильный и молодой, если судить по фигуре. Он медленно наклонился надо мной, и я не сразу узнала в нем Инваго. Подсвеченный луной, он казался сказочным и в то же время реальным, то есть слишком уверенным и невероятно наглым — как в жизни. С кривой улыбкой на губах, стародавний Дори развязал тесемки на моей рубашке, распахнул ее ворот и со словами: «Что ж, если легенда должна быть подкреплена… я совсем не против» — наградил мою грудь россыпью поцелуев.
Кинжал под подушкой я не нащупала, до игл не дотянулась и даже по шее тарийцу не дала, слабая рука вместо хлесткого удара мягко прикоснулась к чуть волнистым волосам, да так на них и застыла.
— М-м-м, — раздалось от ночного визитера, старательно стягивающего с моих плеч рубашку, — а теперь пальчиками в них заройся.
Несколько долгих секунд-поцелуев я пораженно взирала на беспредел, творящийся во сне, прислушивалась к себе и к тяжелеющему дыханию лжедеверя. Мало того, что засосы на шее расставляет, так еще к груди потянулся, помять. И ощущения реальнее некуда, а ведь я вроде как сплю.
Что за?.. Вторая моя рука также результата не добилась, а вот ногой куда надо я все-таки въехала, не сильно, но достаточно, чтоб привлечь внимание.
— Проснулась, — прохрипел Инваго, потирая ушиб.
— Чтоб тебя!.. — Не будь я придавлена воином к кровати, прорычала бы, а получилось, что прошептала: — Немедленно слезь с меня!
— Не могу, я здесь по важному заданию от Талла.
— К бесам твое задание! Убери от меня свои руки…
— Ладно, — согласился он и губами скользнул по моей скуле. Не поцеловал, но щетиной оцарапал. Дернулась увернуться, а получилось, что зубами столкнулась с его лбом. И от боли застонала.
— Да не дергайся… — Стародавний Дори повернул мое лицо к себе, прищурился и досадливо протянул: — Вот так с тобой всегда. Задача выполнена, но не так, как хотел того я.
— Сочувствую, — пробурчала, ощупывая разбитую губу. Поморщилась, слизнув кровь, и не то чтобы увидела, ощутила алчный взгляд воина. Только не это! Я вывернулась, как смогла, на локтях поднялась, прорычала: — А теперь слезь с меня и моей кровати!
В ответ он коленки мои поверх одеяла рукой накрыл и придавил, не позволяя отползти подальше.
— Не хотел напоминать, но так как ты сама все время забываешь, скажу… Кровать, как и «Логово», уже давно не находятся лишь в твоем распоряжении. — «Давно» и «Лишь» интонационно выделил, доведя меня до бешенства.
— Еще один такой намек, и список имущества рода Дори пополнит пепелище, а в склепе появится затерявшийся труп.
Я наконец-то нащупала кинжал и предъявила его, крепко сжимая в руке. Угрозы наглец не убоялся и с места не сдвинулся.
— И ничего-то ты не ценишь, а ведь я ради тебя старался, — взгляд его соскользнул вниз, ухмылка стала шире, — по указке Талла.
Припомнил мою угрозу о жалобе супругу. Вот же редкостная тварь!
Пырнуть я его не пырнула, а пощечину влепила. Она вышла звонкой, хлесткой и наводящей ужас исключительно на меня. Отбила руку, но боли значения не придала, съежилась под тяжелым немигающим взором воина. Мелькнула мысль: «Я забыла, с кем имею дело. Он тариец, и он меня сейчас убьет. А не убьет, так попользует. И потом убьет. А не убьет, так к чему-нибудь мерзкому принудит».
О, святая Иллирия!
Выдох — шумный, тяжелый, горячий — опалил мое лицо и заставил зажмуриться. Секунда потекла за секундой, а я, продолжая сжимать кинжал в одной руке, второй собрала на груди рубашку и приготовилась к страшному. И вот вопрос, посягательства стародавнего Дори приравниваются к угрозе или нет? Может, все же приравниваются…
— Торика, — шершавые пальцы мягко стерли слезу со щеки, — что за глупые предрассудки?
— Уходи, — прошептала сипя.
— Не смогу. — Инваго забрал и отбросил кинжал, сгреб меня в охапку, сжал, не позволяя отстраниться, и замер на долгие пять минут. А затем беззаботно спросил, как прошла моя сегодняшняя встреча со зверем. — Гайна, помнится, от страха облысела вся, а ты обошлась лишь икотой, и то не сразу.
Он провел рукой по моим волосам, раз-другой, а я молчу. Тошно от всей ситуации и собственных слез. Ведь зареклась не плакать из-за тарийцев, тем более им на радость.
— Торика? Ау…
— Ты ради этого пришел? — С голосом не совладала, повторно выдала слезливый сип.
— Нет. Я пришел, чтобы поддержать идею Храна в твоей интерпретации.
— Синяками и засосами?
— Немного увлекся. Прости…
— Сволочь. — Констатация факта, которую он принял за комплимент.
— Знаю. А потому готов искупить свою вину, — заминка и невероятное, — с честью и достоинством понести наказание в виде двадцати твоих засосов, пары царапин на скуле и укуса нижней губы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});