- Это страх перед смертью, который приближает нас к Богу, – сказал Орландо.
- Ты прав. Приговоренный к смерти преступник ближе к Богу, чем его палач.
Хасим поразмыслил какое-то время.
- Однажды я стал свидетелем массовой казни в Каире, на площади перед большой мечетью. Одиннадцать человек, члены одной семьи, ждали меча правосудия. Они нападали на караваны султана и грабили их. Гордые, дикие молодые мужчины с лицами, будто высеченными из железного дерева. Им связали руки сзади. На шее у них была веревка, как у овцы, которую влекут на бойню. Когда старшему отрубили голову, остальные десять братьев стояли подле.
«Действительно так уж необходимо, чтобы они видели, как умирают их братья?» – спросил я кадия.
«Что же ужасного в этом? – отозвался тот. – Разве мы не находимся в их положении? Ежедневно смерть забирает одного из нас, и мы всегда находимся рядом, мы смотрим и знаем, что один из нас будет следующим. О Аллах! Бог желает этого!»
Восемь лун провел Орландо в Аламуте, так и не приблизившись к своей цели. Ему удалось выдать себя за Адриана, но он был не вправе задавать вопросы, не выдав себя.
Чем глубже он погрркался в учение ассасинов, тем более незнакомыми казались ему эти люди. Таинственные вещи происходили вокруг него.
Вновь и вновь по ночам впускали в крепость всадников. И снова Орландо слышал ясно слова Kahf az-zulumat, «туннель смерти», и Quatil al-hubb, «жертва любви».
Какая жертва?
Однажды ему показалось, что он слышит свое имя: «Аднан». Или они произнесли «Адн», обозначение Эдемского сада?
По ночам он размышлял о том, чему днем учил его Хасим: «Знания достигают с помощью опыта, что есть самый горький путь, или же с помощью подражания, что приносит самые поверхностные результаты, или же благодаря размышлениям – это путь,
на котором легче всего заблудиться. Но успешнее всего путь наблюдений, если знать, как использовать глаза и уши».
Проснувшись, он нашел возле кровати пряжку бурнуса, которая ему не принадлежала. За ним следят? Следят по ночам, во сне? Может быть, ему тайно дают наркотики? Он ел и пил только самое необходимое.
Как же объяснить тот случай с красной мочой? Имеет ли к этому отношение Сайда? Хасим, аль-Хади…
Тут нет никого, кому он может доверять. Порой он впадал в отчаяние, его терзал страх перед разоблачением, перед смертью.
- Господи, сделай меня гневным, – молился он по ночам. – Гнев делает сильным, страх – слабым.
Как учит ихван ас-сафа: «Человека страшит боль, но не смерть. Забудьте страх! Боль – ничто в пустоте, окутанная ничем. Воспоминание о пережитой боли готовит нам удовольствие».
По ночам он изо всех сил молил своего близнеца:
- Не оставляй меня одного! Я боюсь. Помоги мне снова.
- Есть вещи, которые не поддаются принуждению, их можно приобрести, только потратив много времени, и это самое ценное, чем мы располагаем.
- Господи, дай мне терпения, но поскорее! Все обстояло по-прежнему и как-то не так. То, что скрывалось внутри, не находило выхода.
- Адриан, поговори со мной! Дай мне совет! Что я должен сделать?
- Не смотри на то, что видишь! Обращай внимание на то, что пытаются скрыть от тебя!
Ранним утром голос Адриана пробудил его от сна. Орландо ясно и четко услышал:
- Скоро ты познаешь рай, очень скоро!
Неужели это конец?
РАЙ
ASCHA ATU AS – SIRA
Я посвятил тебя
Из ритуала ихвана ас-сафа
Пока тянулось холодное время года, Орландо проводил долгие вечерав библиотеке за читальным пультом и часто – в беседах с Усман аль-Мушрифаном. В тот поздний вечер он держал в руках затрепанную книгу.
- Ты должен прочитать ее, – сказал Усман. –Это самая популярная книга библиотеки.
- Это сразу видно. О чем в ней идет речь?
- О рае. Имам Джалал ад-Дин ас-Сиуити написал ее. Никто не описал так досконально плотское блаженство небесного сада, как он.
- А ты читал ее? – спросил Орландо.
- Разумеется. Как ты можешь спрашивать? Орландо взвесил книгу на руке:
- Это толстый старый зачитанный роман. Передай мне его содержание своими словами. Я с удовольствием послушаю.
Усманаль-Мушрифан налил чай в их чашки.
- Коран описывает нам рай в трехстах стихах как место никогда не заканчивающейся плотской радости. Однако при этом существует бесчисленное количество других преданий.
- Что пишет имам?
- Кто попадает в рай, у того непрестанная эрекция. Податливые девы с черными глазами газелей находятся в его постоянном распоряжении. Описанию каждой гурии посвящены многие страницы книги.
- А какие они? – захотел узнать Орландо.
- От кончиков пальцев ног до колен пахнут они шафраном, от колен до грудей – мускусом; от груди до шеи – амброй, от шеи до макушки – камфарой.
- Я не хочу знать, чем они пахнут, – рассмеялся Орландо. – я хочу знать, как они выглядят.
- Неописуемо прекрасны, от совокупления до совокупления все красивее. Их влечение к мужчинам постоянно растет. От оргазма, которым завершается их любовь, смертный человек лишился бы разума. Такой оргазм длится восемьдесят лет и не знает ни утоления, ни утомления, потому что несравненная прелесть девушек разжигает страстное желание снова и снова.
- Да в чем же заключается их прелесть? – спросил Орландо.
- Давай, приступай же, наконец, к делу! Не томи меня пыткой! Уних большая или маленькая грудь, мальчишеские или мясистые ягодицы?
- Уних вообще их нет.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Имам пишет, что у них нет седалища, потому что оно служит для испражнений, а такая ужасная нужда не существует в саду Аллаха.
- Существует. Просто имам перепутал – сказал Орландо.
- Нет ничего более райского, чем зад девушки, – добавил Усман.
Чащевсего их разговоры сводились к носящим чадру женщинам.
- Почему ваши жены закрывают лица? – спрашивал Орландо.
- Как может быть иначе? – восклицал Уман. – Разве вершины юр, затянутые облаками, – не самая большая утонченность? Возьми подарок! Шелестящий шорох упаковки при развертывании. Искусные узлы лент. Медленное обнажение. Какая сладостная предварительная игра, чтобы испытать истинное наслаждение! Лишь благодаря закутыванию обыденное приобретает несравненное очарование. За радостью утонченного покрова и сладостного разоблачения скрывается высокое искусство, которое отличает цивилизованного человека от примитивного.
Усман аль-Мушрифн сделал глоток чая и, наслаждаясь вкусом, позволил ему разлиться по языку. Он вытер бороду и добавил: