– Не знаю, но он не должен видеть нас вместе. Рейн, это небезопасно.
– Давай убежим вместе, – предлагаю я.
– Рейн, послушай, мы не можем…
– Я знаю как, – продолжаю я и, схватив его за руку, прижимаю ее к магнитной карте, висящей у меня на шее. – Линден разрешил мне пользоваться лифтом. И я нашла дорогу, которая ведет к воротам. Из-за оптической иллюзии с расстояния ее не увидеть. Кажется, что там сплошной лес, но на самом деле это всего лишь его голограмма.
Габриель молчит. В такой темноте кажется, что он исчез. Хватаю его за рубашку.
– Ты еще здесь?
– Здесь, – отвечает он и снова замолкает.
Слышно только его дыхание. Но вот губы Габриеля раскрываются, и за долю секунды до того, как он начинает говорить, я вдруг отчетливо понимаю, что сейчас в ход пойдет логика. Если я хочу убраться из этого места еще при жизни, так дело не пойдет, поэтому я закрываю ему рот поцелуем.
Дверь уже закрыта. Растворяясь в темноте комнаты, легко представить себе, что мы находимся не в подвале, а посреди бескрайнего океана. В поле зрения ни клочка суши. Нас никто не может поймать. Мы свободны. Его рука мягко перебирает волосы у меня на затылке, спускается ниже. По шуршанию, которое издает мой защитный костюм, можно было бы составить карту ее перемещений.
Он упорно пытается отстраниться, то и дело вставляя глупые «но…», «Послушай меня…» и «Рейн», но я не даю ему такой возможности, и в конце концов он сдается. Пусть это мгновение никогда не закончится. И с моего безымянного пальца исчезнет обручальное кольцо. И мы вместе обретем свободу. Да будет так.
Но через некоторое время мы размыкаем объятия. Он прижимается ко мне лбом:
– Рейн, это слишком опасно. Распорядитель пойдет на все, чтобы уберечь сына от лишних потрясений. Если он тебя поймает, то убьет, а смерть твою обставит как несчастный случай.
– Звучит безумно даже для Вона, – не соглашаюсь я.
– От него можно ожидать чего угодно, – настаивает Габриель. – Сын для него – смысл жизни. Это Вону ты и твои сестры можете сказать спасибо за свое появление здесь. Вы должны были отвлекать внимание Линдена от умирающей Роуз. Будь уверена, он не задумываясь уничтожит тебя, если решит, что ты собираешься причинить новую боль Линдену.
«Если тебе дорога жизнь, больше никаких попыток сбежать». Это сказал мне Вон после моего провалившегося побега. Еще он сказал, что я особенная, хоть сама этого не понимаю, и что Линден не переживет, если потеряет меня. Что бы я ни думала о Воне, каким бы ужасным человеком его ни считала, мне и в голову не придет сомневаться в его любви к сыну. Никакой несчастный случай не заставит Линдена смириться с моей смертью. Он никогда не простит отца, если со мной что-нибудь случится в этом доме.
Меня пронзает чувство вины, но я отгоняю его как могу. Я не собственность Линдена. И пусть я совсем не хочу его обидеть, другого выбора у меня нет.
– Все пройдет по плану, – убеждаю я Габриеля. – Никто нас не поймает. Не о чем больше говорить.
– Так уж и не о чем, – с недоверчивым смешком говорит он.
– Я же пообещала, что возьму тебя за шкирку и потащу за собой силком, и от своего слова не отступлюсь, – упорствую я. – Разве не видишь, что с тобой произошло? Ты так долго пробыл в заключении, что попросту забыл о желании быть свободным. И не говори мне, что здесь не так уж плохо. Не спрашивай, что особенного есть во внешнем мире, потому что ответ ты можешь увидеть только сам, собственными глазами. Тебе придется мне поверить. Пожалуйста, поверь мне.
Кожей чувствую его сомнения. Он накручивает на палец прядь моих волос.
– Я не надеялся тебя больше увидеть, – через некоторое время признаётся он.
– Ты меня и сейчас не видишь, – парирую я.
Мы позволяем себе негромко рассмеяться.
– Сумасшедшая.
– Да, мне говорили. Значит ли это, что ты готов рискнуть? – уточняю я.
– А что, если твой план не сработает?
– Тогда мы оба распрощаемся с жизнью, – отвечаю я если и не всерьез, то лишь полушутя.
В затянувшейся тишине он дотрагивается до моего лица.
– Ладно, – раздается спокойный ясный голос Габриеля.
Прижавшись друг к другу в темноте, обсуждаем детали побега полушепотом. Каждую последнюю пятницу месяца, ровно в 10 вечера к черному ходу подъезжает заказанный Воном мусоровоз, чтобы забрать медицинские отходы. Габриель должен будет пройти через заднюю дверь и закинуть мешки с отходами в машину. Увидев, в какую сторону направится мусоровоз, он последует за ним, прямо сквозь голограммы деревьев, и будет ждать меня там. По-моему, план у нас получился вполне надежным, но Габриелю этого мало. Он все спрашивает у меня, как мы пройдем через ворота и что будем делать, если они охраняются.
– Разберемся на месте, – отмахиваюсь я от его вопросов.
Сегодня вечером мы с Линденом идем на празднование дня зимнего солнцестояния.
– Когда мы окажемся в городе, я постараюсь запомнить, где что находится. Подумаю, куда можно будет пойти первым делом после побега.
– Это последняя неделя декабря, – говорит он, словно прощаясь. – Так что увидимся в следующем году.
Поцелуй напоследок, и я возвращаюсь в лифт.
От пожара, разыгравшегося на нашем этаже, остались лишь воспоминания и подпаленная тряпка, бывшая когда-то невообразимо уродливыми розовыми шторами. Я вхожу в гостиную как раз в тот момент, когда Дженна описывает Вону происшедшее.
– …и увидела, что со свечи огонь уже перекинулся на шторы. Я пыталась его погасить, но пламя было слишком сильным.
– Тебя никто не винит, – успокаивает ее Линден, поглаживая по плечу.
– Купим новые занавески. Но на будущее – не стоит оставлять зажженные свечи без присмотра, – говорит Вон, не сводя почему-то именно с меня пристального взгляда.
– Что у тебя с глазами? – спрашивает Сесилия, держа на руках капризничающего младенца.
– С глазами? – непонимающе переспрашиваю я.
Дженна похлопывает пальцем по нежной коже у себя под глазом, и я вдруг понимаю, что все еще в цветных линзах.
– Хотелось попробовать что-нибудь новое… для сегодняшней вечеринки, – придумываю я на ходу. – Предполагалось, что это будет сюрприз. Для Линдена. Когда сработала сигнализация, я их как раз и примеряла, а снять потом забыла.
Не знаю, убедила ли Вона моя история. К счастью, в эту секунду раздается детский крик, и все внимание присутствующих переключается на плачущего ребенка. Когда становится ясно, что Сесилии его не успокоить, Вон забирает у нее внука.
– Ну, ну, Боуэн, мой мальчик, – воркует Распорядитель, и младенец понемногу затихает.