Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня же было что предложить Никсе. По моим оценкам, осторожно подтверждаемым новым томским начальником, эффективность гражданского управления губернии позволяла существенно сократить штат. Особенно в тех направлениях, где деятельность разных столоначальников и отделов частично дублировалась. Надзор был, несомненно, необходим. Такое перекрещивание интересов и искусственно созданная конкуренция этим целям и призвана была служить. Но ведь прежде у нас Госконтроля в регионе не было. Да и жандармов в Томске чуть ли не в пять раз больше теперь. Система стала избыточно сложной, а значит – бесполезно потребляла ресурсы, ничего не выдавая взамен.
Нужно признаться, я до разговора с нашим вернувшимся из Туркестана завоевателем планировал воспользоваться «лишними» человеческими ресурсами немного по-другому. В регионе под пристальным моим и управляющего Контрольной палатой надворного советника Павла Степановича Грибовского присмотром активно создавались переселенческие комиссии. Строились карантинные поселения и амбары, закупалось продовольствие. Людей конечно же не хватало.
Кстати. Раз уж вспомнил… Нужно заодно покаяться. Я, мздоимец и крохобор, самым настоящим образом продал подряд на снабжение переселенцев консервированными продуктами Куперштоху. И у меня есть только… две причины для оправдания. Во-первых, продукция у каинского иудея действительно качественная. И туркестанская армия отказалась снабжать этими продуктами действующую армию только потому, что стеклянные, двухштофные – это примерно два с половиной литра – банки оказались плохо пригодными для длительной транспортировки. А банки меньшего объема, двухкосушные – примерно семисотграммовые – показались интендантам излишне дорогими.
И во-вторых, продал я подряд не за деньги, а, скажем так, за услуги. Взамен Лейбо Яковлевич побожился, что уже в следующем же году, так или иначе, заставит переехать в Западную Сибирь не меньше пятидесяти грамотных людей. Врачей, инженеров, учителей, в конце концов. При нашем дефиците все нужны. После разговора я себя чуть ли не работорговцем чувствовал. И успокаивал разбушевавшуюся совесть только тем, что, скорее всего, обеспечу такими принудительными действиями новую безбедную жизнь погрязшим в долгах людям.
Ну, короче говоря, судя по всему, линия жизни на ладошке Борткевича вела или в казенный дом, или в Синьцзян. Потому как у меня в сейфе лежало дозволение от его императорского высочества по собственному Совета Главного управления усмотрению привлекать бродяг и лиц, родства не помнящих, к любым видам работ «по нужде и потребности». Судебная реформа еще не добралась до сибирских губерний. Деятельность лично назначаемых царем наместников кодекс законов регламентировал слабо, и мне ничего не стоило на основании прямого распоряжения начальника склепать какое-нибудь постановление об объявлении опытной селекционной фермы Ерофеевых такой вот «нуждой».
Нужно уточнить, что во всех регионах страны, кроме Западной Сибири, председателем Совета Главного гражданского управления был собственно сам наместник. Или, как его чаще всего именовали, генерал-губернатор. Обычно этот же самый человек был и начальником военного округа. То есть еще и высшим воинским командиром. Что, по моему личному, нежно хранимому при себе мнению, являлось совершеннейшей глупостью. Мало того что армейский офицер в чине не менее генерал-лейтенанта обладал всей полнотой – и военной и гражданской – власти, так ему же вменялось в обязанности осуществлять политический контроль на территории. По большому счету, генерал-губернатор был этаким назначаемым на некоторое время лично государем удельным князем. Подчинялся только лично царю и только перед ним держал ответ. Все остальные министры, сенаторы и члены Государственного Совета, хоть и считались большинством неискушенных обывателей главным управляющим звеном страны, никакого влияния на работу наместников оказать не могли.
А с правителями недавно окончательно умиротворенного Кавказа и моей Западной Сибири как членами царской семьи, все было еще сложнее. Им, если вдуматься, даже высшие столичные вельможи ничего приказать не смели. Только рекомендовать или просить. Теперь представьте в этой схеме меня. Официально я числился чиновником МВД, то есть представителем гражданской власти. Но подчинялся только наместнику, который в силу своего права по рождению и рекомендации государя исполнял дела только из сыновнего почтения.
Уникальное я положение занимал, вот что скажу! Все вокруг, за редчайшим исключением, должны выполнять мои распоряжения, а я – только изредка отчитываюсь перед Николаем. Представляете теперь, какая страшная судьба ждала бы охамевшего Борткевича, если бы все как всегда не было куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. И как тому подтверждение – у меня в кабинете на столе лежало три послания, также доставленных с последней почтой. Последней, перед ледоставом.
Нет, авторы этих депеш понятия не имели о существовании какого-то там Каинского окружного начальника. Как и о десятках тысяч других коллежских асессоров, или пехотных капитанов, несущих службу на просторах Отечества. Их, моих столичных корреспондентов, волновали вопросы совершенно другого уровня. К некоторой части из них, вольно или невольно, оказался причастным и я. Один конверт вообще был писан рукой царского секретаря и был украшен крупной красной печатью ЕИВ канцелярии. Чаще всего оттуда присылали всякие гадости вроде рескрипта о моем увольнении с должности гражданского начальника Томской губернии год назад. Но в этот раз под плотной, похожей на тонкий картон или толстый ватман, оболочкой содержались приятные известия: личное, естественно, надиктованное писарю, послание Александра Второго, выражение признательности за присланных из Сибири собак, которые «уже успели явить свои несравненные стати и редкостную понятливость в охоте». Не сказать, чтоб я особенно сильно переживал за отправленного чуть ли не «на деревню дедушке» калтайского татарина Рашитку, но все-таки был рад узнать, что и щенки, и их воспитатель благополучно добрались до царского охотничьего заповедника.
Второй лист, изощренно украшенный раззолоченными двуглавыми орлами, прошитый витым шнуром с увесистой, кажется, даже свинцовой, блямбой печати и заполненный изумительным каллиграфическим почерком, извещал меня, что «за неустанные труды на благо Отечества и к вящей ее Славе, за достойную подражания деятельность по поддержанию благочиния и личную доблесть» я отныне и во всех потомках – его сиятельство граф Российской империи Герман Густавович фон Лерхе.
В глазах защипало. Подумалось, что жаль, мой Герочка этой расфуфыренной «почетной грамоты» не увидел. Он был бы счастлив. А вот я – не могу. Везде подвох видится. Насколько мне было известно, Александр и орденов-то для своих вельмож жалеет. Уже и не вспомню, кажется, кто-то из офицеров Туркестанского корпуса жаловался, что, дескать, государь чуть не половину наградного списка сократил. А ведь там-то действительно герои! Не мне чета. Только титулом почему-то меня пожаловали, не их…
Понятно, первым помощником великого князя Николая не может служить какой-то «простой немчик». Имперский граф – это совсем другое дело! И совершенно все равно, что, в отличие от титула барона, мне никаких земельных наделов с графинством этим вместе давать не положено. Это всего лишь что-то вроде блестящей такой штуковины на капоте автомобиля. Эмблемы. Никакого практического смысла, кроме повода похвастаться друзьям…
Только мне лично этих титулов и не надо бы. По самым простым соображениям. Что, например, ждет обычного чиновника, если, не дай Бог звезды так сложатся и его обвинят в каком-нибудь преступлении? Ну не таком жестком вроде государственной измены или заговора с целью убийства царя! А что-нибудь попроще. Растрата, там, или мздоимство? Отставка без пенсии, штраф – в самом худом случае. Никаких других репрессий. Сиди себе, занимайся своими делами дальше. А предположим, «травить собаками» стали графа? Обыденные, можно сказать, бытовые для чиновника проступки немедленно становятся коронным преступлением. Ибо умаляют достоинство самодержавия, едрешкин корень!
А травить будут, это без всяких сомнений! Слишком много недовольных сибирским выскочкой появилось. Вот тот же генерал-лейтенант Михаил Семенович Корсаков, иркутский генерал-губернатор хотя бы. Великая княгиня Елена Павловна пишет, что он, мол, польский бунт на Кругобайкальской дороге усмирил и главарей лично в Санкт-Петербург доставил. А титул его императорское величество какому-то Лерхе дал. Да еще газеты эту весть по столицам разнесли и о заслугах в подавлении выступлений ссыльных не забыли упомянуть. Еще одна, оборотная, сторона свинцовой печати на жалованной грамоте, блин.
- Король - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Достойны ли мы отцов и дедов-4 - Станислав Сергеев - Альтернативная история
- Достойны ли мы отцов и дедов-4 - Станислав Сергеев - Альтернативная история
- Мираж «великой империи» - Александр Бушков - Альтернативная история
- Ветра времени - Мария Данилова - Альтернативная история