Читать интересную книгу Как творить историю - Стивен Фрай

– Да, я все хорошо понял, – сказал я.

– Что же, прекрасно. – Хаббард взглянул на Брауна: – Дон, наверное, дальше лучше говорить вам?

Браун, так ни разу и не присевший, кивнул и принялся разливать кофе, на блюдце каждой чашки он пристроил по печеньицу – большие кругляшки, покрытые шоколадной стружкой, вроде тех, какими заедали свое молоко веснушчатые, стриженные «ежиком» американские дети из фильмов пятидесятых годов.

– История, которую я собираюсь вам рассказать, – заговорил, обнося нас чашками, Браун, – началась давным-давно, в 1889-м, в австрийском городке Браунауна-Инне. Сейчас Браунау – скучный провинциальный городишко, скучным и провинциальным он был и в то время. В нем никогда и ничего не происходило. Жизнь тянулась себе и тянулась – рождения, браки, смерти, рождения, браки, смерти. Местные жители ходили по кругу – рынок, трактир, церковь, – ну и разумеется, судачили друг о друге.

Семейная история

Воды смерти

– Пересуды, – объявил Уиншип, пристукнув кофейной чашкой по столику, – вот и все, из чего состоит этот город. Огромный гипермарт слухов.

– Ну а ты чего ждал? – спросил Аксель, стирая салфеткой колледжа шоколадную пену с усов.

– Да ничего, и все же слухи слухам рознь. Я, разговаривая со студентом, мимоходом роняю слово и не успеваю опомниться, как декан факультета уже мечет громы и молнии, предрекая нам всем бюджетную погибель. Я вовсе не говорил, что Сорбонна нас обойдет. Я просто сказал, что Патрик Дюрок, скорее всего, будет первым.

– Ты и вправду так думаешь?

– Вообще говоря, это возможно, – ответил Уиншип. – А если честно, какая разница? Существует, знаешь ли, такая штука, как широкое научное сообщество.

Аксель негромко фыркнул:

– Ты что же, веришь в это? Действительно веришь?

– Ну, Берлину совершенно неважно, кто будет первым, так? У нас все-таки Европа, не Америка.

Однако бюджетное начальство, ох уж это мне бюджетное начальство. Можно подумать, будто на кону стоит судьба цивилизации.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что и в самом деле уверовал во внутреннее соревнование? – в пародийном ужасе осведомился Аксель.

– Ну да, тебе-то хорошо. Твоя работа настолько «важна», что тебе дают под нее любые деньги. Кстати, как она продвигается? Подобрался к чему-нибудь или, как я слышал, у вас там пока одни только пи-эр-квадраты по небесам разбросаны?

– Ты же знаешь, Джереми, я не могу говорить об этом, – мягко ответил Аксель.

– А какой смысл говорить вообще о чем-то? – Уиншип с трудом поднялся. – Ладно, пора на пашню. Ты не в лабораторию? Я бы с удовольствием проехался.

– Извини за неучтивость, но у меня сегодня мирный преподавательский день в колледже.

– Ну и хрен с тобой, – сказал Уиншип по-английски.

– Я этот язык понимаю, – улыбнулся Аксель.

Они расстались за дверью профессорской.

Аксель постоял немного, втягивая носом ласковый весенний воздух, а затем неторопливо направился к сторожке привратника.

– С добрым утром, Билл.

– С добрым утром, профессор Бауэр.

– Лето близится.

– Всему свой срок, сэр. Всему свой срок.

Аксель неуверенно взглянул на свой почтовый ящик. Как и всегда, забит бесполезными брошюрами и напоминаниями. В другой раз, он очистит его в другой раз.

– Так вы получили сообщение, сэр? Аксель обернулся к Биллу:

– Сообщение? Какое сообщение?

– Телеформу. С пометкой «спешно». Молодой Генри заглядывал к вам, да не застал.

– Я был на ланче.

– Наверное, Генри сунул ее в прорезь на вашей двери. Ну ничего, у меня есть офсетная копия.

– А, спасибо.

– Видите, из Германии, – сказал Билл, протягивая желтый конверт. – Из самого Берлина, – прибавил он с мечтательной интонацией, в которой смешались благоговение и любопытство.

Аксель нащупал в кармане очки для чтения и надорвал конверт.

Профессору Акселю Бауэру

Колледж Св. Матфея

Кембридж

АНГЛИЯ

Дорогой профессор Бауэр!

С сожалением сообщаем, что Ваш отец, фрей-герр Дитрих Бауэр, очень серьезно болен. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы ему было у нас как можно удобнее, однако мой долг состоит в том, чтобы известить Вас, что он пробудет с нами всего неделю, и это самое большее. Он выразил настоятельное желание повидаться с Вами, и, если Вы в состоянии уладить этот вопрос сВашим начальством, я бы очень советовала Вам приехать сюда как можно скорее.

С дружеским приветом,

Роза Мендель

(директор)

До Флюгхафена Аксель добрался уже совершенно вымотанным. Самолет, «Мессершмитт Пфайль-6», был набит бизнесменами, чьи отглаженные костюмы и нелепая заботливость, с какой они относились к своим портативным компьютерам, внушали ему чувство собственной убогости и неуместности. Да и стюардессы, казалось Акселю, тоже обращались с ним так, точно видели в нем существо низшего порядка. А, ладно, дни уважения к ученым миновали. Ныне Европа ценила коммерцию, и бизнесмены, пользуясь достижениями науки и техники, беззастенчиво пожинали плоды и вкушали почести.

Почести! Лишь к середине полета Аксель, размышлявший о шумном, бесцеремонном новом мире, окружавшем его, сообразил вдруг, что вскоре ему предстоит неизбежным образом унаследовать баронство отца. Фрейгерр Аксель Бауэр. Смешно.

Возможно, это и объясняло чрезвычайную обходительность и готовность помочь, кои проявило университетское начальство, когда он испросил недельный отпуск по семейным обстоятельствам. Где-то в его досье наверняка указано, что он – сын героя Рейха, героя Великой Германии. Никого теперь эта рыцарственная дребедень в духе Глодера особо не волновала, однако в мире осталось еще достаточно сентименталистов и снобов, чтобы настоящий, живой, всамделишный барон Рейха мог рассчитывать на особое к себе отношение. По малой мере, на приличный столик в ресторане. И может быть, когда он выправит себе новые документы и визитные карточки, вот эти же самые стюардессы начнут относиться к нему с большей услужливостью и учтивостью…

Власти Лондона и Берлина также выказали необычайную готовность пойти ему навстречу – особенно если учесть высокую секретность проекта, над которым он с коллегами работал в Кембридже. Как правило, властям не нравилось, когда неженатые, работающие в секретной области мужчины отправлялись в разъезды, пусть даже и по Европе. Мужчины семейные, оставлявшие дома жену и детей, у властей озабоченности не вызывали. И тем не менее все документы Акселя были оформлены уважительно и быстро.

От своего отеля на Курфюрстендам он с немалым удобством доехал до места на такси – новехоньком «ДВ-электрик». Германия, отметил Аксель, по-прежнему получает новые модели первой, какова бы ни была провозглашаемая ею государственная политика, – впрочем, пока глаза Акселя восхищенно взирали в окно на Тиргартен, на статуи, павильоны и башни, воздвигнутые к вящей славе Глодера, мысли его были заняты умирающим стариком, которого ему предстояло увидеть. Отцом, о котором он знал так мало. После того как в шестидесятых умерла мать, Аксель обменялся с ним всего двумя письмами. И только. Даже рождественских открыток и тех они друг другу не слали. Больницей в Ванзее управляла сдержанная, распорядительная молодая дама, напомнившая Акселю, когда он увидел ее стоявшей в вестибюле под писанным маслом портретом Глодера, архетипы Немецкой Женственности из музыкальных шоу и фильмов пятидесятых годов.

– Я не задержу вас надолго, герр профессор, – сказала она. – Вы человек науки и не захотите, чтобы я внушала вам ложные надежды. У вашего отца рак печени. И боюсь, он слишком стар, чтобы хоть в какой-то мере рассчитывать на успешную трансплантацию.

Бауэр кивнул. Сколько, собственно говоря, лет отцу? Восемьдесят девять? Девяносто? Как ужасно, что он не способен это припомнить.

– А как у него с головой, фрау директор?

– С головой все хорошо. Превосходно. Услышав о вашем скором приезде, он стал намного спокойнее. Будьте добры, следуйте за мной.

Стук их каблуков по мраморным плитам отдавался эхом в вестибюле. Они шли сводчатым коридором, одну стену которого занимало сплошное застекленное окно, выходившее на большую, тянувшуюся к озеру лужайку. Аксель увидел стариков и старух, которых катали по солнышку в креслах накрахмаленные санитарки.

– Ваш дом, – сказал он, обводя вокруг рукой, – похоже, не стеснен в средствах.

– Наш дом предназначен исключительно для героев Рейха, – с гордостью ответила фрау Мендель. – От этого поколения осталось не так уж и много людей. Обломки истории. Не знаю, во что он обратится, когда уйдет последний из них. Вы понимаете, надеюсь, что все расходы, связанные с похоронами вашего отца, будут оплачены?

– То есть похороны предстоят государственные? Она покачала головой – и да и нет.

– Официально это государственные похороны. Натурально. Однако в наши дни… – Фрау Мендель, словно извиняясь, развела руками.