— Что случилось? — угрюмо спросила Табита.
Саския повернула к ней мокрое лицо:
— Ты, — простонала она, — ты можешь отвезти нас назад. Ты можешь, можешь!
Она бросилась на шею Табите и зарыдала у нее на плече.
Начало путешествия было не очень-то многообещающим. Табита, внутренне вся сопротивляясь, держала Саскию в объятиях, пока та плакала. Его худенькое тело сплошь состояло из крепких, гибких мускулов. Волосы пахли лимоном, кожа — мятой и отчаянием.
Явились остальные члены труппы, впереди — летающие, они с любопытством наблюдали за сценой чужеземными глазами. Прибежал Марко и протянул руки, чтобы забрать Саскию. Как ни мало хотелось Табите связываться со всем этим, она была полна решимости больше ничего ему уже не доверять. Она посмотрела на Могула, подходившего сзади, и знаком показала ему освободить ее от его сестры, что он и сделал, быстро и мягко.
У него тоже были усы.
Что навело Табиту на мысль, кого же из них она только что держала в объятиях.
Не говоря ни слова, она быстро направилась к кабине.
— Ты хорошо спала? Надеюсь, мы тебя не разбудили? — спросил Марко, суетливо следуя за ней.
— Да, — бросила Табита через плечо. — Разбудили.
— Боже мой, это я виноват! — сердито воскликнул он.
Табиту так и подмывало ответить, но она сдержалась. Просто ускорила шаг и скользнула в кабину, в свое кресло, на свою территорию, на свое место, где командовала она. Табита закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Каждый день так быть не может, просто не может. Ей надо что-нибудь придумать.
— Табита! — позвал Марко, стоя в низу лестницы.
Но не сию минуту.
— Я занята, — отозвалась она.
Он шумно вздохнул и удалился.
После этого репетиция, похоже, в беспорядке прервалась, насколько можно было вообще разобраться, что к чему. Табита подняла глаза от пульта и увидела Кстаску, летавшего снаружи, вне корабля. Он просто парил вокруг, как человек, бродящий по двору, потому что ему некуда идти.
Табита подумала, что, надо полагать, он знает, что творит, и понимает все опасности. А может, он для них и был рожден или выращен — что там с ними делают, с этими штуками.
Разве что это была галлюцинация, сврехпространственный мираж, а вовсе не Кстаска.
— Как у нас дела, Элис?
— ДВИГАЕМСЯ.
— Как там сегодня наша маленькая проблема?
— КАКУЮ ИЗ НИХ ТЫ ХОЧЕШЬ ОБСУДИТЬ, КАПИТАН?
— Господи. Ни одну. Тебе что-нибудь нужно мне сообщить? Просто скажи «да» или «нет».
— НЕТ, КАПИТАН.
— Элис, я тебя люблю.
Там, в трюме, кто-то играл на расстроенной скрипке или на чем-то, звучавшем точно, как скрипка. Потом они запели:
— Природные карты вращаются, вечно меняясь…
Жуткий звук буквально пронизывал Табиту. Она нажала большим пальцем кнопку коммуникатора. Нужно поговорить с ними, установить какие-то правила, расписание, хоть что-нибудь. Табита глубоко вдохнула воздух:
— Я закрою эту дверь, ладно? — сказала она и, прежде чем они успели ответить, нажала кнопку «заперто».
Потом тяжело опустилась на пульт.
— Я плохой капитан, Элис, — сказала она.
— ТЕБЕ НУЖНА ОБЪЕКТИВНАЯ ОЦЕНКА, КАПИТАН?
— Господи, нет.
— ЭТО УЖЕ НЕКОТОРОЕ УТЕШЕНИЕ.
— Потом.
Просто она была плохим капитаном. Слишком эгоистичной, слишком привыкшей проводить время в скучных путешествиях вроде нынешнего, в любой момент делая то, чего ей хотелось.
Табита запустила проверку испорченных сканеров. Среди них была парочка таких, которые еще можно было отремонтировать. Она надела спецкостюм, взяла лазерный сварочный карандаш и кое-какие запасные блоки и вышла наружу.
Снаружи было лучше. Если не присматриваться слишком близко к окружающей ласковой неоднородности, можно было убедить себя в том, что это туман, а ты просто плаваешь и паришь в нем. Правда, очень мирное ощущение.
Кстаска, без хвоста, обогнул корабль и подплыл к ней понаблюдать.
— ТАК НЕ ПОЙДЕТ, КАПИТАН, — сказал он, подплывая над отводным каналом, хотя на нем не было видно радио, и он даже не летел на своей тарелке.
Табита почувствовала, как вся ощетинивается:
— Почему?
— БОЮСЬ, ЧТО ОН РАЗЪЕДИНИЛСЯ ДАЛЬШЕ, ВНУТРИ.
Табита уставилась на Херувима через стекло своего шлема. На Кстаске был только его защитный костюм, капюшон поднят. Он спокойно взирал на нее своими красными глазами.
— Какого черта, откуда ты знаешь?
— Я ВИЖУ, — ответил он.
Табита присела на корточки. Ей пришло в голову, что можно было поспорить с заявлением Кстаски, но она слишком устала.
— ЕСЛИ ВЫ ПОЗВОЛИТЕ МНЕ… — начал Херувим.
— Я сама, — ответила Табита.
— Я МОГУ ДОТЯНУТЬСЯ В ГНЕЗДО, — сказал Кстаска, — ХВОСТОМ.
— Я сказала — я сама, — повторила Табита.
Херувим с минуту смотрел на нее, потом молча улетел, как преходящий дух.
Табита с трудом извлекла проводку и увидела, что существо оказалось право. Она заварила разрыв и установила его снова в трубопроводе.
— Как у нас дела, Элис?
— КАЖЕТСЯ, ПОРА ОБЕДАТЬ, КАПИТАН, — отозвался корабль.
— Что?
— ТВОИ ЖИЗНЕННЫЕ ПРИЗНАКИ…
— Хорошо, хорошо. Я возвращаюсь.
Табита встала на корпусе и стала оглядываться в поисках Херувима, но его нигде не было видно. Ему ведь даже поесть не предложишь. Что можно было сделать? Слишком поздно она поняла, что он предлагал не только помощь, но и возмещение, поскольку именно он в первую очередь пробил крышу.
Она была паршивым капитаном и паршивым дипломатом.
Шли дни. Условные дни, но от этого они не становились менее скучными в этом страдающем амнезией регионе, забывшем, где должно помещаться все на свете. Табите надоело ремонтировать корабль. Она хотела заглянуть в трюм, чтобы посмотреть на этот так называемый «мешок с золотом», но трюм никогда не пустовал. Кстаска мог бродить где-нибудь снаружи, но что касается остальных, то им деваться было некуда.
Близнецы начали рисовать в карандаше огромное панно на стене трюма. В основном идея принадлежала Саскии. Табита теперь довольно уверенно различала их, хотя и только по манере поведения. Саския была импульсивной, неустойчивой, подверженной неожиданным сменам настроения. Всегда находилось что-нибудь, чего она хотела. Она всегда была голодна. Она работала над своим панно широкими лихорадочными мазками, становившимися все меньше и меньше, пока она не оказывалась на коленях, высунув кончик языка, оттеняя лепесточки крошечных цветов в урне над гробницей в нижнем правом углу.
Могул был менее ранимым, более остраненным. Он мог быть надменным или любезным, либо просто молчаливо присутствовать, наблюдая за всем происходящим. В то время, как его сестра трудилась, Могул выскальзывал из прохода и загонял в угол Табиту, когда она приходила за запчастями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});