Читать интересную книгу «Если», 2006 № 02 - Журнал «Если»

Этот опрос был обречен. Его заказали мне, а я невезучий. И администрация сайта «Русская фантастика» самовольно изменила формулировку вопроса. Честное слово, мне вовсе не интересно, что вы думаете о том, что думают другие. Я хотел знать, что думаете вы сами. Поэтому вопрос был такой: «То, что в России сейчас называют мейнстримом, это на самом деле…». Разница вроде невелика, но принципиальна. Как разница между фантастическим мейнстримом и просто мейнстримом. Увы, несколько сот человек успели подписаться под ответами, не подходящими к переформатированному вопросу. Понятия не имею, что мои респонденты имели в виду.

Оставим этот казус на совести «Русской фантастики». А мы поговорим.

Нынешний русский мейнстрим — явление внежанровое. Зачастую авторы, которых с равной уверенностью относят к мейнстриму, не совпадают даже по направлениям. На одном полюсе мейнстрима — натурализм Улицкой, на другом — патентованная фантастика Пелевина. И это что, «основной поток»? Он таким должен быть? Разумеется, нет. Просто у нас в мейнстрим записывали оптом всю качественную сюжетную прозу, умеренно интеллектуальную и содержащую четкие маркеры «чтения для лиц с высшим образованием».

В русскоязычной фантастике подобные тексты есть. Но они не позиционируются как мейнстрим, не воспринимаются критикой как мейнстрим и не доходят до читателя, ориентированного на мейнстрим. Хотя в мейнстриме обретается немало фантастики модных авторов. Внешняя причина банальна: корпоративность. Уже стало нормой — если Дмитрий Быков пишет фантастический роман, это все равно мейнстрим. Для чистоты эксперимента надо бы уговорить Лукьяненко сделать реалистическую книгу и посмотреть, что будет.

Но есть причины глубинные, на которые почему-то редко обращают внимание фантасты.

Изначально западный мейнстрим — широко востребованная проза, отражающая современные реалии. При этом мейнстрим не чурался мистики и фантастики, лишь бы они работали на решение задач текста. «Степной волк» с его выходом в пространство бреда — полноценный мейнстрим. «Волхв» мог показаться мистикой тем, кто не слышал об НЛП, но оставался мейнстримом. В мейнстрим попадали и тексты абсолютно условные — как детективно-этические конструкты Дюрренматта. Сейчас примеров не меньше. В автобиографическую книгу М.Ниеми «Популярная музыка из Виттулы» (тираж больше миллиона, однако!) просто врезан, грубо и стильно, фантастический эпизод. «Сага» Т.Бенаквиста — полная антиутопия, если, конечно, читатель готов это признать.

Мейнстрим — не формат, а набор задач. По этому критерию я отнес бы именно к мейнстриму такие знаковые советские тексты, как «Мастер и Маргарита» и «Альтист Данилов». А вот братья Стругацкие в эту канву не ложатся. Они решают принципиально иные задачи. Конечно, фантаст всегда отражает реальность. Но, в отличие от «мейнстримера», он не ограничивается констатацией фактов.

Серьезной фантастике не присущ момент смирения. Ее герой либо заслужит свет, либо не заслужит покоя. Фантастика — богоборческая литература в лучшем смысле слова. Она дергает за усы Гомеостатическое Мироздание. Требует счастья для всех, и чтобы никто не ушел обиженным.

Вполне логично, что, конструируя миры, фантасты доигрались до собственного литературного государства в государстве, которое некоторые обиженные зовут «гетто». Фантастика живет в отдельном пространстве, копирующем структуру пространства современной прозы, с делением на все те же «масскульт», «неформат», «маргиналии» и… «мейнстрим»! У нас даже полноценная женская проза есть. И бабская тоже, в количестве изрядном, куда ж без нее.

В мейнстриме фантастическом все, как за забором гетто, только свое. Модные книги, резкие книги, никакие книги, «книги, о которых говорят». А встречаются такие, что, кажется, перекинь их через забор, и они легко впишутся в «большой мейнстрим». Яркий пример из прошлого — пронзительный роман «Зона справедливости» Лукина, из настоящего — воздушно-легкий «Гиви и Шендерович» Галиной.

Ну, кидали Лукина за забор. Недолёт вышел. Почему?

Да потому что за забором постсоветское общество. Постсоветское. Там даже не подозревают, что «Кысь» — это ненамеренный плагиат с романа «Бойня» одиознейшего Петухова. И что «Фантастика» Акунина — вариации на тему «пионерской НФ». За забором — другая система координат. У нее те же векторы: на одной оси — комфортность текста, на другой — узнаваемость. Но сама шкала сдвинута по третьей оси. Ведь за забором люди живут в мире, где бытие определяет сознание. Это мир принципиально познаваемый, его гармония легко поверяется алгеброй. Большая ошибка. Поэтому третья ось — ось экзистенциального ужаса. Поэтому за забором так много религии и так мало Бога. Там принято считать, что Пелевин пишет не о жизни, а о буддизме. Иначе Пелевин стал бы дискомфортен и не моден. Но изобретатель формулы «актуальный педераст» раскладывает по тексту правильные маркеры, чтобы год за годом оставаться актуальным фантастом.

В текстах лучших фантастов-«натуралов» религии мало, а Бога полно. Здесь чудо — норма, и только от героя зависит, станет чудо лестницей в небо или ступенью на эшафот. Гомеостатическое Мироздание готово раздавить тебя, но ты не лишен права бороться и права на выигрыш. Вписываясь в контекст, ты неминуемо слепнешь… Книга, построенная на таких принципах, априорно не комфортна для читателя, «вписанного в контекст» технократической цивилизации. Потому что контекст диктует, как должна выглядеть правильная книга, правильно взламывающая стереотипы. Выход за рамки пугает и бесит. Всегда были четко очерченные рамки контркультуры, маргинальной культуры, даже культуры, пардон, дерьма. Когда пришел реалист Толстой и макнул читателя носом в его собственные фекалии — настоящие, а не контекстуальные, — начался скандал, и графиня изменившимся лицом побежала пруду. А когда пришел фантаст Ефремов с пропагандой казарменного коммунизма, начался сплошной восторг. Почувствуйте разницу.

Вывод напрашивается сам собой. У фантастического мейнстрима, решающего свои типичные задачи, нет шансов за забором. Гораздо легче выйти на широкую аудиторию с традиционной фантастикой. Или научиться писать чистую реалистику.

Тем не менее фантасты глядят в сторону «большого мейнстрима» с надеждой. Ведь если делаешь взрослые тексты, откровенно недобирающие читателя в рамках фантастических серий, надо хотя бы частично перепозиционироваться. Поставить одну ногу на площадку, где «умная проза» приветствуется, награждается и продается. Для одних авторов это будет отдушина, для других прорыв в новое измерение. Вроде бы разумный подход, но зиждится он на ложных исходных данных. За забором идут свои процессы. Сегодня там ценится, в основном, «актуальная» проза, весьма умеренно нагруженная идеями. Тексты, ставящие под сомнение привычную читателю картину мира, выживают только за счет камуфляжа а-ля Пелевин. Но, похоже, скоро им в мейнстриме не останется места. Наступает эпоха повального комфортного чтения. Отмирает жесткое деление на «книги для умных» и «масскульт». Вводится постулат — на первый взгляд, очень верный — «разная литература для разных задач». А что получится?

Мейнстрим станет форматом.

В ближайшие годы он должен наконец-то оформиться. Судя по запросам рынка, мейнстримом станут называть крепкую сюжетную прозу среднего качества, строго реалистическую и четко ориентированную на средний класс. Тексты с ярко выраженным фантастическим элементом будут выдавлены за границу понятия «мейнстрим», допустимой останется легкая мистика с непременным разоблачением. И минимум жанровых экспериментов.

На довольно продолжительный период нишу мейнстрима в России займет нормальный буржуазный роман.

А фантастика останется фантастикой.

Куда ей деваться-то.

Олег ДИВОВ

Следующий вопрос задал поклонникам фантастики Александр Громов. Приглашаем вас принять участие в голосовании.

КРИТИКА

Мария Галина

Хомячки в Эгладоре

Москва: Форум, 2006. — 208 с. (Серия «Другая сторона» ). 4000 экз.

Уж казалось, настолько истоптан толкинизм, что ничего более на этой грядке не вырастет интересного. Не рассматривать же всерьез бесчисленные фанфики или замену плюсов на минусы в духе «добрый дедушка Мелькор»… В «Хомячках в Эгладоре» тема выстраивается совершенно по-новому. У Галиной объект изучения не Средиземье как таковое, но психология фанатов-ролевиков.

Итак, двое молодых людей, Дюша и Генка (угадайте, кто из них он, а кто она), получают приглашение поучаствовать в толкинистской ролевке, донести колечко до Ородруина. А почему бы и нет? «Хомячкам», как будет впоследствии именоваться эта парочка, все равно нечем заняться жарким летом. Для них это все внове, энтузиазм подпитан иронией, так что «спутники» не воспринимают происходящее всерьез.