— Нет, не забыл. Он может меня хоть на куски резать. Сразу после того, как мы сорвем планы Энпе. Или хотя бы попытаемся.
— А о нас ты даже не подумал?
— Мы столько сил и времени потратили, чтобы взять Энпе за жопу, а ты предлагаешь в двух шагах остановиться и трусливо постоять в стороне? — возмутился Гаспар.
— Не обвиняй меня в том, чего я не говорила, дорогуша, — не подняла головы Даниэль. — Я знала, что ты сразу вскочишь и побежишь спасать мир. Поэтому мы уже обдумывали, что делать дальше.
— Мы? — растерялся менталист.
— Ну, я, Эндерн и Райнхард.
— И что? — фыркнул он. — Вы придумали, как попасть в Люмский дворец?
Даниэль отстранилась, поправила ему растрепанные волосы.
— Да это как раз, — сказала она, высовывая кончик языка от усилий привести Гаспара в мало-мальски эстетичный вид, — самое простое.
***
— Райнхард.
Он повернул к ней голову.
— Послушай, все, что Геллер сказал, — правда?
— Не знаю.
— Ты же видишь, когда люди врут.
— Он искренне верил в то, о чем говорил.
— Хотя какая уже разница — мы все равно теперь бездомные. Честно признаюсь, я даже рада. Геллер и Механик, конечно, милы, но их гостеприимство стало уже приедаться. Я готова потерпеть парочку дней в приличной гостинице, где можно помыться по-человечески, а не… не важно, в общем. И тобой у меня будет время заняться.
— Что это значит?
— Удивительный мой, ты себя хоть раз в зеркале видел?
— Нет.
— Я даже не сомневалась. Меня окружают три неотесанных мужлана, которые совершенно за собой не следят и одеваются черте как!
— Внешность не имеет значения.
— Еще как имеет! Если думаешь, что я пущу тебя к Шарлю в таком виде, то думаешь зря. И не смотри на меня так. Как, по-твоему, мы должны попасть в Люмский дворец?
— Через дверь.
— Ага, а если не пустят, то перерезать всех, кто встанет на пути? Мы должны спасти шаха, а не помочь его убить. Или ты не видишь разницы?
— Нет. Он меня не интересует.
— Ах да, как же я могла забыть. Тебя интересует только Машиах. Знаешь, если бы я имела на тебя хоть какие-то виды, я бы уже сама давно выцарапала этому Машиаху глаза.
— Почему?
— Из ревности. Ненавижу, когда мужчины так интересуются кем-то, кроме меня.
Глава 51
Он сидел на веранде одного из многочисленных кафе Имперского проспекта. Наступил сентябрь, но в Анрии все еще было по-летнему тепло, а анрийцы не торопились повесить легкомысленную летнюю одежду в шкаф. Человек же был не по погоде одет в теплый, педантично застегнутый на все пуговицы сюртук с поднятым воротом, что выдавало в нем неместного, приехавшего только что из северных провинций. Не хватало только саквояжа или чемодана у столика.
На самом деле чемодан с вещами имелся, но человек оставил его в номере гостиницы «Империя», которая виднелась за спиной. Приезжий заселился в один из номеров, если верить часам, а им стоило верить — они никогда не отставали, в одиннадцать двадцать три, то есть ровно тридцать семь минут назад, после чего сразу вышел, взяв с собой лишь свежий выпуск «Анрийского вестника».
В компании газеты человек и пребывал на веранде уже восемнадцать минут, напряженно ожидая, когда официант соизволит принести кофе. По всем расчетам кофе опаздывало на три минуты, что было в общем-то простительно — еще до полудня кафе успело основательно заполниться посетителями. Однако человек был не из тех, кто умел прощать нарушения.
Наконец официант принес долгожданное кофе. Человек поднял на подошедшего голову в черном цилиндре, и дежурная улыбка молодого работника сошла с губ сама собой. Не то чтобы лицо у посетителя было неприятным — вполне обычное, ухоженное, выбритое, с выходящими из моды бакенбардами. Но глаза, их взгляд, были такими… Хотелось немедленно проверить, застегнут ли воротничок, не расстегнута ли жилетка или гульфик, нет ли пятен на рубашке, все ли в порядке с лицом. Непроизвольно возникало желание еще раз протереть чистый стол клиента. А еще почему-то подступал страх, что чашечка плохо вымыта, кофе плохо сварено и успело неподобающе остыть. Иными словами, это были глаза того самого тайного ревизора, которым пугают на перерывах. Того самого, после ревизии которого летят головы самых нерадивых работников. То есть всех.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Официант все-таки нашел в себе силы подавить страх увольнения с огромным штрафом и натянуто улыбнулся. Человек посмотрел ему вслед, осторожно, если не брезгливо, прикоснулся рукой в перчатке к ручке чашечки. Немного помедлил, словно раздумывал, стоит ли вообще пачкаться о фарфор, по которому елозили сотни губ до него, но все же набрался храбрости, решился и отпил.
Кофе оказалось на удивление неплохим. Человек даже как будто бы сделался менее мрачным и напряженным.
Он поудобнее устроился на стуле, откинулся на спинку, закинув ногу на ногу, взял с края стола газету и развернул ее.
Первая страница сдержанно сообщала о главной новости прошлой недели, затмившей все прочие анрийские сплетни, слухи и мелкие склоки:
«Встреча кабирской делегации во главе с Дакил-Джааршахом Мекмед-Яфар Мекметдином прошла с наилучшим результатом для обеих сторон».
Человек ехидно усмехнулся и продолжил читать:
'Атташе при Люмском дворце согласился дать эксклюзивное интервью с допустимыми для прессы подробностями корреспондентам нашей редакции. Без лишней скромности заявляем, что только наша редакция удостоилась чести освещать перед широкой публикой проведение встречи на самом высочайшем уровне. Этими подробностями мы незамедлительно и спешим поделиться с вами, наши многоуважаемые читатели.
Встреча началась с неофициальной части в Большом бальном зале Люмского дворца, куда были приглашены все самые видные, только лишь высокопоставленные деятели и гости нашего славного города на Мезанге'.
***
— Ну, каково быть высокопоставленным гостем, мсье Manda?
— Мондэ, — оскорбленно поправил Гаспар и потянулся к вороту, но вовремя одернул руку.
Даниэль тихонько хихикнула в ладошку и поправила белоснежную длинную перчатку. Из привычного облика в ней сегодня были лишь голубые тона и высокая прическа, открывающая шею и уши, украшенные сапфировыми серьгами. Платье же было непривычно строгим, закрытым, в пол, без провокационных вырезов и разрезов. Даниэль редко одевалась так, чем привлекала повышенное внимание к себе, но сдержанное и осторожное: чародейка держала сигийца под руку, а тот своей застывшей физиономией с немигающими глазами вынуждал осторожничать.
В Люмский дворец гостей начали запускать около часа назад, и процесс этот затянулся: приглашения проверяли тщательно и по нескольку раз. Когда наконец пропускали, складывалось впечатление, что лишь затем, чтобы догнать в коридорах и прилюдно раскрыть и уличить в государственной измене незадачливого шпиона, которому уже некуда деться.
В Большом бальном зале собралось больше сотни людей, весь цвет высшего анрийского общества или тех, кто таковым себя считал. Здесь присутствовали представители иностранных посольств, торговых компаний и купеческих домов, крупнейшие анрийские банкиры, чиновники городского магистрата, совсем немного военных и провинциальных дворян.
Некоторым особняком держалась кабирская делегация и приковывала всеобщие взгляды. Кажется, свита Мекмед-Яфара ломала ландрийские представления о султанском дворе и кабирской знати. Даже Даниэль, чего греха таить, ожидала увидеть полудиких, смуглых, бородатых рыночных перекупщиков в чалмах и халатах, но не группу мужчин, обученных ландрийскому этикету, одетых на ландрийский манер и отличающихся от большинства присутствующих только короткими ухоженными бородами. Даже смуглой кожей из них всех обладала лишь одна из двух сопровождавших кабирцев женщин, которые хоть и были одеты в яркий цветной шелк, а головы и нижняя часть лиц скрыты, но сам факт их существования еще в коридорах послужил причиной перешептываний. Некоторые знакомые Даниэль без иронии считали, что кабирцы размножаются описанными в ботанических атласах способами.