Жемчужные лавки и газовая биржа, определяющая, сколько сегодня стоит дневной выход с той или иной платформы и какой храм или мануфактура его заберут, меня не интересовали. Данные по их ценам всегда можно взять в серьезной, «желтой» прессе. Это «коричневой» и «зеленой» нельзя доверять — первой оттого, что экономит она не только на бумаге, используя самую дешевую, но и на качестве новостей. А вторая на самой дорогой печатает только угодное султану. То есть Музафару, великолепному прежде всего в умении переврать любой факт к своей выгоде.
Губки, насаженные на колышки длинных бамбуковых шестов, поражали разнообразием. Все цвета, все размеры, все степени мягкости. Здесь были такие, что не оставят следа на мягчайшем воске, и такие, которыми только балки при строительстве обдирать. Малоподвижные при жизни в иной стихии, теперь на воздухе они плясали и колыхались под малейшим ветерком, вились яркими гирляндами, нанизанные на шнуры, дрожали при каждом прикосновении продавца или покупателя к шесту.
Но в сравнение с раковинами, занимавшими вчетверо больше рядов, не шли даже губки. Ибо бывшие обиталища моллюсков, расходящиеся отсюда почти по всему миру, чтобы обеспечивать дальнюю и ближнюю связь, еще и звучали. Пробные образцы из партии бормотали и пели под временным заклятием, а по остальным продавцы осторожно постукивали костяными палочками, чтобы продемонстрировать чистоту звука.
К тому же не в пример однообразным по форме губкам раковины отличались совершенно непредсказуемыми очертаниями. Встречались рогатые, шипастые и совершенно гладкие, аккуратно свитые, словно паучьи коконы, и свернутые кое-как, будто бумажные фунтики для жареного арахиса у захудалого лоточника. Попадались гладкие и округлые, словно яйца неведомых существ и шершавые, конические, будто сверла исполинских буравов. Про размеры нечего и говорить — от гигантских тридакн в человеческий рост на грубых козлах до крохотных, с монету, россыпью в ларях. Из первых выйдут офисные многоканальные центры, из вторых — армейские звукодатчики или подслушивающие устройства для частного сыска.
Цвета же этой роскоши и вовсе не поддавались сколько-нибудь адекватному описанию. Я мимолетно пожалел о временах, когда у меня был один глаз, да и тот собачий, не различающий красок — и тут же испугался, как бы многообразие расцветок не повредило нынешнему зрению.
Однако при всем этом изобилии торговля шла не слишком бойко. Даже наоборот, похоже, что именно благодаря ему она шла на редкость вяло.
Вот ведь нестыковка — раковин на базаре навалом. Причем таких, каких никто раньше не видал. Избыток даже наблюдается, будто их таскают из моря все, кому не лень. А дыхательное зелье для ныряльщиков под запретом. Только по фирману-лицензии от султанского двора, под расписку, при патруле стражников. Да еще с такими поборами, которые непонятно, как оправдать — с ныряльщиков, с продавцов, с покупателей! Воистину, снизу Хисах размывает прибоем наступающее море, а сверху иссушает налогами Султан Мехмет-Али Двенадцатый, мир со всей дюжиной…
Чем-либо иным, кроме раковин и губок, вовсе не торговали, хотя по количеству и названиям рядов было ясно, что раньше число и ассортимент товаров были куда шире. Куда все делось? Может, к вечеру торговля развернется?!
Отчего-то не верилось…
Пробродив по затихающему базару добрую пару часов и окончательно запутавшись в проблемах местной торговли, я понял, что пора возвращаться в город, и отойдя на полдюжины кварталов, завернул в первую же попавшуюся чайхану.
Собственно, и заворачивать особо не пришлось. Просто взойти на невысокий помост под навесом, перешагнув оградку едва в фут высотой, выбрать пустующую циновку и дождаться чайханщика. Тот особо и не заставил себя ждать.
— Что угодно будет в это время дня, уважаемый? — Ну да, для завтрака поздновато, для обеда рано.
— А что найдется? — вопросом на вопрос ответил я. Эх, колбаски бы…
— Суп из кальмаров, паэлья с моллюсками, морской салат, устрицы…
Понятно. Спорю, попытку спросить отбивную здесь не поймут. Разве что шашлык. Но и тот рискует оказаться из какого-нибудь осьминога…
Не то чтобы я не доверял рыбе, но наедаться с утра не собирался в принципе. Тем более духовитыми морепродуктами, запах которых не могли перебить даже по-южному обильные пряности. Поэтому решил для начала обойтись кофе. В конце концов, приехать в Хисах и не попробовать главный здешний напиток таким, как его готовят на родине, — если не преступление, то несомненная дурость.
— А кофе есть? — озвучил я пришедшую в голову идею.
— Конечно, эфенди. — Вопрос, как показалось, удивил чайханщика и заставил его слегка изменить тон. — Подать?
— Давай, — вздохнул я. Хоть так подсластить разочарование…
На удивление, готовили заказ долговато. Заново смололи порцию зерен, заварили, словно наготове не было. В широкую низкую пиалу положили кусок тростникового сахара, выжали на него несколько капель сока из пронзительно-желтого лимона и залили свежесваренным напитком. А на блюдце к нему насыпали коричневых воздушных меренг.
На вкус кофе оказался очень крепким и горьким, лишь отчасти смягченным легким присутствием сахара и кислинкой лимонного сока. Кончился он тоже как-то внезапно — порции здесь оказались невелики.
Расплатившись, я вышел с явным желанием попробовать еще несколько вариантов местного напитка. В каждом заведении должен быть свой рецепт, или я ничего не понимаю в торговле!
В следующей чайхане за пару кварталов от первой кофе готовили так же неспешно и молчаливо, сам он оказался с винным привкусом муската и тертым шоколадом, а из сладостей подали уже белые меренги, воздушные и круглые, как купола султанского дворца.
Хорошо, что данное мне Мечом Повторной Жизни эльфийское здоровье способно без вреда перенести любую дозу стимулятора даже посильнее, чем кофе. Да и маленькие порции напитка уже после четвертой пиалы показались мне благодеянием. Все равно за день всех местных рецептов не перепробовать, даже выбирая заведения, отстоящие друг от друга подальше, чтобы не нарваться на похожие варианты…
Все, последнюю на сегодня, седьмую порцию — и баста. Да и ту только для счастливого числа… Вон в той симпатичной чайхане на углу.
Как и прежде, я зашел под навес и занял приглянувшуюся циновку. Дожидаться чайханщика долго не пришлось, а вот кофе тот опять готовил неспешно. Зато в противовес всем предшественникам он оказался словоохотлив и не считал нужным держать дистанцию, заняв время ожидания расспросами. Причем любопытство хозяина заведения было сугубо трактирщицкого свойства, профессиональное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});