волосы пальцами, поглаживая, лихорадочно гладя и сжимая их.
— Все будет хорошо. С тобой и с твоим… ребенком. Мила. Ты слышишь меня! Мила! Я с тобой. С тобой, девочка. Моя маленькая….
Проносятся дикие мысли о том, что он должен ненавидеть этого ребенка. Как ненавидеть Егора.
Понимаю, что я этого боялась. Боялась до ужаса.
Яркая вспышка перед глазами и мощный спазм скручивает все внутри. Только еще сильнее цепляюсь за Руса и его мягкий голос, его нежные поглаживания, кажется, не дают мне сорваться куда-то вниз. В огромную пропасть!
Глава 27
Руслан.
Я ходил по проклятым больничным коридорам, сжимая кулаки.
А хотелось лупить ими об эти чертовы стерильно-белоснежные стены.
А еще…
Черт!
Хотелось орать от бессилия!
Потому что она… Она там.
Такая бледная. Такая хрупкая, хоть и такая сильная.
И я ни черта! Ни хрена не могу сделать, чтобы ей помочь! Чтобы исправить… Изменить… Чтобы…
Твою мать!
Я никогда не чувствовал себя таким бессильным. Никогда, черт раздери, в жизни!
Даже тогда… Когда Мила. Девочка, от которой у меня так срывало крышу. Та, ради которой мне хотелось…
Не достичь. Нет. Не вырваться из этой чертовой бедности! Не подняться так высоко, чтобы на меня эти мажоры, которые с ней рядом, а на меня сверху вниз смотрели, задирали головы так, чтобы у них в глазах темнело! Нет!
Этого было слишком мало.
Я ей… Я для нее…
Звезды все с неба хотел достать. И в ее руки уложить. Только ради того, чтобы она улыбнулась этими своими сладкими, такими сладкими губами… Улыбнулась МНЕ. И посмотрела так… Как иногда смотрела, но так недолго и всегда, вечно что-то перебивало этот взгляд!
И я после по ночам не спал. Вспоминал. Перебирал в памяти каждое мгновение. Думал. Показалось мне, или и вправду это было? В ее глазах… В ее самые одуренных, самых сумасшедших глазах. Которые только могут существовать на свете!
Я в них тонул. Проваливался и тонул к чертовой матери!
И был рад. Был рад тонуть! И никогда не выплывать!
Да если бы она попросила… Я бы все сделал. От всего бы отказался. Сердце бы себе с мясом вырвал бы!
Даже когда она мне отказала, а я, как последний идиот, поверил, в то, что могу быть с ней рядом. Могу любить ЕЕ и называть своей…
Тогда внутри все выжгло. Выпалило. Скрутило так, что до сих пор там лед один и черт знает, какая пустота.
Но даже тогда я не чувствовал себя вот таким. Крошечным. Беспомощным. От которого ни черта не зависит! Совершенно ни черта!
Поклялся тогда забыть ее. Вырвать из сердца. Навсегда. Даже если ради этого само сердце из себя выдернуть придется!
Кажется, оно там и осталось. Где-то в прошлом. Где-то с ней.
Там, где я мог держать ее за руку и ласкать. Где целовал свою Милу, свое сокровище, за которое бы убил бы любого, и где… Где как последний идиот считал ее своей!
Разве такие, как она, становятся рядом с такими, как я?
Чертов идиот. Я ведь поверил! Забыл, что сказок не бывает, а все мечты всегда рассыпаются пылью. И очень больно обжигают наивных мечтателей-идиотов!
Но тогда я сжимал челюсти до хруста зубов. И клялся себе. Клялся, сбивая костяшки о стены. Оставляя на них пятна крови. Клялся, что никогда Мила Розанова больше ничего не будет для меня значить. Что я достигну даже того, о чем сейчас и мечтать не могу. Достигну. Стану выше, чем она. По деньгам. По возможностям. По статусу, и…
И однажды, черт возьми, она придет! Придет и посмотрит на меня… Снизу вверх. И попросит о помощи. И вот тогда ее «нет» к ней вернется.
Мы же не созданы друг для друга, и нам нечего делать вместе, так ты сказала мне, моя милая Мила? Так же я однажды отвечу и тебе, клялся я тогда.
Потому что любви больше никогда во мне не будет. И мне будет абсолютно на тебя наплевать
Так и вышло.
Сколько женщин было за эти годы в моей постели?
Я не считал. Не запоминал ни лиц, ни их имен.
Они были страстными. Или просто притворялись.
Но я больше ни разу не поддался на этот отравленный крючок. Никогда. Ничего больше ни разу внутри не дрогнуло.
Ты вытравила из меня все чувства, Мила Розанова. Вытравила к чертовой матери их все. И… Где-то я тебе за это благодарен!
Я видел, как многие из моих друзей срывались с катушек. Тот же Кир, хотя всем он кажется непробиваемо ледяной глыбой. Адвокат, который просто не может позволить себе не то, что чувств, а вообще ни одной эмоции. Только ясный разум, потому что иначе провал.
Или Марк.
Все считают, что ему наплевать. Что он просто укладывает женщин в постель, пользуясь своим каким-то просто звериным обаянием. Женщины сами ему под ноги падают. А он берет. И правильно. Почему не брать? А после просто выбрасывает, как использованную зубную щетку.
Но и они оба попадались на свои крючки. У обоих срывало крышу так, что это был просто апокалипсис.
Я смотрел на них и видел себя. Того, прежнего. Как хорошо, что ты навсегда излечила меня от этой болезни, Мила.
Когда позвонила, я просто охренел.
Годы прошли, а этот голос… Даже не голос. Нет. Ее первый тихий всхлип. Когда еще ни слова не было произнесено, а в трубке послышалось только дыхание.
И я его узнал сразу! Сразу, черт возьми!
Хотя давно уже забыл о той девочке.
Уже даже было неинтересно, чтобы она пришла и попросила помощи. Чтобы оказалась передо мной жалкой и беспомощной. Чтобы умоляла, а я был ее единственной надеждой.