— Нам нельзя медлить и поддаваться усталости. Мы должны двигаться дальше сквозь снега, я вас об этом предупреждал. Лес защитит от непогоды и холода, но не защитит от Длинных Ножей!
Жрец медленно распрямился, и внимание совещающихся обратилось к нему. Он торжественно заявил:
— Уайтчичуны снова запрятались в свои норы. Мы одни с нашим лесом и нашей дичью. Зачем нам еще продолжать путь на север в незнакомые прерии, в места охоты враждебных сиксиков? Эти горы — центр мира и пристанище Большой Медведицы. Здесь наше место. Здесь наша земля. Она священна для воинов-дакотов. Мы останемся здесь! Большая Медведица защитит нас.
Лицо Старого Ворона засветилось. Умиление от встречи с родиной наполнило его.
— Здесь стояли наши палатки, здесь они стоят снова! — поддержал он жреца. — Когда мы оставили эти горы в первый раз и твой отец Матотаупа увел нас отсюда, вождь Токей Ито, это обернулось для нас несчастьем.
Четанзапа занял сторону Хавандшиты.
— Наше старое доброе убежище! Отсюда мы, мужчины, можем по ночам пробираться на форт. Пять скальпов — этого недостаточно, Токей Ито, чтобы отомстить уайтчичунам. Вели нам остаться и продолжать борьбу. Мы начали с победы…
Чапа коротко вздохнул и осмелился лишь пожатием плеч намекнуть о своем несогласии.
Жрец обратил взгляд на Токей Ито, который ничем не выразил своего отношения ни к его словам, ни к мнениям членов совета.
— Говори! — призвал жрец вождя.
— Я уже сказал. На восьмую ночь мы двинемся дальше.
Жрец положился на свой авторитет.
— О тебе, Токей Ито, еще скажут духи. Мы остаемся!
Воины испугались острого конфликта. Они были озадачены упорством, с которым только что возвратившийся вождь противился старому жрецу. На лицах Чапы и Тобиаса можно было прочитать тревогу за Токей Ито. Старый Ворон высоко поднятыми бровями выражал свое возмущение поведением такого молодого человека, каким еще был военный вождь.
Взглядом по кругу жрец еще раз проверил настроение принимающих участие в совете: все снова ушли в себя и все, за исключением вождя, опустили глаза. Хавандшита сказал самому себе, что может быть доволен действием своих слов, и нанес молодому вождю, который отважился ему противоречить, еще один удар:
— Ты долго отсутствовал, Токей Ито, и ты знаешь уайтчичунов. Но ты не знаешь всего могущества Большой Медведицы.
Жрец повернулся и пошел. Старый Ворон услужливо последовал за жрецом, демонстрируя тем самым и свое отношение к молодому вождю. Остальные мужчины тоже удалились один за другим.
— Не надо нам было идти сюда, — сказал Чапа.
— У родины сильные руки. Наверное, нам надо бы как следует посоветоваться о нашем пути. Слишком уж поспешно нам пришлось бежать.
— Нет. Мы правильно поступили. Но ваш жрец — очень плохой жрец, — взволнованно сказал Тобиас.
Токей Ито взглянул на делавара сначала одобрительно. Но потом в нем заговорила гордость за свое племя и он сказал:
— Ты не рожден дакотой.
Тобиас опустил голову. Он был глубоко потрясен…
Пока мужчины вели разговоры, а женщины и девушки устанавливали кожаные палатки — типи, Хапеда обнаружил на краю лагеря Часке Широконогого. Хапеда слепил плотный комок снега. Когда Часке опять показался в кустах, Хапеда вскочил и запустил в него снежком. Часке оглянулся и скрылся за деревом.
— Хапеда! — негромко позвал отец, и мальчик обернулся, чтобы выслушать его. — Хапеда, пойди приведи его! Дядя Часке, Шонка, больше никогда не вернется в наши палатки. Белая Роза мертва. Часке может теперь оставаться в нашей типи.
Пораженный Хапеда с благодарностью кивнул головой. Он подхватился и бросился бежать, перепрыгивая через корни, сквозь кусты.
На краю лагеря было совсем немного следов, и Хапеда легко обнаружил отпечатки ног мальчика. Ему не пришлось далеко идти: он увидел в снегу скорчившуюся фигурку. Часке как собачонка зарылся в снег. Когда Хапеда остановился перед ним, Часке сел, подобрал к себе ноги, обхватил их руками и уставился прямо перед собой.
— Часке Широконогий! Ты стал моим побратимом еще в месяц Созревания земляники, а сегодня мой отец сказал, что он будет и твоим отцом. Идем!
Часке ничего не ответил. Он тяжело поднялся и пошел с Хапедой в лагерь. Часке был стройный, широкоплечий, ростом немного поменьше вытянувшегося худощавого Хапеды. У Часке была привычка стоять широко расставив ноги, вот почему его и называли Широконогим. И он умел не только твердо стоять на земле, но был и скор на ногу. Только Хапеда мог обогнать его. Однако сегодня не было заметно ни проворства, ни силы Часке. Он плелся, как старик. Нерешительно остановился мальчик рядом с Хапедой перед лежащим Четанзапой. Воин посмотрел на него:
— Ты мой второй сын!
Мальчики тут же получили по вороне. Силы их были на исходе, и, поев, они бросились на приготовленные постели. Поставлено было только восемь типи, и семьи Токей Ито и Четанзапы расположились вместе в большой палатке вождя, где нашел приют и Тобиас. Тут же находились Чапа и Грозовая Тучка: в своей собственной палатке, полной вдовых и незамужних женщин, под одной крышей с одержимой духом бабушкой, Пятнистой Бизонихой, им было неспокойно.
Хапеда и Часке забылись неспокойным сном, забравшись под одно меховое одеяло. И Грозовая Тучка, которая лежала рядом с Уиноной, все еще не могла заснуть.
В палатку вошли Токей Ито и Тобиас. Токей Ито лег спать со своим черным псом недалеко от входа в палатку. Всеми овладела дремота, когда снаружи раздался глухой звук барабана.
Молодой вождь тотчас проснулся и прислушался. Прислушались также Чапа, Четанзапа и Тобиас. Четанзапа с трудом поднялся со своего ложа и подошел к Токей Ито.
— И что старик барабанит в своей палатке, — сказал он тихо, озабоченно, недовольно. — Это может нас выдать!
— Большая Медведица охраняет нас, — рассердился Токей Ито.
Четанзапа положил руку на плечо своему вождю:
— Она также и твой тотем! Мы все — братья. Не смейся над нашей тайной! Может быть, мы оба, как мальчики, слишком во многом сомневаемся.
Вождь оделся, надел свой головной убор из орлиных перьев и вышел из типи. Он услышал, как шумят деревья на ночном ветру, журчит река. Издалека доносился вой волков. Порхали летучие мыши, кричали в лесу совы. Потрескивали сучья: похоже, что охотилась рысь. Стража у лошадей бодрствовала. Высоко на дереве сидел наблюдатель. Блеклый свет луны сеялся над палатками. Токей Ито направился в палатку жреца, откуда доносились удары барабана.
Войдя внутрь, он не мог все как следует разглядеть, потому что и здесь не было зажжено огня. Но вождь понял, что жрец один. Палочками с кожаными шариками на концах жрец колотил по коже барабана — глухо, ритмично, повелевающе. Он как бы весь погрузился в самого себя. Руки его таинственно светились зеленоватым светом, точно так же светился на нем головной убор с рогами и медвежий череп посредине палатки. Жрец, кажется, еще не замечал присутствия Токей Ито или не хотел замечать. Он продолжал барабанить и начал разговор со своими духами, который он до этой ночи никому выслушивать не позволял:
Великий и Таинственный, заговори же!
Большое Солнце, ты светишь Месяцу,
Большая Медведица, наша мать, говори!
Я твой сын,
Я стал стар,
И ты прячешься от меня.
Приходи и говори,
И не серди больше твоего сына…
В глазах у меня становится темно,
Мои руки слабеют,
Но я все же сохраняю твои тайны…
Приди же ко мне снова,
Как мы вернулись
В твои леса и горы!
Мертвые, восстаньте,
Я слышу мычание бизонов!
Вернитесь, мертвые и бизоны…
Удары барабана, в ритме которых вел разговор жрец, замедлились.
Хавандшита поднял взгляд. Глаза его сверкнули в зеленом свете рогов и рук. Молча стояли мужчины друг против друга, воля против воли.
Наконец жрец заговорил:
— Зачем ты пришел ко мне, Токей Ито, сын Матотаупы?
— Меня позвал твой барабан.
— Это сделали духи.