— Я слышу вас хорошо и отчетливо, — произнес голос слабо. — Вы плохо меня слышите?
— Ты абсолютно прав, мы слышим тебя плохо, — ответил Рудетски. — Сделай что-нибудь с этим.
Прием стал чуть более уверенным.
— Мы уже отправили всех в Мехико. Нас здесь осталось только трое, но мистер Харрис сказал, что что-то не в порядке с самолетом.
Я почувствовал легкое покалывание в затылке и, нагнувшись вперед через плечо Рудетски, сказал в микрофон:
— Что с ним случилось?
— …не знаю… приземлился… неправильная регистрация… не может вылететь до тех пор, пока… — Прием снова стал слабым, и я с трудом улавливал смысл слов. Внезапно он прекратился совсем, и не стало слышно даже шипения несущей волны. Рудетски покрутил приемник, но больше не смог связаться с Лагерем-Один.
Он повернулся ко мне и сказал:
— Они полностью вышли из эфира.
— Попробуй связаться с Мехико, — сказал я.
Он состроил гримасу.
— Я попробую, но не думаю, что здесь есть какая-то надежда. У этого маленького ящика недостаточно мощности.
Он принялся крутить ручки, а я попробовал осмыслить то, что произошло. Большой транспортный вертолет уничтожен, самолет задержан в Мехико по каким-то загадочным причинам, и Лагерь-Один исчез из эфира. Все это означало только одно — изоляция, что совсем мне не нравилось. Я задумчиво бросил взгляд в сторону ангара на другом конце поляны, где Ридер, как обычно, наводил глянец на свою машину. По крайней мере, у нас остался еще один вертолет.
Рудетски наконец поднялся на ноги.
— Ничего не поделаешь, — сказал он и посмотрел на свои часы. — Это был последний сеанс связи с Лагерем-Один на сегодняшний день. Если они починят свой передатчик, то снова выйдут в эфир завтра в восемь часов утра, как обычно. До тех пор мы ничего не можем сделать.
Он не казался чрезмерно взволнованным, но он не знал того, что знал я. Он не знал про Джека Гатта. Я сказал:
— Хорошо, подождем до завтра. Я доложу Фаллону о том, что произошло.
Это оказалось сделать гораздо труднее, чем я предполагал. Он был полностью погружен в свою работу. Склонившись над золотой тарелкой, он пытался датировать ее, произнося себе под нос заклятия из чисел майя. Я попробовал рассказать ему про то, что случилось, но он прервал меня раздраженно.
— Меня это совершенно не беспокоит. Завтра они выйдут в эфир и все объяснят. Теперь уходите и больше не отвлекайте меня от работы.
Так что мне пришлось уйти и погрузиться в собственные размышления. Я подумал о том, чтобы рассказать все Халстеду, но вспомнив последние слова Пата Харриса, изменил решение; я ничего не сказал и Кэтрин, поскольку не хотел ее путать, и также не хотел, чтобы ока передала что-нибудь своему мужу. Наконец я пошел повидаться с Ридером.
— Твой вертолет готов к работе? — спросил я.
Ридер посмотрел на меня удивленно и немного обиженно.
— Он всегда готов, — ответил он коротко.
— Он может понадобиться нам завтра, — сказал я. — Будь готов к раннему старту.
7
Этой ночью у нас произошел пожар в радиопалатке!
Я проснулся, услышав отдаленные крики, а затем топот ботинок по твердой земле, когда кто-то поблизости выскочил из домика. Я поднялся в кровати, чтобы посмотреть, что случилось, и, подойдя к палатке, застал там Рудетски, борющегося с остатками пламени. Я понюхал воздух.
— Ты хранишь здесь бензин?
— Нет! — прохрипел он. — У нас были гости. Пара этих проклятых чиклерос копались здесь, пока мы их не спугнули. — Он посмотрел на покореженные остатки передатчика. — Но за каким дьяволом им понадобилось это делать?
Я мог ему сказать, но не стал. К изоляции нужно было добавить кое-что еще.
— Больше ничего не повреждено? — спросил я.
— Ничего, о чем бы я знал, — ответил он.
До восхода оставался еще целый час.
— Я собираюсь слетать в Лагерь-Один, — сказал я. — Я хочу выяснить точно, что там произошло.
Рудетски внимательно посмотрел на меня.
— Думаете, там появились проблемы? — Он взмахнул рукой. — Как здесь?
— Может быть, — согласился я. — Здесь могут возникнуть новые проблемы. Держи весь лагерь под контролем, пока меня не будет. И не особенно доверяй Халстеду; если он начнет доставлять беспокойство, ты знаешь, что делать.
— Это будет для меня большим удовольствием, — произнес Рудетски с чувством. — Мне кажется, вы не хотите рассказать мне, что на самом деле происходит?
— Спроси Фаллона, — сказал я. — Это долгая история, а у меня сейчас нет времени. Пойду разбужу Ридера.
Я слегка перекусил, а потом начал убеждать Ридера в том, что он должен доставить меня в Лагерь-Один. Поначалу он проявлял нерешительность, но поскольку Фаллон, по-видимому, сложил с себя все полномочия и благодаря поддержке Рудетски Ридер все-таки дал свое согласие, и мы приготовились вылететь с восходом солнца. Кэтрин подошла ко мне попрощаться, и, нагнувшись вниз, я сказал:
— Держись поближе к лагерю и никуда не отходи. Я скоро вернусь.
— Хорошо, — пообещала она.
Халстед возник откуда-то из-за вертолета и присоединился к ней.
— Разыгрываете из себя героя? — спросил он в своей обычной хамской манере.
Он занимался обследованием Храма Юм Чака над сенотом и жаждал раскопать его по-настоящему, вместо того, чтобы просто расчистить поверхность, но Фаллон ему этого не позволил. Находки, которые Кэтрин и я сделали в сеноте, утерли ему нос. Ему не давала покоя мысль, что непрофессионалы сорвали банк, и из-за этого он был сильно раздражен и постоянно ссорился со своей женой.
Он силой увел ее от вертолета, и Ридер, посмотрев на меня, пожал плечами.
— Мы уже можем взлетать, — сказал он.
Я кивнул головой, он взялся за рычаги управления, и мы поднялись в воздух.
Я попытался заговорить с Ридером, на что в ответ он слабо усмехнулся и показал на наушники внутренней связи. Надев их, я сказал в микрофон:
— Покружи немного над участком, хорошо? Я хочу посмотреть, как это выгладит с воздуха.
— О'кей, — ответил он, и мы начали огибать Уашуанок по пологой дуге. Сверху он и в самом деле выглядел как город, по крайней мере та часть, которую уже расчистили. Я мог различить достаточно четко огромную платформу, на которой был построен Храм Кукулькана, и здание, в шутку названное Фаллоном «муниципалитетом».
К востоку от гряды холмов можно было различить контуры того, что выглядело как еще одна гигантская платформа, но она пока оставалась раскрытой только частично. На холме, поднявшемся над сенотом, Халстед и в самом деле хорошо потрудился, и Храм Юм Чака выглядел таким, каким он был в действительности — не просто земляной холм, а огромная пирамида, выложенная из камней с окружающей ее галереей колонн.