— Илюша, ты выжил в этой мясорубке? Я уже перестала надеяться. Ждала, ждала… Знала, что если живой останешься, то найдёшь…
— Выжил Танюшка.
— Только поседел, — погладила пальчиком она его висок.
— Есть такое дело.
— Сколько же всё-таки прошло, я устала считать?
— Много.
— Конечно, много, если ты седой и дочка взрослая. — Она задавала вопросы, странным образом на них отвечая. — А это Тимофей, я его узнала.
— Сын его Илья, а Тимофей вот, — ткнул он в Мозгового.
— Они так похожи.
— Ты абсолютно права.
— Кто эта женщина?
— Его Лиза. Лиза Седлер. Помнишь, я рассказывал? Мы ещё нашу доченьку назвали в честь её.
Она сморщила лоб и заверила:
— Я вспомню, вспомню, не волнуйся.
— Ты не устала?
Она помотала головой.
— Нет, я забыла, как разговаривать…
— Бедная, ты моя, — сорвавшись и перебив, притянул он её к себе.
— Чтоб не разучиться совсем сама с собой говорила ночью, — продолжила она.
— Милая Танюха, — положил он голову на её грудь, под маленькие слабые женские пальчики.
— Илюша, мы где?
— В Москве, у меня дома.
Её испуг заколотился сердечком в слабой груди.
— Меня не заберут отсюда?
Дубов поторопился успокоить:
— Нет. Не бойся и не думай об этом.
— Не уходи…,- взмолилась она, видя, что он поднялся.
— Пойду, позвоню, подожди…, - попятился он из спальни, поняв, что она не выпустит его, пока не уснёт.
Заскочив в кабинет, первой озадачил секретаря, а потом дрожащей рукой набрал Норильск. Сейчас руки у всегда спокойного Дубова дрожали. Он, не дождавшись соединения, от нетерпения кричал в трубку: — «Алло! Алло!»
— Привет старина, — послышался в трубке голос Тимофея, — рады слышать, как дела?
Он завопил:
— Ты представить не можешь того, что я тебе сейчас скажу.
— По голосу твоему, что подсвистывает сейчас, действительно представить сложно. Так в чём дело, старина?
— Я Таню нашёл.
Мозговой думая о месте захоронения выговаривал:
— Вот и хорошо могилку сделаем, крест, как полагается, поставим.
— Ты меня не понял, — задохнулся Дубов в возмущении.
— Почему понял. Ты нашёл Татьяну.
— Я её живую нашёл.
— Постой, ты здоров? — опешил Тимофей.
А Дубов, пока не ударились в фантазии, торопился объяснить:
— Она в психушке была. Он в горячке вывез её как-то из лагеря. Понимаешь?
— Ничего не понял.
— Что ж ты непонятливый-то такой, — негодовал Илья Семёнович. — Тот кадр, поместил её в психушку и сам около неё был. На психиатра выучился. Вытаскивал её, думая, что она сумасшедшая.
Мозговой всё же осторожно переспросил:
— А там точно всё нормально и ты ничего не напутал?
— Она и более-менее в норме.
Мозговой показал Лизе жестом, чтоб подала стул, ноги подкашивались.
— Как же он проморгал её?
— Ему кретину и в голову не могло прийти, что она притворяется.
— Не знаю, что и сказать, старик, тут Лиза трубку рвёт.
— Ты как её нашёл Илья? — отняла трубку у Мозгового Лиза.
— Дали мне «там», ты поняла где, его адрес.
— И что?
— Я поехал на его работу, решив не травмировать семью. С ним с налёту встретиться не удалось. Он вёл приём и был занят.
— Не тяни, — поторопила Лиза.
— Я говорил с его коллегой и случайно разговор вышел на историю женщины помещённой сюда им много лет назад. Чутьё какое-то понесло посмотреть. До сих пор руки и ноги дрожат.
— Боже мой, Дубов. Завтра же ребята вылетят к тебе.
— Илья же занят на дивизионе… — засомневался Дубов.
— Они в отпуске. Всё равно через две недели должны были лететь. В академии занятия начинаются. Тимоша в школу идёт. Думали, поживут последние недельки с нами, но раз такое дело закрутилось, завтра же отправим к тебе.
— Спасибо, Лиза. Где дочка?
— По культурной программе пошли, скоро будут. Держись там. Лизонька прилетят с Илюшкой, помогут. Тимофей уже по городской связи билеты заказывает. Давай родной, мы любим вас и радуемся вместе с тобой.
Лиза долго стояла с телефонной трубкой в руках, прижимая её к груди, не в силах отмереть.
— Лиза ты в порядке? — тронул её, заставив очнуться, Тимофей.
— Господи, что же это такое? — посмотрела она полными слёз глазами на Мозгового.
— Билеты я заказал, а ну пойдём на кухню посидим. На тебе лица нет и мне, что-то не по себе. Чертовщина какая-то.
Открыли коньяк, разлили по рюмкам, Мозговой выпил, Лиза пригубила. Не помогло.
— Не берёт, — пожаловался он.
— Налей ещё. Я поищу валерьянки для Лизоньки. И самим может быть попробовать.
— Лиза, что это?
— Клубок судьба катит.
— Может быть. Но, как он её вывез?
— Любовь.
— Какая к дьяволу любовь он ненормальный.
— Влюблённые все безумные.
— Жизнь пропала. Вот чему возврата нет, так это годам.
— Успокойся родной, — обняла она его, устроившись на его коленях.
— Какого, чёрта с нами сделала жизнь. Давно нет вождя, сменилось вагон генсеков, а мы всё маемся. Прошлое не отпускает, цепко держа по рукам и ногам. А, мы профаны за жизнь цепляемся зубами.
— Тимофей, не распыляйся. Время вспять не развернуть, судьбу не переиначить. На, выпей ещё и валерьянки, похоже ребята возвращаются. Слышишь, на площадке перед дверью возня.
— Ты права родная. Просто обида жжёт вот тут Лиза, — ткнул он в сердце, — почему мы?
— Каждое поколение в каком-нибудь дерме возится, а караван жизни идёт и идёт вперёд. Нам ещё хватит времени порадоваться солнышку. Каждый день, час научились ценить, не теряя на ссоры и пустяки.
Ребята влетели весёлые, разгорячённые вознёй и догонялками. Немного замёрзли к тому же. Лето летом, но внезапно хлынувшие из полярных широт холода, успели пройтись по городу, опалив вечера и деревья арктическим дыханием, потушив яркую красоту. Бежали надеясь погреться горячим чайком.
— Жаль не пошли с нами, «Самоцветы» отлично отработали, чудный вечер получился и море удовольствия в придачу. — Рассказывали они родителям, посматривая с удивлением на пирушку с коньяком и валерьянкой.
— Диапазон вкусов не широковат? По какому поводу такая разноплановая пьянка? — намекнул сын на соседство коньяка и успокоительной микстуры.
Отец, покашливая в кулак, посмотрел на жену, явно не решаясь самостоятельно начать разговор.
— Что за «баба ёжка» на метле тут полетала? — осёкся Илья.
— Лизонька, ты сядь детка, папа звонил, — накапала она в стакан капель. — Ты только не волнуйся, девочка…
— Что с ним? — побелела Лиза, хватаясь за Илью… Самые страшные мысли завертелись в голове.