Повелитель державы старался приободрить Ордина-Нащокина, проводя параллель между Афанасием Лаврентьевичем и праведным Иовом, наставляя отца, что нельзя отчаиваться, надо лишь уповать на волю Бога. А об его отставке Государь даже слышать не хочет и велит продолжать службу «Божие и наше Государево дело совершать, смотря по тамошнему делу»[361] и в заключение написал: «А нашего государского не токмо гневу на тебя к ведомости плутости сына твоего ни слова нет»[362]…
Первоначально военные действия против Швеции шли успешно для России. Царские войска взяли Дерпт (Тарту), Динабург (Даугавпилс), осадили Ригу. Но добиться дальнейших успехов не удалось. Осада Риги была снята. Это было вызвано тем, что резко обострилась ситуация на Украине. После смерти Богдана Хмельницкого в августе 1657 года новый пропольски настроенный гетман, «киевский шляхтич» Иван Выговский (†664) заключил договор с Речью Посполитой о совместных действиях против России[363]. Этого отступника Алексей Михайлович назвал «клятвопреступником и возлюбленным дьявольским»[364].
Возобновление войны с Польшей заставило Россию искать мира со шведами и в декабре 1658 года заключить в Валиесаре (имение около Нарвы) трехлетнее перемирие, по условиям которого за Россией сохранялись территории, занятые во время войны русскими войсками в Ливонии. В этот период складывается польско-шведская военная коалиция против России. В таких обстоятельствах русское правительство вынуждено было пойти на подписание мирного договора со Швецией на любых условиях. В 1661 году по Кардисскому миру[365] все приобретения в Ливонии Россия возвращала Швеции. Таким образом, проблема выхода к Балтийскому морю оставалась для России нерешенной вплоть до начала XVII века, до Царя-Императора Петра I, но мирная передышка в противостоянии со Швецией была достигнута…
Война целиком погрузила Алексея Михайловича в сложные военные и дипломатические заботы; некогда порой было и дух перевести. Отголоском этих усилий стали сохранившиеся письма («грамоты») Царя, посылаемее разным должностным лицам. Эти документы с очевидностью показывают, насколько глубоко Царь ориентировался в сложившейся обстановке, как непросто ему было принимать решения, насколько велика была потребность в получении надежной информации.
В январе 1655 года Самодержец сообщал А. С. Матвееву. «Посланник приходил от Свейского (шведского. — А. Б.) Карла Короля думной человек, а имя ему Удде Удла, а таков смышлен, и купить его то дорого дать, что полтина, хотя думной человек. Мы, Великий Государь, в десять лет впервые видим таково глупца посланника, а прислан ненароком такой глупец, для проведывания, что мы, Великий Государь, будем ли в любви с Королем, и про то нам подлинно ведомо; а братом не смел Король писатца к нам, Великому Государю…
И Смоленск им не таков досаден, что Витебск да Полоцк, потому что отнят ход по Двине в Ригу, а Король в листу своем первом пишет, чтобы вечное докончание подкрепить послами, а он посылает посла своего к нам, Великому Государю, да будто любя меня, прислал обвестить посланника да думного человека, и мы мним, не сколько от любви, а скорее от страху. Тако нам, Великому Государю, то честь, что прислал обвестить посланника, а се думного человека, хотя и глуп, да что же делать, такая нам честь; а в другом листу пишет, чтобы не воевать Курлянского, для его королевские дружбы, а он де, Курлянской[366], ему, Королю, друг. И мы, Великий Государь, отказали тем, что (он) подданной Польскому Королю, а се обещался нам, Великому Государю, ничем не помогать Королю Польскому, а ныне многие курляндские немцы в полон взяты, и ныне многих посылает, будто сами наймуютца (нанимаются)»[367].
Царь точно разгадал план Шведского Короля Карла X Густава, желавшего стать безраздельным хозяином Балтийского моря и всей Северной Европы, чего после разгрома Речи Посполитой нельзя было добиться без сокрушения влияния России в этом районе. Герцоги Курляндские являлись издавна безвольными марионетками в руках своих могучих соседей и самостоятельной роли в политике не играли, о чем Алексей Михайлович прекрасно был осведомлен, как и о том, что война со Швецией неизбежна. И присылка «глупого посла», красная цена которому «полтина», и отказ шведской стороны величать Русского Царя полным титулом — все эти мелкие уколы лишний раз подчеркивали, что уже более ста лет, со времени Первого Царя Иоанна Грозного, Швеция все никак не свыкнется с мыслью, что Русь полноправная и сильная мировая держава. Она не может Русь сокрушить и закабалить, — все никак не получается, но и молча взирать на мирное развитие своего восточного соседа у шведских правящих кругов не было сил.
На тот момент «баланс» военных кампаний между Россией и Швецией был явно не в пользу России. По итогам русско-шведской войны 1610–1617 годов в феврале 1617 года (Столбовскому договору) слабая, разоренная Смутой и иностранной интервенцией Россия была вынуждена уступить Швеции территорию от Ивангорода до Ладожского озера и, тем самым, полностью лишилась выхода к Балтийскому побережью.
Положение было аномальным и нетерпимым. В Стокгольме прекрасно понимали, что русские смирились с данной ситуацией только временно, по причине безысходности. Обуреваемый жаждой военных подвигов, Король Карл X горел желанием сокрушить Россию, присвоив себе Новгород и Псков, как и прилегающие районы. Да и мечта совершить победоносный поход на Москву так манила Короля-авантюриста, тем более, — о том он знал наверняка, в Москве можно было, как, говорили на Руси, хорошо «разжиться деньгой», т. е. пограбить. В начале 1655 года шведский парламент выделил Королю средства для войны с Россией. Летом 1656 года Алексей Михайлович начал войну против Швеции, а в октябре заключил перемирие с Речью Посполитой.
Невзирая на временную передышку, Речь Посполитая оставалась основной стратегической угрозой, главным соперником России. Несмотря на крах («шведский потоп») 1655 года, когда шведы захватили Варшаву и Краков, она быстро восстановилась, и война разгорелась с новой с силой. Остроту и жестокость данному конфликту придавало, как уже говорилось, религиозное противостояние: католические польские и литовские паны при понукании римских пап смотрели на войну не только как на предприятие по завоеванию территорий, преференций и трофеев, но и как на «крестовый поход», воспринимали войну как некую «священную миссию». О коварстве католических соседей Руси Алексей Михайлович узнал буквально с первых мгновений своего воцарения в 1645 году. Ему сразу после воцарения пришлось решать одно щекотливое дело, инспирированное волей польских панов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});