Они поднялись рано, готовые к плаванию, но им было сказано, что капитан желает выждать, пока шторм утихнет хотя бы немного. Поэтому наступил полдень, прежде чем они смогли покинуть Булонь и спустя два часа причалили в Фолкстоне.
Лил проливной дождь, и Корнелия не могла испытывать жалости к герцогу, а временами даже возмущалась им. Сама она была совершенно измучена к тому времени, когда с наступлением ночи они достигли Лондона. Казалось, разумнее всего было бы заночевать в Роухэмптон-Хаус, невзирая на то, что прислуга не ожидала их, но герцог обнаружил, что, хотя они пропустили два поезда до Котильона, есть еще один, который отправляется из Лондона в одиннадцать часов.
Неужели этот безжалостный, напрочь забывший о ее удобствах человек был тем же самым мужчиной, что, целуя грудь Корнелии, говорил:
– Ты еще дитя, и я должен защищать тебя! Ты еще ребенок, и я должен учить тебя! Ты всего лишь маленькая девочка, хотя пытаешься заставить меня поверить в то, что ты женщина! Моя милая, глупенькая, дорогая, ты в самом деле думала, что меня введут в заблуждение твои накрашенные губы и нарумяненные щеки?
– Ты обманулся… в ту первую ночь… у «Максима».
– Но лишь до того момента, как я взглянул в твои глаза и увидел в них невинность и чистоту.
Было в них еще кое-что – боязнь. Ты боялась меня, потому что я – мужчина, и в то же время тебя влекло неизведанное. Краска то приливала, то отливала с твоих щек! Ах, моя глупенькая и маленькая, ты в самом деле думаешь, что такая женщина, как ты, могла бы притвориться?
– Ты… смеешься надо мной!
– Только потому, что я вне себя от счастья!
Ты не можешь представить себе, как я боялся потерять тебя, – но теперь, теперь ты моя!
На Паддингтонском вокзале они долго ждали поезда. Покинув наконец Лондон, после нескончаемого нудного путешествия, около часа ночи они прибыли на станцию, но впереди их ждала еще поездка до замка. Хорошо еще, что телеграмма, отправленная ими из Лондона, гарантировала, что экипаж будет ожидать их на станции и к их прибытию в замке все будет готово.
Корнелия никогда не представляла себе, что однажды приедет в этот огромный замок как в родной дом, но она так устала и измучилась, что почувствовала радость от теплой встречи и окруживших ее знакомых лиц. И даже не позаботившись пожелать герцогу доброй ночи, она позволила увести себя в спальню и всего несколько минут спустя уже спала.
Корнелия погрузилась в глубокий без сновидений сон смертельно уставшего человека и, пробудившись, не сразу могла вспомнить, где она находится. Накануне она слишком устала, чтобы заметить, что ей приготовили ту самую огромную парадную спальню, которая по традиции отводилась всем невестам семейства Роухэмптонов.
Сейчас, в свете солнечных лучей, пробивающихся сквозь щели меж портьер, Корнелия могла в полной мере восхититься голубыми с серебром стенами, розовыми парчовыми драпировками, ниспадающими из-под резных карнизов, установленных еще в царствование Чарльза П. Комнату украшали канделябры уотерфордского стекла, зеркала, обрамленные дрезденскими фарфоровыми ангелочками, мебель из орехового дерева, инкрустированного серебром, времен королевы Анны. И каждый предмет в этой спальне был символом любви, нес дух многих поколений, проживших в любви и согласии долгие годы.
Везде, куда ни кинь взгляд, виднелись сплетенные сердца, купидоны с луком и стрелами. По краям широкой кровати под балдахином, на которой возлежала Корнелия, возвышались серебряные резные колонны, увитые весенними бутонами, среди которых прятались крошечные птичьи гнезда.
Корнелия счастливо улыбнулась сквозь сон.
Но вдруг, окончательно проснувшись, ощутила, как прежний страх вновь заговорил в ее сердце.
Означает ли их возвращение в Котильон, что Дезире забыта?
На этот роскошный дом она смотрела только как на превосходный фон для всего того, что олицетворял собой герцог – его герцогство, его роль при королевском дворе, его положение крупного землевладельца.
Правда, он хотел бежать с тетей Лили и собирался на деле осуществить это намерение, но то, чего ждала от герцога Корнелия теперь, было совсем иным. Общество стало бы порицать Лили, которая была замужем и разрушила семью, но не герцога. Его грехи быстро бы простились ему, тем более что он был холост и абсолютно свободен.
Но иное дело теперь, когда он должен выступить в, роли нарушителя норм и правил света. Он будет разведенным, он будет опозоренным. Это значило бы конец всем долгожданным королевским визитам в Котильон, запрет на появление при дворе и в королевской резиденции в Аскоте.
Разводы становились уже достаточно частым явлением, но виновная сторона тем не менее все еще оставалась парией и изгонялась из приличного общества.
«Он имеет так много – как он сможет отказаться от этого?»– прошептала Корнелия сама себе.
Ей вспомнился портрет, висящий над каминной полкой в библиотеке. На нем был изображен герцог в накидке из горностаев, которую он надевал на коронацию Эдуарда VII. На портрете герцог выглядел очень горделивым и надменным, темноволосая голова четко обрисовывалась на фоне белоснежного меха. И сейчас он должен был принести невероятную жертву – отказаться от своего положения при дворе, которое было пожаловано роду Роухэмптонов с тех незапамятных времен, когда родоначальник династии исполнял обязанности оруженосца на коронации короля Генриха VI.
«Не требую ли я слишком многого?»– Корнелия исторгла вздох и вздрогнула, когда красные шелковые занавески на окне раздвинулись.
Это Виолетта вошла в спальню. Она взбила две кружевные подушки под головой Корнелии и подала ей голубой шифоновый пеньюар, надев который, она могла сесть в постели.
– Письмо для вашей светлости, – сказала Виолетта, внося поднос с завтраком. – Грум, который принес его, ждет ответа.
– Письмо? – удивленно переспросила Корнелия. – Но ведь никто еще не знает, что мы здесь!
– Грум ждет, ваша светлость.
Корнелия пододвинула письмо к себе. Она увидела, что конверт увенчан герцогской короной. Распечатав письмо, она внимательно прочла его и затем обратилась к горничной, которая стояла около кровати:
– Я встаю, Виолетта. И будь добра, сообщи его светлости, что я скоро спущусь и хочу увидеться с ним.
– Его светлость уже спрашивал о вас. Он просил передать поклон, – отозвалась Виолетта, – и выразил желание встретиться с вами в библиотеке так скоро, как только это будет вам удобно.
– Я буду готова через двадцать минут! – быстро проговорила Корнелия. – И попроси грума подождать.
Глава 14
Когда Корнелия вошла в библиотеку, герцог поднялся навстречу ей из-за своего письменного стола. Что-то непривычное почудилось Корнелии в его внешнем облике, но лишь мгновение спустя она поняла, что именно. Герцог был одет не в обычную для Котильона одежду – бриджи для верховой езды и куртку с форменными пуговицами, – но в темный дорожный костюм, такой же, как был на нем днем раньше.