передала Лилли жестяную коробочку размером с игральную карту. На коробочке не было никаких обозначений, и она оказалась на удивление легкой.
– Что это? – спросила заинтригованная Лилли.
– Кое-что такое, что может тебе понадобиться, – сообщила Бриджет. – На всякий случай.
– О чем это ты?
– Это тебе для защиты. Не волнуйся. Капитан Фрейзер будет знать, что с этим делать.
– Ты яснее не можешь сказать? – пробормотала Лилли, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Если она опоздает на утренний поезд до Сент-Омера, то начать свое путешествие сможет только много часов спустя. – Я правда не понимаю, что ты имеешь в виду.
Бриджет, прежде чем ответить, посмотрела в одну сторону, в другую – явно чтобы убедиться, что никто их не услышит.
– Ты слышала что-нибудь про французское средство?
Кровь прихлынула к лицу Лилли. Она слышала и имела об этом весьма туманное представление, но этого вполне хватало, чтобы ее потрясти.
– Послушай меня, Лилли. Ты, возможно, найдешь капитана Фрейзера и скажешь ему про своего брата, он тебя поблагодарит, и вы пойдете каждый своей дорогой. Но возможно, что вы останетесь вместе. И я только говорю тебе, что к этому нужно быть готовой.
– Я… я правда считаю, что в этом нет необходимости.
– Может, ты и права. А если ты права, то об этом никто не узнает. Но если окажется, что права я, то я думаю, ты порадуешься, что у тебя есть эта маленькая коробочка.
В первые несколько часов ее путешествия, хотя она и пыталась изо всех сил выкинуть это из головы, присутствие маленькой жестяной коробочки в ее саквояже выводило ее из равновесия. Что, если произойдет какой-то несчастный случай, и эту коробочку найдут в ее саквояже? Что, если о ней каким-то образом узнает Робби? Одна только эта мысль ужаснула ее.
В Сент-Омере она села на поезд до Амьена. Поезд прибыл по расписанию, что позволило ей посетить туалет и купить еду. Не ахти какой ланч – одна тартинка с черствым хлебом и с тоненьким слоем масла с чашкой очень крепкого кофе, но даже это немного улучшило ей настроение.
Путь из Амьена до Парижа занял более двух часов, поезд останавливался почти на каждом перекрестке, у каждой проселочной дороги. Они прибыли на Гар-дю-Нор в начале пятого, и, хотя солнце уже начало клониться к горизонту, она решила пройти две мили до Вандомской площади пешком. Она давно не была в Париже и теперь решила, что с удовольствием пройдется по нему до захода солнца. Кроме того, это даст ей возможность собраться с мыслями перед встречей с Робби.
Она подошла к газетному киоску в зале прибытия, чтобы навести справки, и увидела, что у продавца есть маленькие сложенные карты центрального района. Она бывала в Париже, но всегда с матерью, их всегда возили с места на место, и теперь ей, чтобы сориентироваться, требовалась помощь. Карта стоила всего пятьдесят сантимов, она купила одну, уселась на скамейку неподалеку, поставив саквояж себе под колени. Путь до отеля был достаточно прямой: с рю де-Моберж на рю Лафайет, налево на рю Алеви, потом пересечь площадь де-л’Опера де рю де-ла-Пэ, которая выводила прямо на Вандомскую площадь.
Повсюду она видела признаки войны, они не особенно бросались в глаза, но все равно присутствовали. Большинство витрин, мимо которых она проходила, были пусты или же демонстрировали мрачные предметы траура. В некоторых она видела патриотические плакаты, такие решительные, лишенные эмоций и серьезные, что Лилли пришлось не раз подавлять улыбку.
«Économisons le pain en mangeant des pommes de terre», – сообщал один (Экономь на хлебе – ешь картошку). Или не менее серьезный: «Semez du blé – c’est de l’or pour la France». Она подумала: маловероятно, что парижане будут сеять пшеницу в этот сезон, хотя пшеница для Франции, как утверждал этот лозунг, – чистое золото. Плакат за плакатом сообщал, что в такое-то число будет проведен национальный день в помощь той или иной достойной группе: сирот, армии в Африке, туберкулезных больных, даже обычных французских солдат, или, как их еще называли, poilu.
Если в окнах магазинов и были выставлены какие-то товары на продажу, то Лилли вряд ли сочла бы легким поход за покупками, поскольку к стеклу изнутри были приклеены бумажные ленты, что должно было защищать стекла в случае воздушной атаки. Эти ленты удивительным образом притягивали к себе взгляд, впечатление создавалось такое, будто к стеклу прилеплены изящные москитные сетки. Заклеены были даже огромные окна магазина «Галери Лафайет», и Лилли подумала, используется ли такая мера предосторожности для защиты витражей в громадном стеклянном куполе, венчавшем здание.
На большинстве зданий, мимо которых она проходила, висели аккуратные объявления. Abris à 60 personnes[16], гласил первый плакат, к которому она подошла. Потребность в таких плакатах поначалу показалась ей странной, но потом она вспомнила цеппелин и воздушные налеты, которым Германия постоянно подвергала Париж и Лондон. Эти объявления сообщали о количестве человек, которые могут разместиться в подвале в случае бомбардировки.
Она побаивалась, что ее пообтрепавшаяся форма может вызвать неприязнь прохожих, но ее вид, казалось, никого не волновал. Напротив, большинство людей улыбались ей, некоторые вежливо кивали, а несколько человек даже остановились, чтобы пожать ей руку и поблагодарить за помощь Франции и ее народу.
Она прошла мимо Оперного театра, фасад которого был закрыт деревянными щитами и мешками с песком, и свернула на рю де-ла-Пэ. Чуть дальше она видела огромную колонну в центре Вандомской площади со статуей Наполеона, все еще грозно смотрящего с вершины.
Саквояж уже начал оттягивать ей руку, на висках стал проступать пот, тело взмокло. Она перебросила саквояж в левую руку и ускорила шаг. Давай уже, закончи поскорей свое дело, сказала она себе. И тогда тебе останется только пережить остаток этого дня.
Она подошла к дверям отеля «Ритц», остро ощущая свой убогий вид, но швейцар повел себя так, словно он ничего необычного не заметил.
Лилли быстро прошла к стойке портье, держа спину как можно прямее, так прямо, что даже ее мать одобрила бы.
– Bonjour, monsieur. Je m’appelle Elizabeth Neville-Ashford. Mon frère…
– Конечно, леди Элизабет. Добро пожаловать в отель «Ритц». Виконт Эшфорд еще не прибыл, но капитан Фрейзер уже здесь.
– Я подумала, не могли бы…
– Сейчас я позову одного из наших коридорных. Он проведет вас в номер лорда Эшфорда.
– Огромное спасибо. Могу я оставить у вас мой саквояж? Я поселюсь в другом месте.
Если ее вопрос и удивил портье, он ничем не выдал этого.
– Я с удовольствием присмотрю за вашим багажом, леди