Все было проделано с такой ловкостью, что никто из многочисленных гостей, наполнивших селение, ни о чем не подозревал.
Индейцы и канадские охотники, поселившиеся в их племени, выказывали безмятежное спокойствие и полное доверие и с такой безукоризненной вежливостью чествовали своих гостей, что неприятельские вожди, несмотря на врожденную хитрость и умение чутко выслеживать чужие намерения, ничего не могли заметить, не могли уличить ни взгляда, ни улыбки, ни неосторожного движения, которые могли бы возбудить в них подозрение.
Казалось, все были довольны, веселы и беззаботны, в сущности же у каждого рука была готова выхватить оружие в преддверии неизбежной и близкой схватки.
Перед самым закатом солнца начались подготовительные обряды к свадьбе.
На улице раздался страшный шум и гам, производимый музыкальными инструментами и военными свистками, сделанными из человеческой берцовой кости, какие каждый краснокожий воин носит на шее. Многочисленный конный отряд, состоящий из главных вождей того племени, а также соседних племен, приглашенных на свадебное торжество, остановился перед домом канадских охотников, и Храбрец, ехавший во главе отряда, тихо постучался в дверь древком своего копья.
Дверь немедленно отворилась, и у порога появился дед, с сыном по правую руку и внуком по левую.
— Кто вы и чего желаете? — спросил дед величественно.
— Мы воины и отправляемся на совет племени, — отвечал Храбрец. — Мы просим у вас гостеприимства на один час, чтобы оправиться от усталости и явиться в приличном виде перед старейшинами, потребовавшими нас к себе.
— Во имя Ваконды войдите и будьте дорогими гостями под кровом нашей хижины.
— Отец мой, — возразил вождь, — наш отряд многочислен, и ему у вас не поместиться. С вашего позволения, мы войдем только с двумя товарищами, остальные же останутся вне дома, где им будет предложено угощение.
— Ваша воля прежде всего; вы здесь хозяин во все время, пока вам угодно быть моим дорогим гостем.
Храбрец сошел с лошади, а кроме него Заноза и еще один вождь из племени сиу. Втроем они вошли в дом.
Приготовленное угощение было вынесено оставшимся на улице гостям.
По знаку деда все сели за стол.
— Еще раз скажу: добро пожаловать, дорогие гости, во имя Великого Духа! — произнес Луи Бержэ, усаживая Храбреца по правую руку.
Один из остальных вождей сел подле Франсуа Бержэ, другой — рядом с Меткой Пулей.
Затем последовало угощение.
Пиво, водка и другие разнообразные напитки предлагались в изобилии. Стаканы переходили из рук в руки, и через десять минут были набиты трубки.
Луи Бержэ стукнул по столу, и появилась Вечерняя Роса с жаровней в одной руке; в другой она держала несколько благовонных палочек для закуривания трубок, для того, чтобы курильщики не трогали пальцами раскаленных углей.
Краснея и робко опустив глаза, молодая девушка подошла, легкая, как лань. В эту минуту она была необыкновенно хороша.
Храбрец повернулся к ней и с минуту рассматривал ее с холодным видом, хотя пламенный взгляд выдавал его; потом он спросил у деда:
— Эта прекрасная девушка, вероятно, ваша невольница?
— Нет, — отвечал старик, — она дочь моего сына; ей минула семнадцатая весна.
— Она прекрасна, как дева первой любви, — проговорил Заноза невольно дрожащим голосом.
— Не согласитесь ли вы, — произнес другой вождь, — отдать ее замуж за славного воина, которому она будет готовить пищу, чистить оружие и держать в порядке его дом?
— Вечерняя Роса еще очень молода, и я не знаю, раздавалось ли в ее сердце пение птички с лазоревыми крыльями, которое солнечным лучом освещает девичье сердце. Впрочем, мы с ее отцом предоставляем ей полную свободу соединиться с воином, который сумеет ей полюбиться.
— Клянусь! — возразил вождь из племени сиу. — В руке Ваконды сердца его творений; но часто алые губки молодых девушек отказываются обнаружить тайны своих сердец.
— Мудро говорит брат мой, — сказал дед.
— Вот мы все, вожди и известные воины своих племен, собрались за вашим столом, — заговорил Заноза. — Никто из нас не считается недостойным сделаться мужем дочери вашего сына. Почему бы нам не попробовать счастья?
— Все ли гости желают этой попытки? — спросил старик.
— Все просим о том, — ответили они в один голос.
— Да будет по-вашему. Дитя мое, слышишь ли ты? Красавица поклонилась и ушла.
Вслед за этим в залу вошла пожилая индианка, жена самого почетного старейшины, и поставила на стол жаровню и благовонные палочки.
Каждый протянул руку за палочкой.
Но в тот же миг появилась Вечерняя Роса и, подавая Храбрецу закуренную трубку, сказала своим тихим мелодичным голосом:
— Вождь, примите эту трубку мира, которую подносит вам раба ваша.
Храбрец взял трубку, минуты две затягивался ее дымом, потом встал, положил руку на трепещущее плечо красавицы и, гордо окинув взором присутствующих, сказал громким и твердым голосом:
— Вожди, воины и охотники, окружающие меня! Теперь Вечерняя Роса жена Храбреца, вождя племени.
И, подавая ей стакан, сказал повелительно:
— Налей!
Вечерняя Роса налила в стакан вина.
Вождь прихлебнул и подал стакан девушке; она также прихлебнула, после чего стакан был пущен по кругу и наконец возвращен пустым в руки Храбреца.
— Теперь эта женщина моя жена. Признаете ли вы это? — спросил он.
— Признаем.
— Завтра я возьму ее в свою хижину.
— Мы желаем оставить ее у себя еще на несколько дней, — сказал дед.
— Ни на один час, ни на одну минуту более того, как я решил.
— В таком случае вы желаете ее похитить? — спросил старик.
— Непременно, если это неизбежно, — ответил индеец гордо.
При этих словах все встали. Вечерняя Роса удалилась прочь.
— Через час выкуп за Вечернюю Росу будет внесен, — сказал Храбрец.
Он ушел в сопровождении двух индейцев и всех присутствующих.
Вожди вскочили на коней. Храбрец величественно откланялся и произнес:
— До завтра.
Он встал впереди отряда, и все ускакали, а канадцы вернулись домой.
Ровно через час, как и было обещано молодым вождем, в дом родителей были доставлены богатые дары от жениха: лошади, оружие и меха, что, в сущности, составляло не то чтобы выкуп, но приданное для Вечерней Росы. Индейские воины, доставившие эти подарки, возвратились к жениху с драгоценными дарами от ее родителей.
Все подготовительные обряды были выполнены до мельчайших подробностей, как того строго требовал индейский этикет.
Нам, европейцам, не следует насмехаться над обычаями дикарей, да и удивляться тут нечему. Разве этикет времен Генриха III или Людовика XIV не менее строго выполнялся до мельчайших, не менее пошлых подробностей? Везде люди остаются людьми; будь их кожа бела, черна или красна — все равно те же страсти волнуют их грудь, везде бывает низость, лицемерие. Дикие или цивилизованные, все равно люди увлекаются титулом, ленточкой, орденом, красивой игрушкой, знаком отличия, над чем смеются даже те, которые их жалуют… У вы! В человеческом болоте бывают всякие гадости, и честному человеку не следует копаться в нем, чтобы не задохнуться. Слишком понятная истина, что из всех животных, существующих на земле, человек едва ли не самая гнусная тварь, потому что он сам хвастается своей низостью, которую использует, как ступеньку, чтобы захватить себе побольше земных почестей, и из своей цели делает жалкого кумира, которому поклоняется из честолюбия. По-моему, краснокожие поступают честнее. Грубо, свирепо, напролом они идут к своей цели, но, по крайней мере, прямо, не придумывая при этом громких фраз. Так вернемся же к ним.