— А почему вы интересовались, женат ли он?
— Тот Степанов был женат — у мужа была даже фотокарточка, где он со своей женой.
Предлагаешь повторить этюд с теми же обстоятельствами, какие возникли у исполнителей в первый раз.
Повторяют. Но весь этюд с начала до конца оказывается совершенно другим. Слова остались те же, но содержание их резко изменилось.
Больше всего изменилось у него. От презрения и пренебрежения к ней не осталось и следа. Наоборот: после первых же ее слов он отнесся к ней очень внимательно и сочувственно.
Но не только у него — у нее тоже были значительные изменения в этюде: она вела себя с большим достоинством, с большей твердостью, чем в первый раз, была печальна, трогательна... Исчезла неуверенность в себе, которая делала ее жалкой.
В чем дело? Где причина такого изменения? Ведь обстоятельства остались те же.
Ее рассказ о муже, о детях, о трудностях ее жизни — тронул его. Он уже по-иному понял и небрежность ее костюма, и ее настойчивость... Ее внешность тоже не показалась ему такой смешной и нелепой — наоборот, он увидел за этим горе, лишения, растерянность... Да и она, к тому же, была, на этот раз несколько другая... И ему захотелось и помочь ей, и порасспросить, и сделать для нее, что только в его силах.
А почему были такие изменения у нее?
Да все от этих же моих вопросов после первого этюда. И больше всего от своего собственного рассказа. Выразив в словах то, что ее смутно волновало, она конкретизировала для себя свое тяжелое положение. Ей самой теперь стали более отчетливо ясны все факты ее жизни: и потеря мужа, и дети, и тяготы... Во время первого исполнения этюда все это было. Но было не так определенно, не так точно, не так конкретно. А теперь стало живым, действительно существующим для нее фактом. И актриса с большей определенностью, с большей верой пошла по этой дорожке.
Обстоятельства, как видите, не изменились — только уточнились. Изменились в своих оттенках. И, смотрите, это привело к полному перевороту в решении этюда. Отсюда видно, как существенна при работе над пьесой точность, верность и конкретность обстоятельств. Малейшее уклонение в оттенке, и все — шиворот-навыворот.
Конечно, все это мы можем наблюдать только тогда, когда актер живет на сцене: когда он слышит и видит партнера так, как мы слышим друг друга в жизни.
Изменение обстоятельств от повторения
— Сергей Андреевич?
— Здравствуйте, Вера Николаевна.
— Какими судьбами? Как я рада вас видеть! Садитесь.
— Спасибо. Дмитрий дома?
— Дмитрий Георгиевич здесь больше не живет. Он переехал на другую квартиру.
— Переехал?..
— Да, недавно...
— Вот как.
— Да... Ну, расскажите о себе — как живете?
— Спасибо... ничего... работаю... А куда переехал Дмитрий?
— Здесь недалеко. Дом 12, квартира 7. Кажется, 7.
— Да... Пожалуй, я пойду, Вера Николаевна. Мне он нужен... Сейчас же... По делу... Вы уж извините...
— Что ж, если по делу... Дом 12, квартира 7...
— Благодарю вас. До свиданья.
— (Одна). Дом 12, квартира 7...
Даны обстоятельства: Вера Николаевна — невеста, от которой неожиданным и странным образом ушел ее жених. Ушел навсегда, оставив письмо. Сергей Андреевич — его друг.
В начале этюда «Вера Николаевна» сидела в кресле, как будто несколько утомленная, и рассеянно перебирала в руках бахрому скатерти. Потом встала, отошла к окну и, опершись рукой на подоконник, бесцельно и машинально смотрела на улицу, должно быть, и не видя того, что там. Кто-то постучал в дверь. Она не слыхала. Постучали еще раз. Она очнулась: «Войдите». Он вошел.
Она, по-видимому, предполагала, что войдет кто-то чужой и менее значительный для нее... Его приход был и неожиданностью и большой радостью. Лицо ее мгновенно просветлело, глаза засияли, на щеках заиграл румянец.
— Сергей Андреевич!
— Здравствуйте, Вера Николаевна.
Она все еще не верила его приходу. «Какими судьбами? Как я рада вас видеть!» И, положив его портфель на стол, она взяла его за руку, подвела к креслу и в радостном возбуждении принялась усаживать дорогого гостя: «Садитесь».
— А Дмитрий дома?
Как кнутом ударили ее эти слова — все перевернулось в ней: румянец бесследно сошел со щек, руки застыли в том положении, в каком застало их это слово.
Наконец, почувствовав неловкость своего молчания и видя его встревоженно и пытливо устремленные на нее глаза, она делает над собой усилие и каким-то глухим, не своим голосом говорит: «Дмитрий Георгиевич здесь больше не живет».
— Не живет? — не веря словам переспросил гость. Она опустила голову.
— Он переехал... на другую квартиру.
Все поняв по ее убитому виду, потрясенный гость переспрашивал:
— Переехал?!
— Да... — Она, казалось, тоже не понимает, как это могло случиться... это страшное, катастрофическое событие.— Недавно...— Она еще видит его, все полно им, каждая вещь связана с ним...
— Вот как! — вырвалось у него. Тут были и недоумение, и негодование, и испуг, и досада: что он наделал!
Вдруг она спохватилась — вспомнила, что может надоесть своими жалобами.
— Ну, расскажите о себе, — заторопилась, засуетилась она. — Расскажите о себе — как вы живете? (О нас, мол, не стоит говорить, вы-то как? Вы?)
— Спасибо... ничего... работаю. — Он отвечал машинально, думая о другом. Его потрясла эта новость.— А куда... куда переехал Дмитрий? — как будто он хотел вмешаться, распутать эту глупую историю...
Занятая своим, она не видела его взволнованности, она слышала только самые слова: — «куда переехал».
— Недалеко... Дом 12. Квартира... 7 (не помню). Кажется, 7.
— Да... Пожалуй, я пойду, Вера Николаевна.
Она очнулась... Сквозь какой-то туман стала осознавать, что гость почему-то спешно уходит... С вопросом посмотрела на него: зачем?
— Мне он нужен... Сейчас же...
— Сейчас же?
— По делу... Вы уж извините.
— Что ж, если по делу...
И, чтоб он не забыл, чтобы легче нашел: «Дом 12, квартира 7».
— Благодарю вас. До свидания.— Расстроенный, не в себе, он крепко пожал ей руку и быстро вышел. Так неловко оборвалась эта встреча. И видно было, что накинется он сейчас на своего Дмитрия...
Она не заметила его состояния. Для нее все было уже кончено. Глаза потухли, руки повисли, и губы автоматично шептали: «Дом 12, квартира 7...»
Это не фантазия, читатель, не вымысел, это — школьное упражнение.
Сколько таких и еще более поэтичных, захватывающих бывает в наших скромных классах!
Этюд сделан. Все притихли. Иные стыдятся своей растроганности. Перед ними легкой поступью прошла красота, красота нашего театрального искусства. Талант, если не мешать и не засорять его, с первых шагов уже сверкает и заставляет сладко сжиматься ваше сердце.
Сказав несколько поощряющих слов и дождавшись, когда немного остынут и зрители и исполнители, предложишь: давайте повторим. Ничего не будем менять, возьмем те же самые обстоятельства. Забудьте, что этот этюд только что был. Как будто вы делаете его в первый раз. Ведь играть нам всегда приходится как бы в «первый раз», сколько бы репетиций перед этим вы ни проводили: в первый раз после трехлетнего пребывания за границей Чацкий появляется в доме Фамусова... в первый раз Гамлет слышит о появлении призрака и так далее.
Итак, обстоятельства: вы сидите одна. Любимый вами человек, ваш жених, ушел от вас, он жил в квартире, которую занимали ваши родители, а теперь поселился отдельно... Как? Почему? Может быть, это недоразумение, может быть, у него трудный характер... как хотите, выбирайте любое... может быть, вы сделали какие-то ошибки...
Вы же приезжаете с поезда — прямо к своему другу Дмитрию. Он такой счастливец со своей чудесной невестой...
Повторите текст, и начали...
Так же, как и в первый раз, «Вера Николаевна» сидела в кресле бледная, притихшая и отсутствующими глазами бродила по стенам, потолку, по своим рукам... Но было в ней что-то и новое. Актриса такова, что не растеряет того, что живет в ней, а даст развиться, отдастся этому до конца.
По-прежнему она не ответила на первый стук, но не потому, что не слыхала его, а потому, казалось, что хоть и слышала, но не могла оторваться сразу от каких-то своих, захвативших ее дум.
На второй стук она негромко отозвалась: «Войдите».
Дверь тихо и осторожно отворилась — должно быть, входящий не был уверен: было разрешение войти или нет.
Кто вошел, она не посмотрела: никого, кто был бы ей дорог или нужен, она не ждала. И только когда он кашлянул, повернулась. Обрадованная, она быстро пошла к нему: «Сергей Андреевич!» Схватила его руку, как будто давно хотела его видеть — и вот он здесь.