Сразу перед ней встало лицо Натальи, страшное окровавленное с одной стороны и неестественно белое с другой, с темными, полными страдания глазами. Боже мой, и ей Лера доверяла Машку, считая старшую сестру самым спокойным, уравновешенным и надежным человеком в отделении!
Если бы только она мола знать, что первое впечатление о Наталье тогда, на балконе, окажется самым правильным, самым точным.
Бедная Настя! Вот, значит, что она хотела рассказать Лере: что назначение в карте поддельное и подделала его Наталья! Она вовсе не собиралась признаваться в своей преступной связи с Максимовым, потому что этой связи не было. Несчастная девочка просто, себе на беду, зашла в ординаторскую и увидела там то, чего ей видеть не полагалось: склонившуюся над картами старшую сестру.
Вот отчего Настя бегала от Леры после той жуткой ночи, вот почему выглядела испуганной и подавленной — не могла решить, как поступить, не смела поверить своей чудовищной догадке. А Лера считала ее предательницей, обвиняла во всем случившемся!
Сейчас, вспоминая в деталях прошедшие месяцы работы в отделении, сопоставляя одни с другими разные факты, Лера не переставала удивляться себе. Как она могла оказаться такой слепой и доверчивой, не видеть, не замечать того, что творится вокруг нее? Как умудрилась безоговорочно поверить Максимову дважды: в первый раз, когда он обвинил ее в ошибочном назначении, и второй — когда тот сообщил, что Андрей якобы собирается писать на нее жалобу? Ведь все было так ясно, так недвусмысленно — шеф не особенно и старался, просто поймал Леру на удочку, как глупую рыбешку.
В ушах у Леры отчетливо звучали слова Натальи, сказанные едва слышным, прерывающимся голосом: «Он… везде успел. Ему наклепал на тебя, тебе… на него».
Да, шеф успел везде. Он не учел одного: того, что его подведет надежный, проверенный тыл. Много лет живя лишь собой, своими страстями и желаниями, Максимов не заметил, как рядом страдает и мучается человек, для которого он стал центром вселенной, смыслом жизни.
Ушел этот смысл — а с ними все то, что делало Наталью разумной и осмотрительной. Привыкшая убивать в угоду любимому, она продолжила убивать, теперь уже вопреки ему, бессмысленно, повинуясь лишь одной себе понятным, спонтанным решениям.
Строгая, годами наработанная логика Максимова пошла насмарку. Запущенный им самим смертоносный механизм обернулся против своего хозяина и поглотил его, как взбунтовавшийся робот уничтожает своего создателя. Но ей, Лере от этого не легче…
Она приподняла веки. Из динамика на всю мощность неслось:
Ты беременна, ты беременна, ты беременна, на-на-на-на, Но это временно, это временно, это временно, на-на-на-на.
Девчонка покосилась на Леру и убавила громкость. Ловко крутя руль одной рукой, достала пачку сигарет, протянула Лере.
— Спасибо. — Та отрицательно помотала головой.
— А я покурю, не возражаешь? — поинтересовалась девица, плавно переходя на «ты».
— Нет, конечно.
Девушка закурила и, снова бросив на Леру, взгляд, спросила:
— Чего мрачная такая? Откуда едешь?
— Из больницы.
— Из Склифа, что ли?
Лера кивнула.
— Ясно, — проговорила девчонка сочувственно и стряхнула пепел в пепельницу. — И что там стряслось?
— Человек разбился на машине.
— Откачали?
— Нет.
— Твой друг? — тихо спросила девушка, перестав наконец кивать в такт тихой музыке.
Лера помолчала, потом пожала плечами:
— Нет. Скорее… враг.
— Враг? — Поклонница Орейро округлила густо обведенные синим глаза. — Чего ж ты страдаешь?
Лера вдруг с удивлением обнаружила, что не может ответить девочке на ее вопрос. В самом деле, она должна бы радоваться, торжествовать победу. Оба человека, ловко опутавшие ее сетями лжи, сломавшие ее любовь, заставившие так страдать, мертвы. Судьба воздала им за их злодеяния, а особенно Наталье, успевшей с неумолимой ясностью осознать, что она своими руками погубила любимого человека. Но почему-то Лере нисколько не радостно от этого, наоборот, на душе черно, так черно и тоскливо, как, пожалуй, не было ни разу за все это время.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я… не знала, что она мне враг, — попыталась объяснить Лера свои мысли, — я думала, она мой друг. До недавнего момента.
— А-а, — протянула девчонка, и видно было, что она ничего не поняла, просто из деликатности не продолжает этот неприятный для Леры разговор.
Лера снова закрыла глаза. Машину мягко покачивало, в приоткрытое окно задувал холодный ветер.
Какие теперь могут быть у Леры счеты с Натальей? Конечно, она никогда не простит ей Настину смерть, как не простит то, что по ее вине едва не погиб Андрей. Но ведь Наталья творила все свои злодеяния не ради корысти, как Максимов, а лишь повинуясь любви, пусть непомерной, уродливой, слепой, но любви.
Неожиданно Лере пришло в голову, что любовь — это вполне физическая, материально ощутимая сила, которая подобно значению модуля может быть как положительной, созидающей, так и отрицательной, грозящей разрушениями, сметающей все на своем пути.
Она в состоянии сделать человека прекрасным и счастливым, но она же может превратить его в зомби, лишенного собственной воли.
Лера вспомнила об Илье и впервые не ощутила злобы и обиды по отношению к нему. Что, если он тоже стал жертвой именно такой, подавляющей, растаптывающей любви? Наталью ее чувство толкнуло на преступления, а Илью — на подлость и предательство собственного ребенка. И в обоих случаях рядом были люди, спокойно, как должное, принимающие эту рабскую, угодливую любовь, использующие ее в своих целях.
Омерзительно! Леру передернуло от мысли о том, что Максимов много лет пользовался любовью женщины, чтобы убивать, а сам все это время считал себя чистеньким, ни в чем не виноватым. Его собственная любовь к Лере любовь к Лере, выросшая из разврата и похоти и в конце концов погубившая его, — не есть ли она лишь отражение той дьявольской, разрушительной силы, которую он выпустил, словно джинна из бутылки? Она, эта сила, не уходит бесследно, но выбирает себе все новые и новые жертвы новые поля действия, продолжая нести с собой кровь, страдания и слезы.
Еще так недавно Лера наивно полагала, что любовь — это драгоценный подарок, который нужно бережно хранить. Но выходит, что иногда от любви нужно избавляться, чтобы не стать ее покорной рабой, чтобы не попасть в шестеренки дикой, неумолимой, неистовой силы, не потерять себя полностью!
— Кажется, подъезжаем, — объявила девчонка, пристально вглядываясь в лобовое стекло. — Куда теперь, налево или направо?
— Прямо, — сказала Лера, — а потом вон туда, в тот проезд.
— Ясненько, — поклонница «Дикого Ангела» кивнула. — Ну как доехали? С ветерком?
— Замечательно доехали, — благодарно проговорила Лера. — Большое тебе спасибо. Средний подъезд вон того дома. Подожди буквально минутку, я сейчас.
— Перестань, — девушка тронула Леру за локоть не суетись. Мне не нужны твои деньги.
— А что нужно? — растерялась Лера.
— Ничего. — Девушка пожала плечами. — Просто довезла, и все. Машина моя, мне ее папаня подарил на совершеннолетие, кого хочу, того вожу. Захочу буду возить бесплатно. Что я, не вижу, в каком ты состоянии? — Она плавно затормозила возле Лериного подъезда.
— Ну хоть двадцатку… — нерешительно попросила Лера, вставая.
— Ладно, — девчонка улыбнулась, — давай свою двадцатку — и протянула ладонь с длинными, покрытыми сиреневым лаком ногтями. Лера сунула в нее смятые бумажки и, еще раз пробормотав слова благодарности, побежала к подъезду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
34
Машка стояла в коридоре, возле самой двери так, что Лера, войдя, едва не сбила ее с ног.
— Бедная моя, — она ласково потрепала дочку по голове, крепко прижала к себе. Подумать только, как она рисковала ребенком, оставляя его на всю ночь в компании полубезумной Натальи и какое счастье, что все обошлось! — Ты испугалась что я пропала?