когда план разрабатывали. Пришлось глотать сразу две пилюли. Терпеть без анестезии я, как-то, не готов.
— Не коробка, а тайник с сокровищами, — поделился я наблюдением, чтобы отвлечься от того, как сослуживец медленно, вдумчиво пальпирует мою шею, выискивая под кожей инородный предмет.
— Что-то есть. Я маленьким болел много. Доктора дорогие, вот родители и заимели привычку держать в доме запас медикаментов на все случаи жизни.
— И скальпель?
По шее прошёлся холодок антисептика.
— И его. Для комплекта. Не дёргайся! — предупредил он, взрезая кожу. — Алле-гоп!
Неприятно заныло, однако рука художника не дрогнула, уверенно извлекая на свет тоненькую, приплюснутую капсулу размером с четвертинку мятного драже.
— Держи, — тёплый, идеально гладкий идентификатор личности лёг на подставленную ладонь, а порез словно заморозило от щедро намазанного медицинского геля. — Теперь моя очередь.
— Помочь?
— Сам, — отказался первый номер, протирая сначала скальпель, после правое предплечье.
Через полминуты вторая капсула появилась под сводами мансарды.
— И последнее. Определяемся, кто пойдёт, — Псих свёл за спиной кулаки. — В правом или левом?
— Ни в каком. Я выполню. Меня отследить сложнее. Твоя задача, — тут донельзя кстати припомнились рассуждения замкома с Кано о гриме, — рожу разукрасить до неузнаваемости.
Прозвучало категорично, однако в нашем тандеме отсутствовали ведомый и ведущий. Мы изначально договорились о равноправии в суждениях и приоритетах.
— Это из-за маскировочного режима?
— Да. Вместо меня начнут таскать последнего, с кем я повстречаюсь. Чип считает его данные и станет выдавать за свои. У тебя такой опции нет, поэтому любой сканер с камерой однозначно отметит незарегистрированного субъекта на столичных улицах, тотчас стуканув ближайшему полицейскому патрулю. Мне же, главное, ни во что по дороге не встрять. При должной подготовке сработает. Проверено... Тем более, с твоим талантом к живописи мои шансы остаться неузнанным практически стопроцентные, — напоследок я открыто польстил товарищу, чтобы мой авторитарный спич выглядел более демократично.
Вернув руки в более естественное человеческому организму положение — устроив их на коленях, он нехотя принял условия, отметив:
— Моя функция?
— Подход, отход, прикрытие, материально-техническое обеспечение... в смысле, магазин найти, где продают краски и прочие нужные прибамбасы. Ну и умные рекомендации.
Сослуживец впал в задумчивость, заполняя возникшую паузу укладыванием медицинских принадлежностей обратно в коробку. Педантично покончив с этим занятием, просветлел, с налётом восхищения объявив:
— Ого! Классно! Ты будешь как человек-невидимка! Давай заказ собирать! В городе круглосуточных маркетов полно...
***
Расправившись с доставленной пиццей, мы, немножко поболтав ни о чём, настроились приступить к подготовительному этапу нашего сумасбродного замысла, тем более что входящие сообщения, уведомлявшие о готовности к получению наших покупок, перестали надоедать своим звуковым попискиванием.
— Пора, — скомандовал истинный владелец этого дома, хлопая себя по коленям и поднимаясь со стула. — ID куда положил?
Я последовал его примеру, демонстрируя запястье, где под пластырем нашёл временное пристанище мой армейский документ. Ехидно добавил:
— Сам же приклеивал.
— Да пошёл ты, — беззлобно огрызнулся он. — Так сложно ответить? Может, я рассеянный? — и, весело изобразив некие танцевальные «па», переместился к двери.
***
— Ма-ам! Я машину возьму? — с лестницы по-детски проорал Псих. — Мы по городу покатаемся!
Запертая дверь первого этажа, из-под которой пробивалась узенькая полоска света, приоткрылась, и в холл вышла Рона, на этот раз одетая в глухой, целомудренный халатик. Строгая, накаченные губы поджаты, насколько это возможно.
— Бери, — сухо проговорила она с плохо скрываемым раздражением. — Сын! Ты что творишь? Ты зачем увечишь ми... — тут женщина запнулась, полагая, что ласковое прозвище «милый» не подходит для обсуждения персоны очередного любовника с великовозрастным отпрыском, — моего гражданского мужа?!
— Мама, — первый номер смущённо склонил голову, избегая смотреть ей в глаза, однако говорил довольно жёстко, убеждённо в своей правоте. — Мы много раз обговаривали, что мансарда — моя территория. Там мои порядки.
— Неразобранный хлам?!
— Он. Я же не лезу в твои комнаты со своими правилами.
— Но...
— И никому не позволю лезть на второй этаж, — голос сослуживца из жёсткого трансформировался в ледяной, а взгляд всё же встретился с материнским. — Этот человек в МОЁМ, — он особо выделил это слово, — доме. Поэтому пусть ведёт себя соответствующе. Я что, слишком много хочу?
Щёки женщины вспыхнули, а её фигура, и без того осанистая, распрямилась ещё больше, до неестественной стройности. Казалось, вот-вот — и станет слышен треск отторгаемых имплантов.
Я ожидал чего угодно. Криков, истеричных сцен, словесной перепалки, однако мать тихо, проникновенно всхлипнула:
— Ты смеешь меня попрекать? После того, что я для тебя сделала? После того, как все лучшие годы...
Псих раздражённо прекратил это словоизвержение:
— Из тебя плохой манипулятор. Я никогда и ничем тебя не попрекал, а твой любовник — он мне никто.
Скандала не получилось. Новый всхлип, громче и трагичней прежнего, прорезал тишину холла, а из подведённых глаз дамы показались две одинокие слезинки. Товарищ, разом растеряв всю свою боевитость, тут же пошёл на попятную:
— Ну не надо... Ну ма-а-ама...
Широкий рукав мазнул по щекам, убирая влагу, и перед нами снова подтянутое хирургами, кукольное обличье без тени недавних страданий. Как я крепко подозреваю, заготовка старая и неоднократно проверенная, рассчитанная на, по-своему, доброе сердце сына.
— Бери машину, — скорбно вздохнула она. — И ты не представил своего друга.
— Маяк, — Псих почти светился от счастья. — Мамуля, ты на меня не сердишься?
— Конечно нет, — далее последовали окончательный спуск с лестницы и неуклюжие объятия всё с тем же бережным отношением к маникюру. — Больше так не делай.
От разыгрываемой сцены мне хотелось провалиться под землю. Из-за стыда за товарища. Старуха вертит им, как хочет, а он верит...
Закончив семейную идиллию скорым чмоком в сыновью скулу, женщина напутствовала нас «вести себя прилично» и пошла обратно, захлопнув за собой дверь.
— У меня самая лучшая мама, — блаженно выдал сослуживец, добавив тихонечко, на пределе слышимости. — Я всё понимаю. И всё вижу. И многое держу в себе. Но деньги — не повод для разборок. И новый любовник — тоже. Деньги — пустяк. Мы выше их. Как жаль, что на месте этого верзилы не папа... Торопимся!
Я был только «за».
В гараже, пристроенном к дому, нас встретил голубенький спорткар-купе с непривычной, полулежащей формой сидений. Псих уверенно уселся за