чистку лица. Отказался. Делал я один раз в прошлом теле, процедура не из приятных, лицо потом неделю заживало.
— Может, останешься? — спросила Люда после жарких поцелуев. — Мои раньше девяти утра не приедут.
— Мне утром памятник открывать в Покровке, — вздохнул я. — И вообще, день трудный будет.
— Что ты! Я сама так переживаю! — поддержала меня подружка.
Утром двадцать девятого встал рано. Обязательно зарядка. Я не пренебрегаю ей, как и мой друг Бейбут, а в последнее время к нам и Ленка присоединилась. Жаловалась, что она начала толстеть, при этом оттопыривая пальцами кусок своего плоского живота. Я не гоню, мне всё равно, а Бейбут недоволен, но молчит. Пара кругов по стадиону, махи ногами-руками, отжимания и душ — аллилуйя! — уже нехолодный! Отопление в городе включили ещё в конце сентября. Тут вам не Ростов.
Подставила меня Сашка, уехав на горкомовской машине, которая, собственно, за мной прибыла! Никаких такси, только на автобусе. Экономлю. Сорок минут по дороге без пробок, и вот я уже около монумента памяти погибшим комсомольцам, а если быть точнее, «Мемориала комсомольцам Красноярска, погибшим при защите идей марксизма-ленинизма». Кроме нашего босса Овечкина, тут и военные, будут в воздух стрелять три раза, и пресса, в том числе и, неожиданно для меня, первый канал! Мослатая девица с микрофоном уже взяла интервью у кого-то. Меня вообще не заметила, пацан и пацан, хотя я при параде — ещё конкурс после обеда вести. Но на мне куртка, и регалий не видно. Зато Илья стоит, мерзнёт с наградами без шинели, солдатикам же в карауле тепло — на зимнюю форму одежды наш гарнизон уже тоже перешёл. Корреспондентка на Илью любопытно посматривает — мощный парень, ещё и закалённый, как видно.
Раз приехал первый канал, то, соответственно, идеологически выдержанную и заранее сверстанную речь читаю уже не я, а первый секретарь горкома ВЛКСМ Красноярска.
«Опять зря помылся», — грустно опошлило подсознание. Готовился, ведь. Однозначно, лучше бы выступил, чем читающий по бумажке Овечкин. Но, опыт есть опыт, Овечкин не запнулся ни разу, и хлопали ему дружно и от души.
Нас снимает оператор. Нас — это меня, Овечкина, Комлева, Илью и однорукого комсомольца с «Красмаша», последние оба в орденах и медалях. Вот как Комлев залез без мыла под софиты? Но не драться же с ним, скандал зачинать в такой ответственный момент не стану. Хотя, он зав отделом пропаганды и агитации, ему тут по должности положено стоять.
Отгремели три залпа, надеюсь, холостых выстрелов из автомата, и народ стал расходиться. Ветерок холодит присутствующих, на улице около нуля! Так что, долго мы тут не задержались. Тоже собираюсь уходить и слышу вопрос похожего на лошадь оператора своей напарнице:
— Бля! Где этот сраный Штыба! Замерз уже тут.
— А что хотел? — сразу развернулся я.
— Иди мальчик, — машет рукой здоровяк-оператор.
— Я Штыба, что хотел? И повежливей разговаривай, москва, — раздраженно говорю я.
— Ты? — удивляется мослатая москвичка.
— У вас есть минута, что хотели от меня? — уже спокойнее отвечаю её.
— Толя, ты едешь? — спрашивает у меня Овечкин, идущий к своему персональному авто.
— Иду! Тут наши гости из столицы сраного Штыбу ищут, — ехидно говорю я.
— Что? Так и сказали? — опешил дядя.
— Извините, Анатолий, замерзли тут, а у нас задание взять у вас интервью, — затараторила девица, бросая гневный взгляд на поникшего хама-оператора.
— На конкурс «Комсомолка Красноярска» придёте? — спрашиваю я.
— Обязательно! Так, у нас пара вопросов к вам, Игорь, включай свет, — распоряжается девица.
— Вот там и поговорим, я председатель жюри этого конкурса, а сейчас прошу прощения — дела!
Едем к месту основного митинга, а я размышляю, придёт поп или нет к обелиску? Ирка через третьих лиц сообщила по секрету, мол, есть такая вероятность, когда все разъедутся. Я махнул рукой — пусть приходит.
Митинг у памятника Ленину намечен на двенадцать, успеем ещё чай попить и согреться. Пашка и Полина из нашей орггруппы на Комсомольском проспекте, официально открывают его. Собственно там делов немного — произнести торжественную речь, без этого нельзя, и таблички повесить на четыре девятиэтажки, пока столько домов на проспекте в наличии. Заказал табличек побольше, на каждый дом по пять штук. Много — не мало, а меня всегда бесит, когда дома без номеров. Выступаю на площади тоже не я, не по чину, да и, если честно, мне уже во Дворец спорта пора, зачем вообще приехал сюда, дел, что ли, мало? Вон Илюха сразу поехал на конкурс, хотя, он, пока меня нет, старший.
Проспект Мира перегородили для транспорта по случаю праздника и сделали пешеходным, а на параллельном ему проспекте Маркса одну полосу оставили для автобусов. Никого не предупредив, иду на остановку «Луч», там, на перегруженном автобусе-копейке еду три остановки до Острова отдыха. Поглядываю на часы — время есть, но мне ещё надо найти родителей Людмилы и провести их во Дворец на конкурс. Места я им приготовил из своей заначки, но билеты у Александры, в том числе и мой, а она уже внутри спорткомплекса. Пропуска никакого нет, ведь мероприятие длится один день. Зачем? А вот мне бы он сейчас пригодился. Просил же встретить меня! Коза.
— Толя, мы тут! — кричит мама Людмилки, высмотрев меня в толпе заходящих во дворец зрителей.
Машу рукой им.
Степенно и важно подходят ещё молодые папа и мама моей подружки.
— Я уже переживать начала, что опоздаем к началу — галдит мама, а батя делает вид, что ему всё равно.
Но руку попытался сжать! Ха. Со мной такие фокусы давно не проходят, сам он скривился, как будто лимон съел.
На входе толкучки нет пока, все имеющиеся в наличии турникеты исправно пропускают зрителей вовнутрь.
— Не положено, — говорит парень на мою просьбу пропустить меня и пару отпускников.
— Билеты есть, должна мне девушка вынести, я вообще глава жюри, — поясняю я, злясь на безответственную напарницу.
— Молодой человек, у нас дочка в конкурсе участвует! — пытается разжалобить стража порядка мама.
— То председатель жюри, то дочка, вы уж договоритесь между собой что говорить, — усмехается парень. — Отойдите от входа.
— Опоздаем же!