Читать интересную книгу Изувер - Валерий Барабашов

Но тогда ей дадут другое задание, она может стать постоянным информатором ФСБ… А что делать? Дамоклов меч над ее головой пока что висит, объяснительная у них, наркотики — тоже, идиоты эти, наркоманы, ее заложили… Теперь она на крючке у фээсбэшников, как бы себе и не принадлежит.

Вот сволочь этот Мосол! В какую историю втравил, в какую зависимость вогнал. Как в угол бильярдный шар закатил! В сетке, в капкане! Ни туда не прыгнешь, ни сюда.

Ладно, она согласится помочь ФСБ. Она убедилась уже, что это — люди слова, с ними можно иметь дело. Пообещали — значит, выполнят.

Надо рискнуть. А потом сделать всем ручкой.

И Мосолу, и этим ублюдкам-наркоманам, и ФСБ.

Будет спокойно сидеть в киоске и торговать. Дороже свободы, конечно, ничего нет. У нее — Ксюшка, мать. Про это она, Марина, всегда должна помнить.

А вообще эти парни из ФСБ тоже ведь рискуют. И очень. Открыть ей такую тайну… про убийцу!

Но, видно, они решили, что ей это можно доверить. Да она и в самом деле баба не болтливая, язык у нее от новостей не чешется. Она и про Кашалота кое-чего знает, и про того же Мосола. Те еще мужики. Тут копнуть, так…

Все! Она ничего не знает, она все забыла. Хорошо и давно усвоила: распускать язык — себе яму копать. Лучше поступить так, как она решила: схитрить. Потянуть время. Выждать. Сделать вид, что работает на ФСБ, выполняет их задание.

А жизнь потом сама все расставит на свои места.

— А что я конкретно должна делать? — спросила она Омельченко. — О чем надо спрашивать этого человека? Что вас интересует? И, позвольте спросить: если вы знаете, что этот человек когото действительно убил, то почему вы его не арестуете?

Офицеры заметили ее волнение, напряженность в голосе и лице. И прекрасно, конечно, понимали ее душевное состояние.

Вопрос Марины был вполне резонным, прямым, на него и отвечать надо было так же — прямо.

— Марина, — сказал Омельченко как можно спокойнее. — Мы знаем этого человека, да, но пока что он просто подозреваемый. Нам нужны доказательства его вины. Подтверждения. Улики.

Вещественные доказательства. Сейчас, сегодня, мы вас ни о чем конкретном просить не будем.

Покажем фотографию, а уж вы сами решите… Но вы должны прежде всего подписать вот этот документ о неразглашении сведений оперативного характера. — Андрей взял из рук Брянцева заготовленный бланк. — Сами понимаете…

— Понимаю, — перебила Безуглова.

Скользнув взглядом по листку, Марина поставила свою подпись. Потребовала:

— Показывайте фотографию!

Открыв папку, лежащую на переднем сиденье, Омельченко вынул оттуда снимок, положил его на колени Марины.

— Паша?! — вскрикнула Безуглова. — Н… не может этого быть! Господи, да вы… вы не ошиблись, ребята?! Это же… это же… — и она чуть не сказала: «Это же мой Павлик!»

Руки Марины дрожали. Левой ладонью она прикрыла рот, который, казалось, закричал на весь белый свет, а правая рука поднесла фотографию к самым глазам, вертела ее так и сяк, тянула к свету, к тускло горящей в салоне лампочке.

— Не может этого быть, — повторила она потрясенно, потерянно, убито.

Павел смотрел с фотографии куда-то вбок, в сторону. Был он снят у подъезда ее дома, она тотчас узнала козырек навеса у входной двери, железный большой ящик, какой оставили слесаряремонтники из домоуправления, там они прятали свой сварочный аппарат, всякие дефицитные железки…

Потрясение Марины было сильным. Даже когда ее поймали с этими пакетиками опия, и то волновалась меньше. И когда муж бросил ее с крохотной Ксюшкой, она нашла в себе силы…

Паша! Человек, с которым она связывала большие надежды, которому она наговорила столько ласковых, ночных слов, идущих из самой души…

И он — убийца?!

Невольные, безудержные слезы покатились из ее глаз. Она не хотела, чтобы их видели сотрудники ФСБ, отвернулась к окну, все еще держа в руках фотографию Павла. Значит, они, эти вежливые молодые люди, офицеры госбезопасности, все знали? Раз они фотографировали его возле ее дома, следили за ним. Значит, они и с наркотиками ее поймали, чтобы потом…

Ладно, ладно, не об этом теперь речь. Теперь надо думать, как быть. Они ведь хотят, чтобы именно она помогла, она, Марина, любовница Павла!

Господи, помоги-и!

Прошло несколько минут томительного тревожного молчания. Безуглова напряженно размышляла над ситуацией, молчали и Омельченко с Брянцевым. Конечно, после такого открытия женщина должна была прийти в себя.

Офицеры терпеливо ждали.

— Так что все-таки я должна делать? — Голос Безугловой стал глуше, в нем появились решительные, злые нотки.

— Во-первых, успокоиться, взять себя в руки, Марина, — посоветовал Омелъченко. — Ничего страшного пока не случилось. И делать пока ничего не надо. Придите в себя. Мы понимаем, что значит увидеть эту фотографию. Любой из нас повел бы себя так же. Это надо пережить.

Он взял из рук Марины снимок, сунул его в папку.

— Хорошо, — сказала она. — Я все поняла.

Отвезите меня домой. Я вам позвоню.

Глава 26

КОШМАРНЫЙ СОН

Дома Марину ждал еще один сюрприз.

Едва она открыла дверь, как в коридор выбежала Ксюша: в короткой красной юбочке и нарядной кофточке, с красным же бантом на голове. Радостная, счастливая, кинулась к матери на шею, затормошила:

— Мамочка! Мамочка! А мы с бабушкой давно уже приехали. Думали, ты дома, а тебя нет. Мама, а у бабушки Лизка четырех котят родила, я видела… ой, они все мокренькие были, слепые. Лизка их облизывала язычком, поняла? А можно, я потом сюда котеночка привезу? Один такой пушистенький, и хвостик у него пушистенький…

— Ну, пусть сначала подрастут, Ксюшснька, а там решим.

Вышла в прихожую мать — суровая, с аскетическим лицом, высокая старуха. Нежностей по отношению к Марине никаких не проявила, сказала без улыбки.

— Здравствуй. Что это ты бледная такая?

— Да голова что-то болит. Целый же день в киоске сидела, без свежего воздуха.

— Я там картошки почистила. Сварить или пожарить? Тебя ждали.

— Как хочешь. Мне все равно.

Мать ушла на кухню, загремела кастрюлями, а Марина, сняв верхнюю одежду, пошла с дочкой в комнату, слушала и не слушала ее лепет о котятах, курочках, о соседском мальчишке, который зимой кидал им в окна снежки. А бабушка потом пошла с хворостиной, и мальчик убежал…

Марина кивала головой, делала вид, что ей все это очень интересно, даже вопросы задавала, чтото уточняла и переспрашивала, поощряла дочку рассказывать, а сама была далеко-далеко…

Потом они ужинали, смотрели телевизор и после выкаблучиваний розового Хрюши и туповатого Степашки Ксюша пошла спать.

— Хочу в цирк! — заявила она уже в кровати, обнимая мать. — Бабушка сказала, что у вас тут кошечки выступают и собачки. Она это на афише прочитала, когда мы с автовокзала ехали, поняла?

— У «вас»! — улыбнулась Марина. — Это твой город, маленькая, твой цирк. Ты тут, в городе, родилась, это твоя родина. Поживешь, пока вырастешь, у бабушки, а потом домой приедешь, тут будешь всегда жить. Поняла?

— Ага. Ну это я так, мамуленька, я просто отвыкла.

Марина поцеловала дочку, закрыла дверь в комнату, пошла к матери. Та сидела перед телевизором, рассказывали про какого-то Березовского, который одной ногой вроде бы жил в Израиле, а другой в России, про украденных в Чечне журналистов. Выступал и генерал Лебедь, но в гражданском пиджаке, ревел в микрофон: «Главное, мы прекратили войну. А парней этих найдем. Это я вам гарантирую!»

Мать выключила телевизор.

— Голова аж гудит, кажный про свое. Как живешь, Марина, расскажи. Давно уж не видались, зима прошла. Ты что-то редко стала ездить.

Я и говорю Ксюшке: поедем-ка мать твою проведаем. Жива она там, аи нет?

— Да что со мной сделается!.. Грипп был, я не поехала, думаю, Ксюшу еще заражу… Потом у нас сразу две продавщицы бюллетенили, шеф меня попросил, я по двенадцать часов в ларьке сидела, с утра до ночи. Придешь, бухнешься в постель, поспишь, да к восьми опять на работу. Так вот и зима прошла.

— Ну а платит-то он тебе хорошо?

— Нормально. «Лимон», конечно, не получается, но около того. Я даже кое-что откладываю, для Ксюшки. Через год ей в школу, а теперь один ранец сто тысяч стоит. Сразу девке несколько «лимонов» потребуется… Вы-то как? Не болели?

— Ксюшка сопливила немного, дак я ее совсем на улицу не пускала. А я сама ничего, обошлось.

Мать, не торопясь, рассказала о деревенских новостях, о соседях и родственниках, о курах, которые стали что-то хуже нестись, о тех же котятах, каких Лизка принесла аж пять штук, и теперь надо думать, что с ними делать…

И снова Марина слушала и не слушала. Стоял перед глазами снимок Павла…

— Встречаешься с кем аи нет? — без всякой дипломатии, напрямую спросила мать. — Я Ксюшку-то могу и до школы подержать. Поживи одна.