Рут, которой и до того было не очень хорошо, стало еще хуже. Доктор Штайн велел ложиться в больницу. И когда Майк позвонил из Лондона, чтобы справиться о ее здоровье, ему ответила Филлис Блюм. Она сообщила, что Рут умирает в больнице от почечной инфекции.
Майк примчался в Нью-Йорк и поселился в отеле рядом с центральной нью-йоркской клиникой.
И остался рядом с Рут. При всем желании его присутствие нельзя было игнорировать. Врачи подвергались ежедневным допросам. По его настоянию Филлис Блюм разрешили изредка видеться с дочерью, да и то лишь в сопровождении Джерри Блюма, отца Рут. «Ньюс» стала регулярно публиковать бюллетени о самочувствии редактора отдела моды.
Тед, ненавидевший получать информацию из вторых рук, решил самолично навестить Рут, но у двери ее палаты наткнулся на Майка.
— Туда нельзя, — заявил он. — Ее не стоит беспокоить.
Тед привык общаться с «трудными» людьми.
— Поэтому меня и необходимо пропустить. Я смогу отвлечь ее новостями с работы. К тому же, вернувшись в отдел, она будет в курсе дела.
— Слушай, дорогой, ты разве еще не понял, как стоит вопрос? Увидит ли Рут вообще свой отдел?
— И ты с ней это обсуждаешь? Хорошее утешение.
— Разумеется, не обсуждаю. За кого ты меня принимаешь?
Тед уже хотел объяснить, но в последнюю секунду передумал:
— Впусти меня на пять минут, Не убью же я ее. Хочу только передать, как мы по ней соскучились. И насколько легче нам было бы работать, вернись она к нам.
Чуть подумав, Майк неохотно согласился:
— Только не больше пяти минут. И поаккуратнее там с ней.
Зрелище, открывшееся с порога, ошеломило Теда, однако он и виду не подал.
— Значит, тебе все-таки удалось похудеть, — весело сказал он. — Очень тебе к лицу.
— Шутишь? Сам знаешь, как я выгляжу, поэтому не надо мне вешать лапшу.
— Ты заболела, Рут, только и всего. Покажи мне человека, который расцветает во время болезни. Возьми себя в руки. У меня, кстати, есть новости, они должны поднять тебе настроение.
Ее глаза на мгновение оживились.
— Ну-ка, ну-ка?
— По поводу твоей епархии. Полагаю, тебе будет приятно узнать, что работа не накрылась медным тазом в твое отсутствие. И благодарить за это мы должны отнюдь не Трейси.
— В самом деле?
Рут слушала с явным интересом.
— Твоя помощница непроходимая дура, — сказал Тед, радуясь ее реакции. — Она все безбожно перевирает. А съемки с моделями, которые она проводит… Это надо видеть! Хорошо, что ты в больнице.
— Как же вы держитесь? — забеспокоилась Рут.
— Очень просто. Мы с Биллом просим помощи на стороне, а Трейси отпускаем на обед. Она пока ничего не подозревает.
— Скорее бы мне вернуться.
— Вот и я о том же. Но только когда почувствуешь себя лучше. Если ты попытаешься вырваться отсюда, Майк съест меня.
— Майк… Если бы не он, я давно бы отбросила копыта.
И она говорила вполне серьезно. В тридцать пять, имея восьмилетний опыт безнаказанного помыкания мужчинами, Рут начала осваивать азбуку настоящей любви. Научилась принимать бескорыстную помощь мужчины. Научилась отдавать ему часть своей боли и страданий. Научилась быть зависимой. Все это давалось Рут нелегко, иногда ее охватывало бешенство, и тогда она кричала на всех. На медсестер, на мать, на Майка. Однако, на того это не действовало. Потому что он любил ее. И каждый раз, осознав это, Рут быстро успокаивалась.
Майк любил ее. Бесспорно. Он был рядом в Париже, а потом в Нью-Йорке. Он не отходил от нее, даже когда она злилась, когда ей становилось особенно плохо, когда она ужасно выглядела. Он был рядом. И Рут пришлось смириться. Майк Стоун стал ее мужчиной и другом. В радости и печали, в здравии и болезни.
И она платила Майку тем же бесценным чувством, какое он положил к ее ногам;
Тем временем инфекция перекинулась на вторую почку, и Рут познакомилась с очередным достижением современной науки: аппаратом для диализа.
Трижды в неделю ее подключали к какому-то агрегату, втыкали в руки иголки, делали переливание крови. Иногда Рут задавала себе вопрос: «Сколько я еще протяну?» Но никогда не говорила об этом вслух, никогда не расспрашивала врачей. Она боялась услышать страшную правду. К которой была не готова.
Через полгода, когда доктор Штайн уже начал подыскивать донорскую почку, организм Рут вдруг решил, что жизнь лучше смерти. Медикаменты, которые раньше не помогали, вдруг возымели действие. Рут поправлялась очень медленно, но поправлялась. Боль отступила, и щеки снова порозовели.
К весне ее выписали. Поначалу Рут передвигалась только в кресле-коляске, а через неделю стала даже вставать.
Майк переехал к ней.
В этом не было ничего романтического. Просто Рут нуждалась в няньке, а Майк боялся доверить ее нерасторопным медсестрам. И когда Филлис Блюм спросила у дочери, знает ли она, что делает, Рут посмотрела на нее как на сумасшедшую.
А еще через неделю Рут и Майк стали жить вместе. В этом тоже не было ничего особенного. Просто она привыкла засыпать на руках у Майка еще в больнице.
Однажды утром, проснувшись раньше Майка и обнаружив, что у него эрекция, Рут пришла восторг.
— И долго ты собирался скрывать от меня это? — спросила она, когда Майк открыл сонные глаза.
— Пока ты не будешь готова.
В начале мая она решила, что раз ей под силу заниматься любовью, то можно вернуться к работе. Врачи одобрили ее решение.
Первое, что бросилось Рут в глаза, едва она появилась в своем отделе, была Трейси. Рут еще до командировки в Париж отметила происшедшую в ней перемену, но, оказывается, это были просто цветочки в сравнении с тем, что она увидела сейчас. Трейси Ривс выглядела так, будто снималась в «Династии». И играла там Алексис.
Темно-каштановые волосы спадают на плечи, голливудский макияж, наряд от Валентино.
«Вот тебе и постоянные обеденные перерывы. Видимо, Трейси на них даром времени не теряла». Рут представила, как эта рыжая ездит на метро в «Лойман». Нет, Трейси для этого слишком ленива. Кто-то ей покупает или, может, ей увеличили зарплату и она сама покупает их не в «Лоймане», а у «Валентино»?
Рут всерьез обеспокоилась. Если Трейси увеличили зарплату, следовательно, ее повысили и в должности.
Спустя час опасения Рут подтвердились.
В половине двенадцатого, сразу после утренней летучки, в офис влетел Билл Герати. Небрежно кивнув Рут, которую уже видел, он направился к Трейси.
— Что у тебя есть для нас? — спросил он.
Трейси потупила глазки:
— Наверно, ты должен спросить у Рут. Она вернулась и, очевидно, уже приняла дела.